Перевод

В десять часов утра на кафедре иностранных языков раздался телефонный звонок. Все педагоги, собравшиеся в небольшой комнате и оживленно беседовавшие, разделившись на небольшие группки, на мгновение замерли. К телефону позвали Марго, так ее называли между собой педагоги.

Разговоры вокруг Марго возобновились. Она говорила тихо и проникновенно, при этом у нее говорило все лицо. Лоб собирался в гармошку, губы вытягивались трубочкой, брови поднимались и опускались, неподвижными оставались только уши и нос. Прозвенел звонок, учителя по одному, без спешки стали выходить с кафедры, а Марго продолжала что-то очень выразительно говорить в трубку. Последнее предложение прозвучало в полной тишине:

– Ну что вы, я так занята, я могу предложить вам свою коллегу, очень милую девочку.

Закончив разговор, она прошла в аудиторию к милой коллеге.

– Деличка, у меня для тебя прекрасная новость.

Она сделала многозначительную паузу, подняла брови, наморщила лоб, чтобы собеседница прониклась значимостью события.

– Только что позвонила известный режиссер и попросила меня продублировать фильм. Но ты ведь знаешь, как я занята.

Она вздохнула и развела руками.

– Представь себе, я решила порекомендовать тебя.

Тут нужно было изобразить восторг, что Деля, послушная девочка и сделала. Она улыбнулась, покачала головой и сказала:

– Ах, Марго, ты такая добрая.

Можно было понять нежелание Маргули, как ее иногда ласково называли, переводить фильм. В случае неуспеха она рисковала своей репутацией профессионала высокого класса, а в случае успеха, в лучшем случае ее ожидала похвала режиссера-женщины ее пригласившего, оплаты не предвиделось. Режиссер заранее предупредила, что клуб, организующий показ – благотворительный.

Далее события развивались стремительно. Оказалось, что дубляж фильма предполагался в тот же вечер, синхронным переводом. К тому же посмотреть фильм времени не оставалось, т.е. нужно было надевать наушники и около двух часов, почти без остановки и безо всякой подготовки переводить весь текст фильма.

Оценить "доброту" Маргули мог только профессиональный переводчик, но Деля к таковым явно не относилась.

После окончания занятий, Деля забежала домой, на ходу съела бутерброд и умчалась в Дом кино, где ожидался просмотр фильма. В просторном холле, она узнала по описаниям женщину режиссера, просившую о переводе.

– Да я так и думала, что вы такая. Марго мне звонила и сказала, что вы милая. Это правда, вы в самом деле очень милая.

Деля тотчас услышала в этой фразе интонацию Марго. У нее все особи женского пола были страшно милыми. Далее, при более детальном обсуждении той или иной подруги у нее постепенно вырисовывались "не очень милые" черты и при полной картине, становилось ясно, что она совершенная стерва. Деля только тут стала постепенно понимать в какую авантюру она ввязалась. Она заглянула в зрительный зал и ужаснулась. Он был почти заполнен зрителями. Режиссер, увидев ее реакцию, постаралась приободрить ее.

– Вы совершенно напрасно волнуетесь. Я вам расскажу, как переводила фильм в нашем клубе прежняя переводчица. Правда, у нее не было лингвистического образования. Она выучила язык сама. Например, она слушала диалог примерно минут на десять, а потом пересказывала его краткое содержание. Конечно, за это время фильм шел дальше и много текста было опущено, для нее главное следовать сюжетной линии. Может, она права. Во всяком случае зрители не выражали недовольства. Наоборот устанавливался своего рода контакт со зрительным залом. Если кто-либо не понимал чего-либо по ходу фильма, то мог громко спросить, и наша переводчица безотказно объясняла. Обстановка у нас в клубе почти домашняя и очень благожелательная. Почти все знакомы друг с другом, случайные люди бывают редко.

Деле немного полегчало. Она прошла в конец зала за пульт переводчика. Погас свет. Зрители в темноте продолжали тихо переговариваться, ерзать. Деля постаралась сосредоточиться. Пошли титры, она была близорука и с трудом, даже через очки, прочитывала имена.

– Громче, ничего не слышно, – послышалось из зала.

Внезапно ей показалось, что голос пропал. Спазмом сжало горло, и она не сможет произнести ни звука. Такое с ней происходило в детстве, в музыкальной школе на концерте. Пьеса, которую она прекрасно играла в классе, на сцене выходила бледной, заигранной. От ужаса перед публикой у нее зажималась кисть, внутри все холодело и дальше она играла как механическое пианино.

Она попыталась преодолеть состояние бессилия и повысила голос. Ей удалось. Ее голос, достаточно сильный и с живыми интонациями зазвучал в зале. В наушниках шел сначала авторский текст, а за ним следовали диалоги. Деле показалось, что она ничего не разбирает из льющегося потока речи. Она выхватывала группу слов и выговаривала фразу, немного похожую на то, что говорили с экрана. С каждым словом чужой язык становился понятнее. Наступил момент, когда она стала понимать и передавать довольно точно то, что происходило в фильме.

