На следующий день на главных улицах Триполи прошел танковый парад Роммеля. Был яркий солнечный день, но итальянское население, похоже, не проявило особого интереса к этой демонстрации силы. Единственная многочисленная группа гражданских стояла вокруг платформы, на которой Роммель, в сопровождении нескольких итальянских генералов, принимал парад. Я стоял подле своего нового начальника.
Один за другим через равные промежутки времени танки, грохоча, прокатывали мимо нас. Они производили ужасный шум, двигаясь по вымощенным щебнем улицам. Недалеко от платформы, где стоял Роммель, танки со страшным скрежетом и грохотом сворачивали на прилегающую улицу. Меня поразило число проезжавших танков, и я пожалел, что не стал считать их с самого начала. Через четверть часа я заметил неисправность в ходовой части одного из танков «Т-IV», который почему-то показался мне знакомым, хотя я не видел до этого его механика-водителя. И тут только до меня дошло, в чем дело, или, как говорят томми – английские военные, – пенни провалилось, и я невольно усмехнулся. Все больше танков, лязгая и грохоча, проходили этот поворот. Стало заметно, как пострадало от гусениц полотно дороги. Итальянцы пялились на все это, но не проявляли никаких эмоций. Где, думал я, их пресловутая живость и энтузиазм? Но вскоре понял.
Когда последний германский танк проехал мимо платформы, на которой стоял командующий, после непродолжительного перерыва, не так быстро и не так шумно двинулась вереница итальянских танков. Командиры экипажей с гордостью демонстрировали себя публике. На их лицах было написано выражение отваги и дерзости. Со всех сторон немедля посыпались приветственные возгласы. Люди размахивали руками; толпа бурлила. Послышались крики: «Вива Италия!»
Мы с товарищами по штабу были озадачены холодным приемом, оказанным германским войскам, которые, в конце концов, прибыли, чтобы помочь оборонять город. Похоже было, что нас просто терпели; популярностью мы не пользовались. Зато их бравые ребята были настоящими народными героями.
После того как проехал последний итальянский танк, Роммель выступил со своей первой речью в Северной Африке. Четкими и ясными фразами он выразил уверенность, что объединенными усилиями итальянцам и немцам удастся сдержать продвижение британских войск. Обер-лейтенант Хеггенрайнер, офицер связи с итальянскими войсками и единственный немецкий офицер, принявший участие в паническом бегстве итальянцев из Сиди-Баррани, когда Уэйвел в середине декабря совершил прорыв, слово в слово перевел речь Роммеля на итальянский. Его голос был чист и хорошо поставлен. Но аплодисменты прозвучали только тогда, когда толпа услышала, как Роммель упомянул успехи итальянских войск.
Через два часа после речи Роммеля 5-я легкая дивизия (не такая уж многочисленная, как можно было ожидать), пройдя через западные пригороды Триполи, вышла в пустыню и отправилась в сторону Эль-Агейлы, где проходил фронт и где окопались войска Уэйвела. Впервые немецкие танки двигались по африканской земле, чтобы напасть на противника.
И хотя на итальянское население танковый парад Роммеля не произвел особого впечатления, о британских шпионах этого сказать было нельзя. Судя по сообщениям радио, английский Главный штаб на Ближнем Востоке был поражен мощью германских экспедиционных сил в Триполи.
На следующий день я прибыл в распоряжение офицера оперативного отдела майора Элерта. Мне он показался человеком резким, с большим самомнением. И хотя доклад Роммелю был в тот момент еще в процессе подготовки, Элерт вызвал меня в свой кабинет, отозвался о нем одобрительно и передал мне несколько приказов. Роммель планировал обмануть противника – особенно французов, сторонников де Голля, которые под командованием Леклерка могли бы создать сильные помехи нашим войскам, расположенным южнее, в оазисах. Он планировал нанести ложный удар в южном направлении моторизованной колонной под командой подполковника фон Шверина. Ее целью был Мурзук. Как «опытный специалист по пустыням» я должен был сопровождать колонну в качестве советника. Я уже понимал, что жизнь в Триполи скоро станет однообразной, и, когда меня спросили, согласен ли я отправиться вместе с фон Шверином, я без колебаний признал, что лучшего человека для такой работы не найти.
В эту ночь Королевские ВВС бомбили Триполи. От стены моей комнаты остались обломки и пыль, и от этой мелкой пыли, по-видимому, загноилась небольшая ранка на щеке, оцарапанной осколком. Мне приказали срочно отправиться в госпиталь, и я узнал, что в экспедиции на Мурзук меня заменит обер-лейтенант Хохмейер, который был настоящим «специалистом по пустыням», поскольку до своей службы в армии долгое время прожил в Египте. Он был большим знатоком оазисов. Я, конечно, очень расстроился, что мне не придется участвовать в походе, хотя был новичком, изображающим специалиста. Но после того, как провел несколько дней в госпитале, Альдингер сказал мне:
– Скоро вы получите приличную должность в штабе Роммеля, и это развеет вашу скуку.
Действительность превзошла все мои ожидания.
Я постепенно познакомился с другими штабными офицерами и обнаружил, что обер-лейтенант Хеггенрайнер, несмотря на нашу разницу в званиях, относился ко мне лучше всех. Нас объединяло то, что мы оба принимали участие в отступлении итальянских войск в Эритрее. Я помню, как Хеггенрайнер рассказывал, что национальный герой Италии маршал Бальбао, вылетая из Тобрука, был сбит собственными зенитками. Теперь Хеггенрайнер жил в Триполи с итальянскими генералами на роскошной вилле покойного маршала.
