Глава тринадцатая

Леонидасу надо было осознать то, к чему он совсем не был готов и что случилось так внезапно. Именно в тот миг, когда юноша все-таки решился допустить в свою жизнь другого человека, теперь, когда он чувствовал что-то еще, кроме печали, он уже не смог бы смириться с тем, что потерял эту возможность.

Как?.. Как он смог бы притворяться, что ничего не произошло, или же сделать вид, будто на самом деле вся история с Филомелой не имеет для него особого значения?! Нет, это было невозможно, ведь он уже снес обитель своей души, которая безопасно проживала в ней до этого времени. Теперь же Леонидас стоял один среди развалин этого дома, лицом к лицу с потревоженной душой, в глазах которой он видел лишь молчаливый упрек! Чувство обиды – острой, злой – засело ножом у него в груди…

Весь день юноша плутал по улицам, не замечая никого вокруг. Ему необходимо было находиться в постоянном движении, чтобы подавить в себе кричащее желание вернуться и вырвать Филомелу из рук беспощадной матери с ее непонятными мотивами поступков… и спросить!.. Узнать наконец-то правду! Понять – действительно ли эта девушка могла бы принадлежать не одному лишь ему!

Ему хотелось перекопать все ее чувства, искромсать их на мельчайшие частицы, растворить их по одной в воде, внимательно наблюдая за тем, мутнеет ли она!..

Под вечер ноги начали отказывать юноше в подчинении, демонстрируя свой протест нытьем не дающих ему покоя мозолей и ссадин.

Он так и не надел сандалии и ходил весь день босой.

Леонидас зашел в таверну, сел за свободную скамью и заказал вина. Опустошив первую амфору, принялся за вторую. Этот напиток, способный окутать человека розовым с темно-бордовыми полосами туманом, обладающий не только глупо веселящим, но и обездвиженно-тоскливым эффектом, немного успокоил его. Мятежные порывы его несчастного сердца ушли вглубь и умерли на время.

Леонидас пил прямо из горла амфоры, даже не наливая вино в мастос (сосуд с выпуклым дном, который нельзя поставить на стол, не допив его содержимое), и ощутил, как волна горячей крови хлынула по его жилам, заставив тело разомлеть. Юноша все более смутно представлял перед глазами лицо Филомелы, ее глубокие карие очи, при каждом взгляде в которые видел себя.

Он посмотрел на свои руки и вспомнил, как совсем недавно девушка держала их, то нежно, с любовью, то сильнее, сжимая их, боясь выпустить. Хваталась за него до последнего мига, он же просто ушел, обидевшись, разозлившись, возгордившись.

Леонидас до сих пор чувствовал на ладонях девичье тепло. Сердце разрывалось, внутри клокотал адский огонь.

«Ты недостойный человек, Лео! Одно упоминание имени этого подлого Алексиуса – и все! Начинаешь сходить с ума! Слабак! Вместо того чтобы просто свернуть ему шею, ты сидишь и напиваешься, как грязная свинья! – все больше злился он на себя. – Надо было во что бы то ни стало увести ее с собой! Так отчего же ты не сделал этого, Леонидас?.. Как ты мог оставить эту девушку там, плачущую, молящую тебя о помощи?! – коря себя, распалялся юноша все больше. – Я сейчас же пойду туда и убью его! Одним негодяем на этой земле станет меньше, а в земле – больше!»

Резко встав на ноги, он чуть было не упал, так как ноги, подло предав его, подкосились.

«Нет, Лео, не смеши людей еще больше! Сиди и наслаждайся этим великолепным творением человечества, которое теперь управляет тобой!» – смирившись со своим внутренним состоянием, усмехнулся он и снова прильнул к кувшину губами.

Постояльцы вокруг кричали, смеялись, обнимались, затевали долгие споры и минутные драки. Юный скульптор заставил себя наблюдать за ними, чтобы отвлечься от тяжелых дум. Он отмечал мысленно все изъяны их тел и старался представить их другими, более идеальными. «Как же было бы хорошо, если бы все эти люди, шумя, веселясь, вдруг застыли бы в естественной позе, а я бы сделал слепки, увековечив движение их жизни!» – подумал юноша. Ему казалось, что он созерцал след бурлящей энергии в воздухе, содержащей в себе тысячи эмоций!

Но люди редели, столы пустели, опьяняющий запах вина в душном помещении ощущался все острее и тошнотворнее. Леонидас впадал в забытье, потом же вздрагивая, открывал глаза и, оглядываясь вокруг, в первую минуту не понимал, где находится. Далее снова, вспоминая с самого начала произошедшие за последние дни события, он жалел о том, кем являлся в данный миг. Ему хотелось быть одним из тех беспечных (как ему казалось) мужчин, озадаченных ничтожными, не стόящими внимания заботами.

«Нет, все это не так! Я не оставлю ее Алексиусу! Да и имеет ли мать право отдать дочь тому, кого считает более достойным мужем?! Неужели имеет?.. И кто он? Достойный? Насколько? Насколько выше меня? Намного ли? Он или я? Я или он? – судорожно размышлял юноша. – О Лекси, держись теперь! Я покажу тебе, на что способен Леонидас! Проходимец Алексиус не стал терять времени даром и втерся в доверие Офелии!.. Что же он пообещал ей? Золото? Лучшую жизнь?! Но он пожалеет о том, что положил глаз на Фили! Недостойный Леонидас перережет его достойное горло этой жадной до темных дел ночью, под этой прекраснейшей, вечно жаждущей прекрасного любовника прекрасной луной!» – скульптор провел кулаком перед глазами и со всего размаха опустил его на стол.

