Здесь музыка рождается, и здесь же она засыпает.
– Ледяном лесе?
– Да, ты тоже ничего не слышал?
– Ты имеешь в виду ту старую легенду? – задумчиво переспросил я.
– А что, существует легенда? – оживился Баэль.
– Да, она упоминается в биографии основателя Эдена – Иксе Дюдро.
– Можешь вспомнить, что именно там говорится?
Я начал свой рассказ, воскрешая в памяти знания по истории Эдена и некоторые факты из биографии Иксе Дюдро.
Сегодня Эден является городом-автономией. За триста лет до появления Анакса, когда еще не было единого календаря, он представлял собой дикие земли, утопающие в снегу. Но все изменилось с тех пор, как Иксе Дюдро – первый де Моцерто – провозгласил себя хозяином этих мест. С ним приехали его сподвижники, называвшие себя дюдронами. Благодаря усилиям Иксе, который помогал жителям и обучал их всему, что знал сам, община сильно разрослась. А затем на этом месте возник великолепный город – обитель искусств и культуры. Иксе развивал светское искусство и запрещал шаманские культы. Через триста лет на соседних землях появилось новое государство Анакс. Именно тогда был создан единый календарь.
Король Анакса обрадовался, когда узнал, что этот прекрасный город не принадлежит ни одной стране, и вознамерился захватить его. Его действия вызвали возмущение, но не жителей Эдена, а вождей соседних племен. Они объявили, что пойдут войной на королевство, если Анакс поглотит Эден.
– Войной?! – недоумевал король Анакса.
– Именно так, – отвечали вожди.
– Не потому, что хотите завладеть им, а потому, что желаете ему свободы?
– Именно так.
Король долго раздумывал: на одной чаше весов был прекрасный город свободы Эден, а на другой – союз племен, выставивших против Анакса бесчисленные войска. Но король не захватил город, а приказал обозначить его на карте как Священную землю – не из страха, а из уважения к ее жителям.
Именно с тех пор Эден стали называть священным городом бога музыки Мотховена, не принадлежащим ни одной стране в мире. Племенные союзы, жившие по соседству, образовали государство – вожди стали королями, и лишь Эден неизменно пребывал свободным. Дюдро, который за всю жизнь искренне любил лишь дерево, не оставил потомков, и единственным его наследием стали пилигримы.
Следующие поколения жителей Эдена произвели на свет много талантов, особенно в области музыки. Поэтому наш город обрел известность как родина всех музыкантов.
– Говорят, что незадолго до смерти Иксе сжег то дерево, о котором заботился всю жизнь.
– Всю жизнь заботился о дереве? Звучит жутко.
– Но самое странное – оно не сгорело. Наоборот, остыло до такой степени, что покрылось льдом. Когда Иксе понял, что натворил, он бросился к дереву, вымаливая прощение. Но как только коснулся его ствола, то истлел, превратившись в пепел.
Баэль хмыкнул:
– Чушь какая-то.
– Доля правды в этом есть. По словам известного ученого Кириони, прикосновение к предмету, разогретому до высоких температур, ощущается как холод, а не жар. То дерево казалось покрытым инеем, но было горяче́е, чем огонь преисподней.
Баэль молчал, переваривая мой ответ, а затем внезапно спросил:
– Какое отношение эта история имеет к Ледяному лесу?
– Ты помнишь, что стало с деревом?
– И?..
– По словам биографа Иксе, который и придумал название лесу, после смерти основателя Эдена дерево никуда не делось. Как только с него падала засохшая ветка, из нее тут же вырастало новое дерево. Так постепенно на этом месте возник лес. Казалось, что эти бело-сизые деревья покрыты инеем, но на самом деле внутри них жил испепеляющий жар. Автор пишет, что видел Ледяной лес своими глазами, но насколько достоверна эта информация? В ту эпоху люди любили все преувеличивать и приукрашать.
Баэль задумался. По его заинтересованному взгляду я понял, что эта часть истории пришлась ему по душе. Я решил продолжить:
– Это просто легенда. В Эдене нет такого леса.
– Думаю, он существует. Я хочу найти его. Где находился дом Иксе Дюдро?
Я долго вглядывался в его лицо, не понимая, шутит он или нет.
– Слушай, ты действительно думаешь, что дом человека, жившего две тысячи лет назад, сохранился до наших дней?
– Само место же никуда не делось.
– Но никто не знает, где точно он жил.
– Одно мы знаем точно: в Эдене.
Видя по-детски воодушевленное лицо Баэля, я не смог сдержать улыбки. В этот момент я был очарован его искренним простодушием.
