Зал ожидания в аэропорту, своеобразная остановка во времени. Некоторые события, приведшие людей в этот зал, уже произошли, другие ожидаются, и у пассажиров, готовящихся улететь есть небольшая пауза перед прыжком в будущее, обещающим новые надежды и нежданные, но неизбежные разочарования. Кто-то дремлет, кто-то читает. Несколько матрон, удобно устроившись в креслах и не обращая внимания на возню детей, сосредоточенно смотрят на далекий экран телевизора, подвешенного под потолком. Страсти, бурлящие на экране, взбадривают их. Они долго будут переживать экранные интриги, забывая свою собственную жизнь.
Он сидит в углу, вытянув ноги. Голова чугунная гудит. Ощущение пустоты и горький вкус во рту. Маленькая девочка крутится около него, пытаясь развлечь. Он с неприязнью смотрит на нее, представляя, как она вырастет и станет такой же лживой, как все женщины. Женский гнусавый особый аэропортский голос объявляет о задержке рейса на Баку. Он вздрагивает, стискивает челюсти и еще глубже вдавливается в кресло. В голове звон молоточков и ее смех. Низкий прерывистый смех. Он знает, когда она смеется таким смехом. Он снова взбирается на Голгофу и снова пережевывает события, сделавшие из него, счастливого молодого человека, самого потерянного и несчастного.
Еще раз удивляется странной загадке времени. Сутки назад, 24 часа назад все было иначе, несколько мгновений и мир перевернулся. Он зацикливается на данном отрезке времени. Произошел сбой в сознании, и один и тот же кадр прокручивается по несколько раз. И нельзя крикнуть как плохому киномеханику: Сапожник, давай кино.
Вот он идет, еще счастливый, в переговорный пункт на ритуальный звонок. Сложившийся ритуал предполагал звонок в пятницу в конце рабочего дня и рабочей недели, чтобы получить заряд бодрости на предстоящую неделю и жить иллюзиями. Своего рода наркотик, к которому привыкаешь так быстро. Всегда ее радостный звонкий голос. Он предполагал, что так она может говорить только с ним. Святая наивность. Откуда ему, неопытному мальчику, знать, на что способны женщины. Он уже готов приписать им все мыслимые и немыслимые грехи, забывая свои собственные или не придавая им особого значения.
Монетка падает, отбойные гудки и где-то далеко ее смех.
Врывается чужой мужской голос:
– Скажи, эта бабка долго будет тебя караулить?
Она кокетничает:
– Ни за что и никогда.
Повторяет дурацкую фразу на разные лады. Для нее это игра. Как шкодливый котенок она пробует коготки. В голове свободно от каких-либо мыслей об измене, о предательстве, ничего тяжелого, все легко, воздушно, весело и захватывает дух как на качелях.
Собеседники так увлечены, что понятно, что слова, только слова, а что-то другое в ее низком смехе.
– Прошу тебя, как только она уйдет, закрой окно, и я спущусь.
– Ни за что и никогда, – звучит как поощрение.
Отбойные гудки. Наверное, она пошла закрывать окно.
В телефонной кабине жарко. Он покрылся испариной. Выждал минут пять, проглотил комок в горле и взял следующую монетку.
– Здравствуй, это я.
– Как хорошо, что ты звонишь любимый. Я так ждала твоего звонка. Ужасно скучаю.
Ей не пришлось притворяться. Для нее все было так естественно. Он любимый, серьезный, ответственный, иногда занудливый. Он как данность. Она привыкла к его звонкам, к мыслям о нем.
– А знаешь, мне приснился странный сон. Как будто ты разговариваешь с каким-то парнем и просишь его прийти, как только уйдет твоя бабушка.
Он сказал все слова медленно, ожидая взрыва, слез, оправданий, чего угодно, но только ни молчания. Повисла пауза. Она замерла в напряжении.
– Ты меня слышишь, любимая. Я прилечу сегодня же, и я убью тебя.
Повесил трубку. Ярость залила глаза. В голове стучит, стучит. Проснулся неандерталец, сидевшей в нем. Одно желание: крушить все вокруг. Вышел из переговорного пункта и пошел той же дорогой, какой шел пятнадцать минут назад. По странному совпадению погода испортилась. Подул пронзительный холодный ветер, похожий на бакинский ветер норд. Город стал грязнее, провинциальнее. Женщины и девушки вульгарные, ярко накрашенные, вызывающие. Зашел в свою комнату. Побросал в спортивную сумку все, что попало под руку. Полюбовался на лежащий в ящике стола тяжелый кастет и с тоской подумал с каким бы удовольствием он вмазал бы этому типу, с которым она … Он боится додумывать свои мысли. Воображение не лучший советчик в такую минуту. Но ничего не получается. Картины, одна живописнее другой, представляются ему. Он забывает, что за короткий промежуток времени между звонком того парня и его звонком, вряд ли можно было бы заняться любовью.
