Глава 3
Приключения в оазисе

Элерт восседал над грудой оперативных карт.

– Шмидт, подготовьтесь выполнить спецзадание генерала. Вам надлежит немедленно отправиться штаб-квартиру 5-й легкой дивизии и явиться к оперативному офицеру. – Он жестом подозвал меня поближе. – Посмотрите на эту карту. Непосредственно перед Эль-Агейлой расположены позиции германского батальона. Здесь к югу есть оазис Марада, возможно еще не занятый противником. Вам следует принять под свое командование моторизованный отряд и несколько бронемашин и занять этот оазис. Там вам необходимо будет выяснить и доложить, сможет ли сильный боевой отряд нанести оттуда удар по оазису Джалу и выбить из него противника.

Элерт добавил, что это очень ответственное задание и его успешное выполнение будет иметь далеко идущие последствия. В раздумье он добавил:

– Если Марада занят противником, вам предстоит овладеть им. И если противник попытается вернуть утраченные позиции, то вы должны будете удержать его любой ценой. Дополнительную информацию получите в Мраморной Арке. Все ясно?

Я кратко повторил полученные инструкции, но не решился задавать вопросы, поскольку знал, с какой неприязнью Элерт на них реагирует. Когда я повернулся, чтобы покинуть фургон, Элерт вручил мне оперативную карту:

– Берегите ее. У нас только три экземпляра. И доложитесь командующему, прежде чем отправитесь.

Сердце мое радостно билось. Я испытывал гордость и волнующее предчувствие приключения, к которому примешивался страх. Пока упаковывали мое снаряжение, я приказал водителю заправить машину бензином и через несколько минут был готов ехать. Я доложил Роммелю о своем отъезде, но он лишь кивнул в ответ.

Путь до Мраморной Арки оказался тяжелым, поскольку мы постоянно следили за небом, опасаясь появления вражеских самолетов. Вечером я заметил в пустыне большую арку, к югу от нее стену из светлого камня, а рядом с ней вкопанные в песок машины и танки, палатки и укрытия – это была штаб-квартира 5-й легкой дивизии. Я немедленно доложил о своем прибытии начальнику оперативного отдела дивизии майору Хаузеру, который впоследствии стал генералом и начальником штаба 14-й армии в Италии. Не успел я прибыть к нему, как в палатку Хаузера вошел генерал-лейтенант Штрайх – командир дивизии.

Оба они мне понравились – держались неофициально и по-дружески, предложили стакан пива – роскошь, невиданную в штаб-квартире Роммеля в пустыне. Они знали о моем задании и рассчитали организационные моменты. Мы обсудили детали, а потом вызвали начальника отдела разведки. Он был тоже дружелюбен, но слегка высокомерен. Это был капитан фон Клюге, сын знаменитого генерала, по прозвищу Умный Ганс^[2]. Не думаю, чтобы его сын заслуживал подобного прозвища.

Дивизионная столовая была удобнее и богаче, чем у Роммеля. Я увидел, что здесь можно купить выпивку, сигареты и даже конфеты, что мне особенно понравилось, ибо я не курил.

Разговор в столовой в тот вечер вращался вокруг политики. Наверное, я был неосторожен, осудив заявление Геббельса в поддержку гонения евреев в 1938 году как «спонтанную демонстрацию духа германской нации». Не будучи приверженцем евреев, я заявил, что политика антисемитизма недостойна нации. Пожилому офицеру-резервисту, земледельцу из Мекленбурга, похоже, понравилось мое прямолинейное высказывание, и он сказал:

– Я рад слышать это от молодого офицера, но взгляните на своего соседа – он думает совсем иначе.

Моим соседом был другой лейтенант, лет сорока, крепкий и агрессивный с виду, с массивным лбом, всегда слегка набыченным, как будто он был слишком тяжел или как будто лейтенант был постоянно погружен в тяжелые раздумья. Я не заметил с его стороны никакой реакции, но решил представиться. В последующей несколько натянутой беседе выяснилось, что лейтенант Берндт в гражданской жизни работал консультантом в министерстве пропаганды Геббельса и был автором книги «Прорыв танков-охотников». Он никак не отреагировал на мою критику Геббельса, и на протяжении вечера мы с ним успели подружиться. Никто из нас и не предполагал тогда, что нам предстоит прожить вместе много месяцев.