Штаб Африканского корпуса вскоре переместился в более удобные апартаменты со всеми удобствами. Его офицеры быстро привыкли к роскошным условиям, включавшим в себя охлажденный лимонад в дневную жару и щегольскую белую форму для вечернего отдыха в неформальной обстановке.
Но Роммель был спартанцем, презиравшим все эти игрушки. Он отдал приказ, которого никто не ожидал. Штабу было приказано переехать в Восточную Триполитанию, чтобы, во-первых, быть ближе к подвижным резервам, расположенным за ущельем Эль-Агейлы, где мы теперь противостояли противнику, а во-вторых, привыкать к тем же климатическим и жилищным условиям, в каких жили строевые офицеры дивизии. Третьей причиной была реальная угроза штабу корпуса со стороны авиации противника, которая подвергала его массированным ударам и которой активно помогала густая шпионская сеть в городе.
Несколько дней назад я получил назначение – сопровождать генерала. Он проводил регулярные совещания с офицером отдела снабжения майором Отто, который отвечал за организацию всех поставок. Роммель проверял каждый отчет о прибытии войск и техники. Они не всегда его удовлетворяли. Британцы отправляли на дно Средиземного моря множество кораблей с важными грузами. Одно большое судно с грузом боеприпасов прорвалось в гавань Триполи, но его не успели вовремя разгрузить: судно разбомбили, и взорвавшиеся боеприпасы, которые находились в его трюмах, превратили в груду развалин целый квартал, а сам корабль пошел ко дну. Роммель часто казался обеспокоенным, но никогда не позволял себе впадать в отчаяние.
– Спасибо Господу, что оба батальона танковой дивизии прибыли почти в целости и сохранности, – успокаивал он себя.
Танки! Со дня его прибытия в Африку это слово было для него наиважнейшим; танки были маслом на его куске хлеба.
Главное командование сухопутных сил в Берлине прислало приказ о назначении Роммеля командующим германским Африканским корпусом. Насколько я помню, этот приказ появился на несколько недель позже, чем пришло подтверждение о присвоении Роммелю звания генерал-лейтенанта. Однако корпуса как такового еще в общем-то и не было. Не высадилась до конца даже 5-я легкая дивизия.
Майор Элерт из оперативного отдела проанализировал эту ситуацию в своем докладе:
– Противник ограничил активность разведкой. Наша воздушная разведка сообщает, что противник, очевидно, пополняет свои боевые подразделения и приводит в боевую готовность технику. С нашей стороны итальянские пехотные части продолжают удерживать фронт. На передовой особо отличился батальон «Санта Мария». Действуют также танковая дивизия «Ариете» и дивизия «Брешия». Германские разведподразделения вступили в бой с противником. Танковая дивизия заняла позиции в качестве подвижного резерва. Тем временем прибыли лишь два батальона из мотопехотного полка, две или три батареи полевой артиллерии, половина саперного батальона, рота снабжения, передовые подразделения 15-й танковой дивизии. Воздушная обстановка, – продолжал он свой доклад, – улучшилась в нашу пользу благодаря усилению наших истребительных частей и артиллерии ПВО. Личный состав 5-й легкой дивизии под командованием генерал-лейтенанта Штрайха занял позиции у Мраморной Арки. Командующий приказал штабу Африканского корпуса занять позицию в районе Сирта, срок исполнения – сегодняшняя ночь.
Марш начался вечером. Роммель возглавлял колонну на машине, в которой кроме Альдингера находился ординарец генерала фельдфебель по имени Гюнтер, маленький парень с копной волос соломенного цвета, который при любых обстоятельствах сохранял невозмутимость, что меня сильно раздражало. Непосредственно за генералом следовали трое связных на мотоциклах. За ними двигался замаскированный грузовик оперативного отдела, в котором Элерт и обер-лейтенант Хосслин контролировали движение по маршруту и положение противника. Затем шла моя штабная машина. Со мной находился обер-лейтенант, отвечавший за связь, который на каждой остановке поддерживал связь со своими подчиненными в грузовике, шедшем далеко позади, в хвосте длинной колонны.
Через два дня мы обосновались в новой штаб-квартире в районе Сирта. В этом месте не было ничего, кроме нескольких домишек, песчаной взлетно-посадочной полосы да несметного полчища мух. Никаких охлажденных напитков, как в «Уаддане», отметил я. Сирт мне не понравился. Но у меня не было времени роптать по поводу неудобств. Меня ожидал приказ: «Лейтенанту Шмидту немедленно явиться в машину оперативного отдела».
Я увидел Роммеля, сидящего под навесом около грузовика Элерта и беседующего с генерал-лейтенантом Фрёлихом, командующим подразделением люфтваффе. Я лихо отсалютовал, но никто из них не обратил на меня никакого внимания. Гордость двадцатипятилетнего молодого человека была задета. Но это не было проявлением неуважения, я понял, что они заняты делом чрезвычайной важности.
– Фюрер приказал мне провести воздушную разведку совместно с 5-й легкой дивизией, – произнес Роммель. – И мне понадобится ваша помощь в воздухе…
Телефонный звонок заглушил конец фразы и ответ Фрёлиха. Он высказывал свои возражения или указывал на трудности.
– Фрёлих! – перебил Роммель, повысив голос, но Фрёлих продолжал:
– Я сделаю все, что в моих силах, господин генерал, но…
В этот момент я услышал сердитый голос Элерта:
– Шмидт, я вас жду.
О проекте
О подписке