Примчался в аэропорт. Сегодня как раз есть рейс на Баку. Успел, как всегда. Взял билет. Ему всегда все удавалось. Он мог планировать свои действия. Знал точно, что хочет и чего не хочет. И вдруг непонятный срыв. Прокололся с девушкой, которую любил. И как лавина пошли незапланированные события.
– Нелетная погода, повторял противный голос.
Бессилие тяжелее, чем ярость. Ярость осязаема, она может иметь выход. Можно перебить всю казенную посуду в комнате в общежитии, свою бы он бить не стал. Можно наорать на соседа по комнате и лишний раз самоутвердится. Бессилие совсем другое дело. Он сидит в кресле, час, другой, третий. Сначала он курил сигареты, зажигая одну от другой. Потом стал придумывать, как отомстит, как она будет рыдать и умолять простить ее. Единственный приятный миг за весь этот промежуток времени. Он бессилен что-либо изменить.
Очнулся от нового объявления. В виду нелетной погоды полет откладывается на неопределенное время. Пассажиры смогут получить нужную им информацию по телефону.
Телефон. Ему показалось, что круг замкнулся. Опять проклятый телефон. Ему опять придется звонить по телефону. Он не в состоянии это сделать. В первый раз, он, никогда не веривший в рок, подумал, что не все на этом свете он может спланировать сам, что где-то там в высших сферах сидит главный плановик, планирующий за всех нас.
По ассоциации он вспомнил фантастический рассказ американского автора, где люди пытались при помощи машины времени изменить ход событий, упорно возвращаясь в прошлое и пытаясь изменить свершившееся. Роковое стечение обстоятельств приводило их каждый раз к одинаковому результату.
В Баку девочка проходит свой отрезок пути, параллельный его отрезку.
Она в оторопи. Первое мгновение – все происходящее не имеет к ней никакого отношения. Затем боль, злость на себя, на всех, и наконец страх.
Она такая бесстрашная стала опять маленькой девочкой, которая боится темноты, ей кажется, что невидимое чудовище спряталось в темной комнате, как когда-то очень давно. Разница лишь в том, что чудовище обретает реальные очертания и как оборотень принимает облик любимого.
Она с трудом заставляет себя дождаться прихода матери и выпаливает ей сразу все свои новости.
Мать спокойна, рассудительна, выдержана:
– Чего ты ждала. Ты взрослая девочка и должна отвечать за свои поступки.
– Мама ты же знаешь, в понедельник я должна ехать в Шемаху. Он это прекрасно знает и знает, что я буду без Вас. Он приедет и убьет меня.
Мать улыбнулась немного грустной улыбкой.
– Не бойся, что-нибудь ему помешает, ну хотя бы нелетная погода.
Дорога в Шемаху, обычно веселая, просто от удовольствия видеть убегающие пейзажи за окном, на этот раз унылая. Автобус как нарочно попадает во все ямы на дороге. Попутчики, все с подозрительными, бандитскими рожами.
Добравшись до комнатушки, которую она снимала в большом доме, завалилась на кровать прямо в одежде, и, наконец, заснула свернувшись калачиком. Среди ночи она проснулась мокрая от слез. Пыталась вспомнить, что ей снилось, но не смогла. Поднялась усталая, но как ей показалось спокойная.
Утром дорога в школу по разбитой, наезженной большими грузовиками колее. Грязь куда не посмотри. Поднять голову и увидеть разноцветье деревьев в прозрачном воздухе ей не хотелось. Мазохистское желание упиваться собственными страданиями. Повсюду мерещился Он. Прошел день, два. Страх отступил, а вместо него появилась непонятная обида, как если бы ее обманули. Пообещали что-то сверхъестественное, острые ощущения и вдруг все разом исчезло.
В пятницу, как обычно, после рабочей недели она вернулась в Баку. В субботу вечером телефонный звонок. Она снимает трубку, не думая ни о чем.
– Здравствуй любимая, это я. Я не смог прилететь раньше из-за нелетной погоды. Я просто хочу увидеться и объясниться с тобой.
Она задохнулась. Те самые эмоции, которых она так ждала. Отвратительный страх сжал горло и остудил руки.
– Ни за что и никогда, – кричит она и бьется в истерике.
Мать обняла ее за плечи, взяла из рук телефонную трубку и положила на рычаг. Потихоньку она затихла и согрелась. Никогда ей больше не захочется этих самых острых ощущений. Так думала девочка, столкнувшись с первым в своей жизни загадочным совпадением.