В ту ночь томми забросали нас осветительными ракетами (которые мы называли «рождественскими елками») и осколочными снарядами. Их осколком разорвало крышу моей палатки, и мне открылся прекрасный вид на африканские звезды.

Задолго до рассвета я занял свое место во главе колонны, которая отправилась в оазис Марада. В колонне было около тридцати единиц техники, включая четыре бронемашины связи, полдюжины легких вездеходов «фольксваген», два грузовика с зенитными установками и два – с противотанковыми орудиями; остальные – открытые машины и грузовики для перевозки солдат, боеприпасов и продовольствия. Мою колонну сопровождали три молодых офицера – командир роты, лейтенант, которого, как и меня, звали Шмидт, и лейтенант, командир связистов.

Мы продвигались к востоку. Но когда до Эль-Агейлы осталось всего несколько километров, залпы британской артиллерии подсказали нам, что пора сворачивать с дороги, шедшей по побережью, на юг. Мы направились в сторону Марады, следя, не появятся ли наши бронемашины, которые, по нашим сведениям, патрулировали эту местность. Через два часа мы натолкнулись в пустыне на разведотряд. Командир огромной четырехосной бронемашины дал нам новые координаты и предложил проводить до дороги на Мараду. И мы двинулись дальше.

Связисты передали вперед по колонне предложение остановиться. Они перехватили радиосообщение на английском языке: «Колонна противника движется в нашем направлении». Мы внимательно осмотрели местность и решили, что наблюдатель, скорее всего, прячется где-нибудь за возвышенностью недалеко от дороги на Мараду. Я вызвал шесть машин и приказал им рассредоточиться веером по неровной поверхности пустыни. Вскоре из машины связи доложили еще об одном послании по-английски: «Шесть легких разведывательных машин неизвестной модели движутся в южном направлении».

Командир четырехосника предложил атаковать подозрительную высоту. Я опасался мин и приказал ему продвинуться вперед на сотню метров и остановиться, что он и сделал. Тут мы перехватили еще одно сообщение: «Тяжелый бронеавтомобиль движется по направлению ко мне. Если противник подойдет ближе, буду вынужден прекратить наблюдение».

На двух легких бронемашинах я присоединился к четырехосной бронемашине. Обменявшись несколькими фразами с ее командиром, мы предприняли атаку на высоту. Но, не проехав и мили, увидели облака пыли, поднятой тремя быстро удаляющимися небольшими британскими бронемашинами.

Путь на юг был свободен. Мы двигались, соблюдая осторожность, и все-таки один из грузовиков подорвался на мине. К счастью, погиб только один человек. Командиру тяжелой бронемашины наскучило сопровождать нас, тем более что мы уже нашли дорогу. Он дал нам еще несколько советов и отправился к своим товарищам. Мои саперы принялись расчищать проходы в минном поле – на это у них ушло всего полчаса.

Ночь опустилась на нас быстрее, чем хотелось бы. Поскольку летающие на бреющем полете самолеты противника были для нас так же опасны, как и мины, мы решили воспользоваться тем, что ночь выдалась лунная, и продолжить путь. С первыми лучами солнца мы достигли оазиса Марада. Противника там не оказалось, и мы заняли его без единого выстрела. Арабы, населяющие этот оазис, через нашего переводчика сообщили, что небольшой моторизованный отряд британцев два дня назад ушел в северном направлении.

К нашей радости, мы обнаружили источник свежей воды, который давал начало ручейку. Весь день ушел на оборудование оборонительных позиций на случай возможного нападения. Вечером мы слушали новости Би-би-си. Сводки боевых действий, как обычно, сводились к событиям предыдущего дня. Сообщалось следующее: «Германская бронетехника передвигалась в южном направлении от Эль-Агейлы». Мы не сомневались, что речь шла о нашем отряде, и чувствовали себя польщенными.