В зале кто-то почти рядом с ней заговорил громко, заглушая фильм. Ей захотелось одернуть человека. Но фильм не ждал, он несся вперед, а она послушно летела за ним. Деле очень повезло с фильмом. Если бы специально для неопытного переводчика выбирали бы фильм, то наверняка остановились бы именно на нем. Он был снят в пятидесятых годах. Современных жаргонизмов в нем почти не было. Скорость речи, также как и скорость, с которой менялись кадры на экране, были гораздо медленнее. Все происходило размеренно. Даже сцены, где бушевали страсти, казались спокойнее и выдержаннее. Природа людская независимо от времени остается прежней, но форма поведения и способы выражения претерпели значительные изменения. Движения достаточно резкие у современных героев, выглядели гораздо более плавными у героев пятидесятых годов. Ей не приходилось мучительно искать синоним, чтобы перевести в нормативную лексику какое-либо особенное ругательство. К середине фильма Деля начала получать удовольствие от необыкновенно трудной работы.

Зазвучала музыка, сначала тихо, потом все громче переходя в мажор. Она перевела дух и подумала, что финал близок. На экране появились финальные титры. Деля была почти счастлива. Она сняла наушники и поправила волосы. Зрители захлопали. Хотя было очевидно, что хлопали не ей, а режиссеру и актерам, создавшим фильм, почувствовала себя причастной к тому, что происходило на экране.

К ней подошла режиссер:

– Деличка, большое Вам спасибо. Все было замечательно. Надеюсь, мы будем с вами сотрудничать, первый опыт получился успешным.

Ей захотелось отказаться, вспомнив пережитый вначале шок, сравнимый с прыжком в ледяную прорубь. Но через минуту она улыбнулась и сказала неожиданно для самой себя:

– Обязательно.

Операция

Лили вернулась домой довольно поздно. По телевизору показывали съезд КПСС. Брат сидел напротив телевизора и время от времени довольно хмыкал. Такое представление происходило раз в четыре года и, как правило, никто не пропускал его. Некоторые смотрели со вниманием для того, чтобы уловить подводные течения, угадать предстоящие назначения или отставки. Таких людей было меньшинство, в основном – партноменклатура. Старые партийцы смотрели в надежде на какие-то откровения, вроде новых партийных постановлений, времен Сталина. Молодежь смотрела как развлекательное шоу. Цитаты из докладов потом кочевали из анекдота в анекдот.

– Ты послушай, больше нигде такого не услышишь. Эпохальный доклад генерального Секретаря. Эпохальный, ни больше, ни меньше. – Он засмеялся. Посмотрев на ее осунувшееся лицо, озаботился:

– Что с тобой?

– Мне что-то нехорошо, живот тянет.

– Ложись и теплее укройся, ты, наверное, простыла. Расскажи, как чувствует себя бабуля. Она уже может двигаться или лежит без движения. Что-нибудь съела? Говорит? Мама сказала, что ей поставили диагноз: инсульт. Мама так торопилась тебя заменить.

– Наверное, чувствовала, что мне нехорошо.

Она разделась и легла. Некоторое время еще слышала сквозь дрему обрывки фраз и смех брата, но вскоре заснула. Проснулась глубокой ночью от резкой боли под лопаткой. С трудом прошла на кухню, выпила воды. К утру она почувствовала, что пылает. Мать пришла через час. После короткого совещания с братом, решили вызвать скорую. Машина скорой пришла неожиданно быстро. Врач подошел к ней и холодными после мытья руками прощупал живот.

– По-моему, банальный аппендицит. Но ждать нечего. Нужно оперировать как можно скорее. Представьте себе, что и от аппендицита можно отправиться к праотцам. А Вам, девушка, нечего будет им рассказать. Едем прямо сейчас.

Мать быстро собралась, сосредоточенная и серьезная. Лили тихо постанывала. Машина с ревом помчалась по улицам еще тихого утреннего города. Больница, в которую они приехали, была больницей скорой помощи. Врачи, казалось, привыкли к тому, что каждый привезенный больной был экстренным случаем. Лили приняли спокойно, без спешки. Женщина в белом халате и колпаке, с руками, усеянными кольцами разных размеров, уложила ее на койку. Врач скорой помощи тихо говорил ей что-то. Лили не прислушивалась. В голове гудело так, что она, в обычной жизни, в меру любопытная и живая, сейчас чувствовала себя отстраненной. Странно было наблюдать за происходящим, как бы со стороны. Вот женщина задумалась. Невзначай полюбовалась кольцами. Села рядом на кушетку, поправила волосы, выбивавшиеся из-под шапочки.

– Ну, покажи, где у тебя болит. Здесь болит? – Она резко нажала пальцами внизу живота. От неожиданности Лили вскрикнула.

– Так, понятно, – женщина удовлетворенно кивнула.

Мать стояла рядом и с надеждой смотрела на врача.

– А Вас, мамаша, я попрошу выйти. Мне нужно поговорить с вашей дочерью.

Женщина врач начала разговор издалека.

– Скажите, девушка, у Вас есть друг?

Лили с недоумением посмотрела на нее:

– А при чем тут мой друг?