Будильник звонил и звонил, а Ясмин никак не могла проснуться. Во сне происходили бурные события, и звонок был тем самым звонком в дверь ожидаемого с нетерпением человека. Наконец она распахнула в дверь. За ней была пустота. И только тогда она пошевелилась, с усилием разлепила веки и с разочарованием поняла, что тот человек не придет, а звонит ненавистный будильник, и ей надо вставать и идти в темноту, слякоть, «нести свет просвещения в массы». Она тихо оделась, чтобы не разбудить своих спавших сладким сном подруг. Одна из них Ира, открыла один глаз, оценила ситуацию, перевернулась на другой бок и очень довольная тем, что вставать нужно не ей, тут же уснула.
За окном было еще темно. Ясмин приходилось вставать очень рано, потому что школа, где она отбывала повинность, находилась довольно далеко, в селе, расположенном неподалеку от городка, и добиралась она до нее не меньше часа. И что еще было очень удивительно, и чему она каждый раз поражалась, это неравномерность прохождения одинаковых отрезков времени. Пока она одевалась и готовилась выйти, время летело неудержимо. Каждый день повторялось почти одно и тоже, с небольшими вариациями, учитывая время года и погоду. Она обещала себе, что завтра она встанет пораньше, и не будет опаздывать. Завтра все было также, как и вчера. Однажды с ней приключился и вовсе забавный случай. Как всегда поднявшись ни свет ни заря, но все же умудрившись провозиться, она сломя голову прибежала на остановку автобуса и с ужасом обнаружила, что платье на ней надето наизнанку. Естественно пришлось вернуться, благо еще было темно, и она утешалась тем, что мало кого встретила на улице. Да и потом, кто их знает городских, может это такая новая мода.
В маленьком поселке, где все друг друга знают, Ясмин и ее подруг знали очень хорошо. Можно сказать, они были местной достопримечательностью. Четыре столичные девицы, невероятным образом попавшие в маленький городок. О них рассказывали разные истории. Одна занимательнее другой. Невольно станешь гордиться и думать о собственной исключительности.
Ясмин прежде всего знали все местные таксисты. Она опаздывала с завидным постоянством. И когда становилось ясно, что на автобусе она доедет до школы только к полудню, она махала рукой и садилась в проезжающее такси. Желающих прокатиться на такси было очень немного и потому, все без исключения таксисты были очень благожелательно настроены. Почти вся ее зарплата уходила на транспортные расходы. Тем не менее, ни один смельчак не рисковал подъехать к самой школе. Дорога, хотя вряд ли эту часть пути можно было назвать дорогой, была сплошным месивом. Может быть летом она просыхала, но Ясмин это было неизвестно, потому что летом у нее, как и у ее учеников были каникулы. Обычно она выходила из такси после подъема, перед грязевым участком.
Оставшийся отрезок пути, который она проходила пешком, Ясмин, как правило, шла в сопровождении стаи громадных собак. Она не боялась собак, и они это чувствовали. Один из ее коллег, увидевший как-то ее в таком серьезном сопровождении задал ей вопрос:
– Вы такая маленькая и не боитесь собак.
– Я не боюсь даже наших учителей, а вы говорите о собаках.
Объяснить причину столь резкого ответа можно было бы романтичностью учительницы, столкнувшейся с реальностью, еще более суровой в маленьком городке, в сравнении с столицей. Придя в первый раз в школу, и полюбовавшись на прекрасные классы, где было все необходимое, как ей казалось, для обучения, она с ужасом увидела на следующий день висячие амбарные замки на них. Директриса, милая женщина, объяснила ей, что буйные ученики могут сломать инвентарь. Заниматься ей пришлось в полуподвальном помещении с прогнившим полом. Время от времени из щели в полу выскакивала крыса, учительница с криком ужаса вскакивала на парту, и дети веселились. Развлечений у них было немного. Она старалась не ругать их и не кричать на них. Однажды она зашла в один из прекрасных классов, где как раз шел урок. Учитель, массивный хромой мужчина лупил мальчика палкой, на которую он обычно опирался при ходьбе. После этого случая, толстый учитель все время с подозрением косился на нее, не зная, чего ожидать от тощей девчонки. Ясмин и вовсе перестала сердиться на своих шумных учеников, и они платили ей взаимностью; весной они приносили ей огромные охапки тюльпанов; ими были усеяны поля вокруг городка.
Несколько дней подряд, на самом высоком месте, где по-видимому грязи было меньше, стоял внушительного вида мужчина и оглядывал окрестности. При приближении Ясмин, он громким голосом говорил:
– Здравствуйте.
В первый раз Ясмин от неожиданности вздрогнула. Обычно в это раннее время мало кого можно было встретить. Она выглянула из капюшона пальто, полностью скрывавшего ее лицо, и ответила не очень уверенным голосом:
– Здравствуйте.