– Эй, дружище, ты в порядке? – подойдя, обратился к нему хозяин таверны.

Он давно присматривался к странно ведущему себя босому юноше, который то и дело обращался, по всей видимости, к воображаемым образам, порою даже угрожая им. «На что способно вино, на то не способны Боги Олимпа!» – рассуждал мысленно мужчина.

– Парень, закрываюсь я уже! И тебе пора идти домой! – дотронувшись до плеча Леонидаса, проговорил он.

– Куда?! Домой?! – усмехнулся юноша, подняв голову со стола. – У меня с детства его нет! Отстань, оставь меня в покое и не приставай, человек, дарящий несчастливцам мнимое счастье!

– Ты что, плохо слышишь? Я же сказал, что заведение закрывается! Ну-ка, выходи, философ, я и так достаточно припозднился из-за тебя! – пытаясь вытолкать Леонидаса из-за стола, стал настаивать хозяин.

Тот, сонно посмотрев на мужчину, небрежно вытащил из кармана пару золотых гемигект и швырнул их в него. Монеты со звоном упали на пол.

– Я останусь здесь! А ты можешь идти ко всем чертям, а лучше… погрузись в царство Аида, прихватив с собою это проклятое золото, которым можно покупать души для самого Бога тьмы! А еще… передавай ему привет от меня. Скажи, что я собираюсь к нему навечно! Скоро спущусь туда, чтобы взбесить его так, как это понимаю я!.. Но до этого принеси еще вина! – приказал он хозяину.

Такого мужчина точно не ожидал. Изумленно посмотрев на юношу, а потом быстро подняв монеты с пола, он побежал исполнять поручение гостя.

Через минуту хозяин уже стоял перед Леонидасом.

– Не подливай, не люблю я эту посудину! – проворчал юный скульптор, увидев, как тот притащил с собою еще и серебряный мастос. – Поставь кувшин на стол и уходи! У меня есть свои гости! Надобно рассадить их так, чтобы никого не обидеть!

– Парень, о ком это ты? – озираясь по сторонам, испуганно спросил мужчина. – Или ты не в себе? Пьян, болен головой?

– Я болен душой и мироощущением… но тебе этого не понять! – устало отмахнулся Леонидас. – А вы присаживайтесь поближе и не обращайте на него внимания! – обратился он к своим невидимым друзьям.

Юноша сделал движение рукой, словно действительно видел кого-то. Вконец оторопевший хозяин на всякий случай отошел подальше. Заметив это, Леонидас расхохотался.

– Завтра я принесу тебе еще несколько золотых монет, даю слово истинного грека! Ты их заслужил тем, что позабавил меня, – грустно улыбаясь, заверил он мужчину.

– За пять золотых можешь пригласить сюда кого хочешь, сумасброд! – решил тоже пошутить побледневший хозяин.

Услышав это, Леонидас встал и, еле держась на ногах, поднял кувшин с вином вверх.

– Ты единственный человек на свете, за здравие которого я хочу выпить! Будь всегда здесь, чтобы я мог навещать тебя в минуты глубокого уныния и самобичевания, мой друг, – торжественно обратился он к мужчине.

Обливаясь вином, юноша сделал несколько больших глотков, после чего плавно опустился вниз.

– Ты же недавно меня к Аиду посылал! – рассмеялся хозяин. – Скажи мне хотя бы свое имя, чтобы я не называл тебя сумасбродом!

Леонидас удивленно поднял брови.

– Мое имя покинуло меня… как и все, что принадлежало мне когда-либо. Оно убежало вместе с теми, кто был мне дорог. Все эти нечестивцы сговорились между собой! И потому я решил научиться жить без имени, чтобы перестать быть самим собой! – мрачно ответил он. – Теперь же, когда ты знаешь обо мне больше меня самого, позволь немного вздремнуть здесь… ведь даже сумасброды хотят спать, чтобы, набравшись сил, продолжать сходить с ума!

– Такого бреда я не слышал за все те годы, что содержу это заведение! Оставайся здесь сегодня ночью, так уж и быть! – посмотрев на него с жалостью, согласился мужчина. – Никому еще такого не разрешал, но твои гости упросили меня, – усмехнувшись, проговорил он и покачал головой.

Леонидас поднял на него глаза, полные печали. Улыбнувшись, он хотел поблагодарить хозяина, но не смог этого сделать. Поклонившись, мужчина поднялся вверх по лестнице. Он все еще посматривал на юношу, который держал горло кувшина обеими руками и что-то бурчал под нос.

– Держись теперь, Лекси, жалкий лгун и проходимец! Завтра, когда я обрету человеческий облик, то предстану перед тобой, негодяй! Посмотрю на тебя завтра! Завтра… Завтра… – шептал Леонидас до тех пор, пока не погрузился в сон, тяжело опустив голову на стол.