– Отвечайте на мои вопросы; здесь спрашиваю я, а отвечаете Вы.

Лили поморщилась, но ответила, превозмогая боль.

– Есть.

– А как давно Вы с ним виделись?

– Месяц назад. Его сейчас нет в Баку.

– Ну вот, теперь, кажется, все проясняется, моя дорогая. Судя по всему, у Вас внематочная беременность.

Лили попыталась улыбнуться.

– Доктор, я, наверное, догадываюсь от чего может возникнуть беременность, даже внематочная. А в моем случае, это невозможно.

– А это ты, моя хорошая, расскажешь своей мамочке.

Лили закрыла глаза. Ноющая, не проходящая боль, температура, при которой все окружающее расплывается, и какая, в конце концов, разница, что о тебе думает эта странная женщина. Лили стала тихо сползать на пол, теряя сознание.

Женщина врач засуетилась. Вызвала санитаров. Они уложили Лили на носилки и подняли на второй этаж в относительно свободную палату. Положили ее на койку и ушли также быстро, как до этого поднялись. Женщина врач, видимо решила, что свою роль она успешно выполнила. Когда к ней в коридоре подошла мать Лили, она сказала громко, уверенным тоном :

– У вашей дочери внематочная беременность. Лучше нужно следить за взрослыми дочерьми.

Мать посмотрела на нее в полной растерянности, ничего не ответила и стала медленно подниматься на второй этаж, куда унесли на носилках ее дочь.

Она не сразу нашла палату, в которую положили Лили. Спросила у нескольких больных, прогуливающихся в коридоре с блаженным выражением выздоравливающих людей, избегших опасности. Один из них кивнул в сторону нужной палаты. Мать почти вбежала в нее, и сразу же следом за ней в палату вошел высокий, в белоснежном халате человек, окруженный свитой молоденьких симпатичных стажерок. Он подходил к каждому больному, тщательно осматривал его и что-то рассказывал своим спутницам, слушавшим его с большим вниманием. Подойдя к кровати Лили, у которой уже сидела ее мать, он только посмотрел на нее и тут же отдал распоряжение, подхваченное свитой:

– В операционную, немедленно!

Потом он повернулся к матери:

– Не беспокойтесь. У нее воспаление аппендикса. Оперировать буду я сам. Профессор Абдуллаев. Опыта у меня достаточно. Все будет в полном порядке.

У Лили не стали брать многочисленных анализов. Операция была срочной. Ее раздели, накрыли простыней и повезли в операционную. Уже на столе, когда ей стали делать местную анестезию, она очнулась, открыла глаза и увидела над собой лампы операционной и ясные глаза хирурга. Он тут же отреагировал на ее открывшиеся глаза и, хотя руки продолжали привычную работу, он спросил, с усмешкой:

– Ну что, в какой класс мы уже перешли?

Лили почувствовала резкую боль, казалось, сейчас вывернут наружу все содержимое ее несчастного живота:

– Не заговаривайте мне зубы, – почти прокричала она, – а тащите скорей этот аппендикс.

Острая боль кончилась. В руках у врача Лили увидела зелено-коричневого цвета стручок.

– Все хорошо, – пропел хирург, – он лопнул у меня в руках и это замечательно, что не у вас в животике, а у меня в руках.

Глаза его смеялись, и Лили сразу же успокоилась и поверила тому, что в самом деле, теперь все будет хорошо.

После операции ее отвезли в палату, где лежали такие же послеоперационные больные. Лили положили на кровать у стенки. Рядом с ее кроватью стояла другая, на которой спала девушка. На низеньком стульчике сидела женщина и читала журнал. Дверь открылась и в нее вошла Лилина тетя, пахнущая свежестью. Она улыбнулась Лили:

– Мама ушла после операции к бабушке. Я постараюсь ее заменить.

Она вытащила термос, стакан и стала наливать яркий оранжево-красный сок. При одном виде сока Лили стало поташнивать. Она отрицательно покачала головой. К вечеру ей и еще нескольким девушкам, лежавшим в той же палате, стало заметно хуже. Боли не проходили, все время тошнило и Лилина тетя, заменяя нянечку, переходила от одной девушки к другой. Наконец пришла мед сестра. Она подошла к больной, мирно проспавшей весь день, сделала ей укол, другим раздала таблетки и удалилась.

После ее ухода, женщина, сидевшая у кровати спящей, подала голос:

– Моей доченьке операцию делал академик. Видите, какая большая разница. Он очень аккуратно все сделал и поэтому она так спокойно спит. А у вас все кишки перевернуты и сейчас ложатся на место, поэтому вам так больно.

Лилина тетя с сомнением посмотрела на нее.

– Вас зовут? Обратилась она к женщине.

– Клара.

– Очень приятно. Если бы вы еще сказали, Клара, какое лекарство ввели вашей дочери и как нам договориться с медсестрой, то, я думаю, что кишки у бедных девочек, тоже сразу же легли бы на место.

– Ну что вы такое говорите! Ей сделали обычной укол, какой полагается делать после операции.

– А разве я сказала, что его не полагается делать? – искренне удивилась Лилина тетя.