Она не задавалась вопросом, кто бы это мог быть, и вообще забывала о встречающем ее каждое утро человеке, почти сразу же. В очередной раз, когда она была в лучшем настроении и почти проснувшаяся, Ясмин обратила внимание на то, как этот человек одет. Он был в строгом пальто, но что бросалось в глаза, в раннее утро, в соседстве с гусями, плескавшимися в луже, его яркий галстук, красующийся на фоне белоснежной сорочки. В следующие дни она была более внимательной. Ей было интересно, будет ли мужчина в галстуке, столь поразившем ее воображение, или оденет что-нибудь проще. К ее удивлению и восхищению, он каждый день был в новом галстуке и новой сорочке.
Прошел месяц. Иногда ее утренний кавалер, как она его про себя окрестила, отсутствовал. Она рассказала о нем своим смешливым подругам, и он стал одной из тем их вечерних бесед, они придумывали ему приключения: как он при галстуке и в начищенных ботинках бегал за петухом, как свалился при полном параде в грязь и его вытаскивали бульдозером.
Прозвенел звонок с урока, заканчивался школьный день. Ясмин посчитала в уме сколько ей осталось героических утренних подъемов до конца недели, маленькое утешение, если учесть, что каникулы только кончились.
– Ясмин, тебя вызывает завуч, – позвала ее одна из учительниц.
Она вошла в кабинет завуча, прежде занимавшего важный пост в местной администрации. Все в нем говорило о былом величии. Громкий голос, важная поступь, привычка внимательно, со значением смотреть на собеседника и уверенность в том, что является истиной в последней инстанции.
– Что ему понадобилось от меня. Вроде опаздываю не так часто. Ничего не прошу.
Ясмин стояла лицом к завучу и не обратила внимания на человека, сидевшего в дальнем углу. Завуч поднялся с места и торжественно произнес.
– Знакомьтесь, Ясмин ханум, наш врач, Фархад, целитель, так сказать, наших тел, тогда как мы с вами, являемся целителями душ, – он засмеялся, довольный своим красноречием..
Ясмин обернулась и только тут узнала своего утреннего кавалера. Он был, как всегда, при галстуке. Она с любопытством смотрела на него.
– Я давно собирался прийти познакомиться с новой учительницей, которую так любят ученики, что только о ней и слышишь.
– Мы, кажется, с вами уже знакомы, – улыбнувшись, сказала Ясмин.
Фархад смутился. Такой большой, внушительный, он очень симпатично смущался. Завуч тут же пришел ему на помощь:
– Не подумайте, Ясмин ханум, что Фархаду не чем заняться и он только и ищет новых знакомств. Он серьезный человек и занимается наукой. Ему понадобилась ваша помощь, поэтому он и пришел.
Фархад смутился еще больше. В руках он держал толстенную книгу.
– Вот, – он протянул ее Ясмин.
– Книга называется «Инфекционные болезни», но она на французском языке, я хотел бы, чтобы вы помогли мне перевести некоторые страницы.
Завуч торжествующе посмотрел на нее.
– Видите, Ясмин ханум, я же говорил, Фархад очень серьезный человек.
Молодая учительница беспокоилась только о том, чтобы не рассмеяться, а остаться серьезной и вполне взрослой до конца разговора.
Она кивнула.
– Я отметил нужные мне главы. Если вы позволите, я зайду к концу следующей недели. Он вскочил, попрощался и поспешно вышел из кабинета.
Завуч решил, что как раз сейчас нужно аккуратно и деликатно прощупать почву:
– Ясмин, если вы не против, я буду вас так называть, я гожусь вам в отцы и желаю только хорошего. Фархад очень хороший парень, самостоятельный, серьезный, не то что разные бездельники.
– Извините, я вас не понимаю, меня попросили перевести инфекционные болезни, – тут она не удержалась и рассмеялась.
Он посмотрел на нее строго, так он смотрел на провинившихся учеников и сказал тоном, не терпящим возражений:
– Вам пора выходить замуж. Природа требует.
Ясмин выскочила за дверь, забыв о всяких приличиях, и убежала в пустой класс, чтобы никто не застал ее в приступе необъяснимого веселья.
Дома, во время вечернего обзора событий, когда каждая из девушек рассказывала все, что происходило с ней за день, Ясмин расспросили с пристрастием. Потом стали рассматривать книгу. Оказалось, что книга из столичной библиотеки, оригинал был издан на русском языке в издательстве «Наука», авторы московские.
– Ты можешь себе представить, сколько ему пришлось искать, чтобы наконец найти книгу по медицине на французском языке. Ему так и не удалось найти французского автора, пришлось согласиться на перевод. Бедняга, мне его жаль. И наверняка он ее выкрал из библиотеки, или заплатил в тройном размере, – Ира говорила вполне серьезно.
Ясмин не удержалась:
– Когда я увидела его в восемь утра при галстуке и костюме, я тогда уже подумала, что с ним не все в порядке, теперь я вижу, что он полный кретин.
О проекте
О подписке