– Если хочешь, могу дать тебе прочитать эту книгу.
– Спасибо, конечно, но я ненавижу читать. Мне достаточно твоего рассказа. Ладно, мне пора.
– Так скоро?
– Я купил себе новые апартаменты. Дом отца слишком далеко от центра города. Хочу побыстрее осмотреть новое жилище.
Да, видимо, за три года Баэль и правда заработал целое состояние, раз смог позволить себе дом в самом центре.
Я проводил его до двери и пообещал, что обязательно загляну в гости.
Через несколько дней мы с Тристаном по традиции отправились в салон госпожи Капир. Друг предлагал и Баэлю присоединиться к нам, но тот отказался.
– Как думаешь, он еще не открывал ларец, в котором лежит Аврора? Не прикасался к ней?
Тристан, пожав плечами, ответил:
– Наверное, нет, раз еще жив.
– Тридцать лет прошло с тех пор. Может, она больше не опасна?
– Ты сам ее видел. Скажи, тебе показалось, что она утратила свою демоническую силу?
– Нет.
Сияние скрипки завораживало, словно манило в свои сети новую жертву. Аврора будто пыталась донести до всех, что у нее только один хозяин – великий Мотховен.
На горизонте показался дом маркиза, и у меня вдруг возникло странное предчувствие. В окнах не горел свет, и не слышалась музыка.
– Неужели сегодня все отменяется?
– Не думаю, иначе нас бы заранее оповестили.
Гадая, что же случилось, мы постучали в дверь. К нашему удивлению, нам открыла сама хозяйка. Прекрасные черты ее лица сегодня были омрачены вуалью скорби.
– Прошу прощения, но мероприятия не будет.
– Ничего страшного, мы все понимаем. Вы очень бледная, у вас что-то произошло? – с волнением в голосе спросил Тристан.
Госпожа Капир смотрела рассеянным взглядом куда-то вдаль, прикусив губу, а затем расплакалась, прислонившись к плечу моего друга.
Мы провели ее в дом.
– Что случилось? Расскажите, молю вас. Я сделаю все возможное, чтобы помочь, – искренне сказал я.
Госпожа Капир долго молчала, лишь изредка утирая текущие по щекам слезы, и наконец сказала нетвердым голосом:
– Мой муж сильно болен. Врачи говорят, что он не переживет сегодняшнюю ночь. Я прошу прощения, но у меня есть к вам просьба, именно поэтому я не отправила вам письмо об отмене сегодняшнего вечера.
– Не извиняйтесь! Мы сделаем все, что в наших силах. Мадам, вам стоит только попросить.
Я был готов сделать для госпожи Капир все, чтобы хоть как-то отплатить ей за всю доброту и внимание ко мне.
Госпожа Капир, с трудом подбирая слова, ответила:
– Он хочет послушать…
– Какую-то определенную музыку?
– Хочет перед смертью еще раз услышать его игру… Игру Антонио Баэля.
Теперь все понятно.
Мы с Тристаном переглянулись. Похоже, новость о возвращении Баэля затмила собой новость о конце света. По крайней мере, для маркиза Капира.
– Не плачьте, я приведу его, и как можно скорее.
– О, Тристан! Я вам так благодарна…
Движимый внезапным импульсом, я схватил друга за руку.
– Стой, пойду я.
Тристан заметно удивился, но кивнул в знак согласия. Я тут же бросился стрелой наружу и, не помня себя, помчался по аллее, обрамленной высокими тополями.
Зачем я остановил Тристана? Хотел убедиться, что после нашей беседы про Лес Баэль стал считать меня другом? Или, может, я просто не представлял, как успокоить рыдающую госпожу Капир, оставшись с ней наедине? Единственное, в чем я был уверен в тот момент: у меня получится уговорить Баэля.
На площади Монд я поймал первый попавшийся экипаж. К счастью, адрес Баэля был мне известен, несмотря на то что в гостях у него я так и не побывал. Спустя несколько минут я уже стучал в дверь его дома.
– Баэль! Это я, Коя!
Дверь он открыл почти сразу и хмуро уставился на меня.
– С чем пожаловал?
Я попытался объяснить ему ситуацию, но вышло довольно сумбурно.
– Госпожа Капир… То есть ее муж, маркиз, при смерти. Но он хотел бы напоследок услышать твою игру. Пойдем со мной, умоляю.
Я был уверен, что он согласится. Разве можно отказать умирающему в последнем желании? На его месте я не раздумывал бы ни секунды, тронутый такой просьбой.