К выполнению нашего основного задания приступили на следующее утро. Мы планировали произвести разведку дороги к оазису Джалу, расположенному в 240 километрах к востоку. Я оставил Мараду на командира роты и выбрал для разведки две машины, каждая с экипажем из трех человек. Обе эти машины были вооружены легкими зенитными пулеметами с четырьмя ящиками боеприпасов. Четвертое сиденье в них было занято канистрами с бензином – такие канистры британцы называют «джерри-кэн». Канистры с водой были укреплены спереди. Это были обычные машины с задним приводом и воздушным охлаждением. По бокам были укреплены фашины, на тот случай, если мы увязнем в мягком песке. Меня должен был сопровождать лейтенант Шмидт, и я отправил его выбрать двух добровольцев-мотоциклистов и двух пулеметчиков.

После первого же часа нашего движения на юг я стал опасаться, что мы никогда не достигнем конца пути. Через каждые пять минут мы увязали в глубоком песке. Но постепенно цвет песка сменился на светло-желтый, дорога стала тверже, и мы смогли двигаться с ровной и достаточно высокой скоростью. Через три часа на горизонте с юга появились очертания холма с плоской вершиной. Я понял, что пора поворачивать на восток, но громадные и непреодолимые песчаные барханы – отроги песчаного моря Каланшо – преградили нам путь. Местность круто поднималась в направлении восточного плато. Я понял, что сегодня мы не доберемся до места назначения.

Когда мы достигли холма с плоской вершиной, мой водитель обратил внимание на ряд высоких шестов, торчащих из песка на расстоянии примерно мили друг от друга. Подумав, что эти шесты указывают путь на юг, мы решили поехать туда, куда они вели, надеясь достичь подножия холма и подъема на плато. Весь день прошел впустую. Вечером я взобрался на вершину плато и обнаружил свежие отпечатки широких гусениц британских танков.

День сменился звездной ночью. Мы немного перекусили сухарями, запив их лимонным соком, расставили посты и стали по очереди отдыхать. Во время дежурства я задумался о том, куда мы заехали, и понял, что очутились на отмеченной вехами дороге на Куфру. Проблема теперь состояла в том, чтобы найти путь через песчаные барханы и обойти непреодолимый подъем, ведущий к плато.

На рассвете мы продолжили путь. Наши машины шли не друг за другом, а борт к борту. Если одна машина застревала, то не мешала двигаться другой. Мы шли вперед довольно быстро, поскольку нам удавалось вручную вытаскивать свои легкие «фольксвагены», когда они зарывались в песок, водитель оставался за рулем, а два пассажира поднимали сначала одну сторону и подсовывали фашину под колеса, затем проделывали ту же операцию с другой стороны.

Я подсчитал, что мы ближе к Куфре, чем к Джалу. Местность становилась все более неприступной. По всем направлениям обзор был ограничен, со всех сторон нас окружали барханы. Неожиданно обе машины соскользнули с крутого склона и оказались в глубокой ложбине. Только после нескольких часов изнурительной работы нам удалось втащить их на относительно ровную поверхность. Мы использовали половину запасов бензина, и нам не оставалось ничего иного, как вернуться в Мараду. Мы прибыли туда в полдень следующего дня.

В тот же день я сделал еще одну попытку с другими людьми и на других машинах найти путь через кажущиеся непреодолимыми барханы, двигаясь к северо-востоку от холма с плоской вершиной. Мы нашли путь к Джалу – и обнаружили, что оазис занят противником. Но я смог доложить, что этот путь пригоден только для специально приспособленного транспорта; о тяжелой бронетанковой технике и речи быть не могло. Я возвращался в Мараду вполне удовлетворенным, несмотря на то что моя экспедиция не принесла желаемых результатов.

А в оазисе меня ждал сюрприз.