Однако холодное лицо Баэля не дрогнуло. Мое воодушевление тут же сошло на нет, и я вдруг осознал, что совершил ужасную ошибку.
– Все аристократы считают музыкантов кем-то вроде своих слуг, которые должны бежать по первому их зову?
Услышав в его голосе презрение, я понял, что совсем не подумал, как Баэль воспримет просьбу госпожи Капир. Он ведь даже незнаком ни с маркизом, ни с его супругой.
– Это не так! Он умирает, понимаешь? Твоя игра может облегчить его страда…
– Мне все равно, умирает он или нет, – перебил меня Антонио. – Меня это не касается. Я не мальчик на побегушках. Никто не смеет мне приказывать, когда и кому играть! Даже ты!
Я смотрел на него и молчал. Почему я решил, что этот человек изменился? Может, сбило с толку то, что несколько дней назад он улыбнулся мне? Как мог я допустить даже мысль о том, что понимаю его? Откуда появилась слепая уверенность, что он наконец признал меня и стал моим другом?
– Я не хотел обидеть тебя… Прости, Баэль…
Только не плакать. Ты не должен показывать слабость, Коя.
Уговоры не помогали. Слезы застилали глаза.
«Самый настоящий плакса», – вдруг вспомнились слова матери.
– Я не считаю тебя мальчиком на побегушках… Но очень прошу, сыграй для маркиза в последний раз. Он прекрасный человек. Ты и сам это поймешь, когда познакомишься с ним.
– Какой же ты идиот! Я уже сказал, что мне все равно! Тем более у меня на носу концерты. Как ты думаешь, кто-нибудь из богатеев захочет отдать огромные деньги за билет, когда узнает, что я безвозмездно сыграл по первому зову какого-то аристократишки? Они все тут же притворятся умирающими, чтобы я сыграл и для них тоже. Я не занимаюсь благотворительностью. Даже если меня попросит сам Мотховен. Я никогда не буду бесплатно играть для людей, которые мне безразличны. Музыка – мой способ выжить, я зарабатываю на жизнь благодаря ей! Ведь я не отпрыск богатого рода, как некоторые! Живешь на всем готовом. Как же ты мне противен! – бросил мне в лицо Баэль и захлопнул дверь.
Я стоял в оцепенении и чувствовал, как по щекам катятся слезы. Его жестокие слова глубоко ранили меня, но зато теперь все стало предельно ясно. Вся неприязнь Баэля, которую я ощущал с самой первой встречи, была связана с моим происхождением.
– Мне так стыдно… Прости меня… За то, что хотел стать твоим истинным ценителем.
– Я так и знал, что ничего не выйдет, – сказал мне Тристан, когда я подъехал к дому маркиза.
Он помог мне выйти из экипажа, и я заметил, что его глаза наполнены тревогой.
– Может, поедешь домой?
– Нет, я не оставлю госпожу Капир.
– Тогда постарайся успокоиться и вытри слезы. Твое состояние еще больше ее расстроит, – сказал он, протягивая мне платок.
Я промокнул глаза. Голова нещадно болела, но я постарался прийти в себя.
Я вернулся в дом один, в дверях столкнулся с госпожой Капир. В поисках поддержки она сжала мою руку, но не проронила ни слова. Было видно, что она держится из последних сил.
Через какое-то время входная дверь распахнулась. На пороге показался Тристан, следом за ним шел Баэль. Я был не в силах смотреть на него – отвел взгляд. Сердце снова заныло от боли.
– Антонио Баэль, это действительно вы. Спасибо, что нашли время и почтили нас своим визитом.
Госпожа Капир бросилась к ним навстречу, и все ее жесты выражали глубокую признательность. Баэль лишь коротко поздоровался, не проявляя каких-либо эмоций, и последовал за ней наверх, в спальню маркиза. Тристан подошел ко мне и предложил пойти с ними. Мы поднялись на второй этаж, в комнату маркиза.
В спальне царил полумрак, и казалось, что все вокруг уже было окутано дыханием смерти.
– Ионас, он пришел. Ты так хотел услышать его…
Госпожа Капир осеклась, но через мгновение снова позвала дрожащим голосом:
– Ионас?
Ответом ей была тишина. Тристан вскрикнул.
Комната закружилась у меня перед глазами, и я оперся плечом о стену, чтобы не упасть. Слезы снова потекли по щекам.
Маркиз был хорошим человеком, как и его супруга. Он любил музыку, восхищался живописью и высоко ценил поэзию. Ионас Капир был настоящим пилигримом города искусств.
О проекте
О подписке