Комиссар, она же мама

Если подполковника Кольчака девчонки за глаза, между собой уважительно величали батей, иногда папой, то его заместителя по политчасти, или в просторечии комиссара школы, майора Екатерину Никифоровну Никофорову частенько называли мамой Катей. Без преувеличения, она была любимицей девушек. Екатерину Никифоровну в январе 1943-го откомандировали с Карельского фронта в подмосковные Вешняки, где были тогда еще женские курсы по подготовке снайперов (возглавляла их капитан Нора Чегодаева, одна из первых выпускниц-женщин Военной академии имени Фрунзе, участница боев в Испании). Никифорова не только по имени и фамилии знала всех девушек, но и сердцем чувствовала, что на душе у каждой, какой у кого характер, способности, привычки, увлечения. И в трудную минуту часто оказывалась рядом, чтобы поддержать словом и делом.

Первую полусотню выпускниц Никифорова лично сопроводила на фронт. В штабе пополнение распределили по дивизиям, и она побывала в каждой, попросив командование проявить максимум внимания ее девочкам, обеспечить их всем необходимым. Майор Никифорова специально задержалась, чтобы увидеть первые результаты боевой работы женских снайперских пар. И искренне порадовалась им, как своим. А ведь и вправду, в метких выстрелах была частичка и ее, на первый взгляд, незаметного повседневного труда.

Политзанятия Екатерина Никифоровна проводила интересно, в форме образовательно-воспитательных бесед о жизни, войне. Маше запомнилось, как увлекательно рассказывала она о подвиге Зои Космодемьянской, назвав ее русской Жанной д’Арк, о снайпере Людмиле Павличенко, как орехи, щелкавшей фрицев под Одессой и Севастополем, о командире женского бомбардировочного авиаполка Марине Расковой, в январе сорок третьего, увы, погибшей в окрестностях Саратова в авиакатастрофе. Рассказывая о положении на фронте, замполит школы не ограничивалась читкой последней сводки Информбюро или пересказом прочитанного в «Правде», «Красной звезде», а делилась новостями, почерпнутыми из писем, пришедших в школу от бывших выпускниц и их командиров.

– Послушайте, что написала нам гвардии старший сержант 151-го гвардейского стрелкового полка Тамара Алферова: «Я с радостью сообщаю вам, что недавно пополнила личный список отправленных на тот свет фрицев: в засаде ликвидировала 20-го немца, который, судя по всему, тоже был снайпером. Спасибо школе за знания, навыки, профессиональные уроки, которые помогают мне бить фашистов!»

Командир 331-й стрелковой Краснознаменной дивизии генерал-майор Берестов благодарил командование ЦЖШСП за хорошую подготовку девушек-снайперов. «Ваши воспитанники за полуторамесячный срок пребывания в дивизии истребили 225 немецких солдат и офицеров. Наибольший счет у Рыжовой – 16, Суворовой – 15, Андриановой – 13.

За образцовое выполнение заданий командования они представлены к государственным наградам».

Такие письма-благодарности регулярно приходили в Подмосковье с разных фронтов. Это была справедливая оценка работы единственной в мире женской школы по подготовке снайперов.

Мнением «мамы Кати» дорожили, ей верили. Пообещала, что 7 ноября будет у них по-настоящему праздничный день, и сдержала слово. Не только организовала приезд из Москвы концертной бригады, но и танцы. Девчонки были в восторге от любимых песен, исполненных замечательными артистами, от непосредственного общения с ними и, конечно же, от танцев, по которым так соскучилась душа. Не беда, что для всех не хватило кавалеров. Даже кружась в вальсе с подругой, Маше на мгновение почудилось, что она снова танцует с одноклассником на выпускном балу. И как будто совсем нет войны.

Никифорова спасла Клаву Ш. от самоубийства. Об этом знала вся школа, но из деликатности или по какой-то другой причине произошедшее не афишировалось и не обсуждалось. Может, даже по негласному указанию самой Екатерины Никифоровны, больше всего переживавшей за душевное состояние курсантки. Узнав о предательстве любимого человека, в эмоциональном порыве девушка хотела наложить на себя руки. Уже и укромное местечко нашла, да, к своему счастью, на полпути встретила «маму Катю». Той хватило одного взгляда и полуминутного разговора, чтобы понять: девушка в беде и срочно нуждается в психологической помощи.

Замполит школы докопалась до истины и в другой неприятной истории. Любу Ковальчук, несмотря на ее просьбы, собирались отчислить за «неспособность быть снайпером», как написал в рапорте командир роты капитан Павлов (фамилия изменена из этических соображений, так как позже, добившись перевода в действующую армию, офицер героически погибнет в бою и будет посмертно награжден орденом). Когда Никифорова стала разбираться, всплыли пикантные подробности: оказывается, дело отнюдь не в природных способностях Любы, с ними как раз все в порядке, а в том, что ротный склонял ее к сожительству. Никифорова так пропесочила коммуниста Павлова по партийной линии, что тот сидел на собрании красный как рак. За аморальное поведение схлопотал он строгий выговор с занесением в учетную карточку. Партийного строгача хватило офицеру, чтобы осознать: он у последней черты, переступив которую окончательно потеряет уважение сослуживцев, офицерскую честь и должность.

Кто первый назвал Екатерину Никифоровну мамой Катей, доподлинно неизвестно, но это было попадание в десятку: она действительно относилась к ним, как к своим дочерям. Заботилась, чтобы сыты, обуты и одеты были. Однажды заметила, как одна из девушек жадно ест, ничего не оставляя в тарелке, даже крошки хлеба. Узнав, что она пережила страшный голод в блокадном Ленинграде, Никифорова тихонько распорядилась выдавать курсантке большую порцию. Хотя кормили в школе сытно, по 9-й норме, как на фронте. В курсантском рационе были масло, сыр, мясо, яйца, рыба, овощи, к супам и кашам иногда давали колбасу. Многие девчонки даже немного поправились на казенных харчах, ничуть не расстроившись: на стройности фигуры тогда так не зацикливались, как сейчас. Другое было время – военное.

Белкин – командир «карандашей»

Ивушкину определили в роту «карандашей» – так однажды полушутя назвал девушек низкого роста проверявший школу генерал Пронин из Наркомата обороны, и с того дня это немного обидное прозвище будто приклеилось к ним. Со временем новое словечко вошло в обиход, и даже сам ротный капитан Белкин Андрей Степанович, особенно когда был кем-то или чем-то недоволен, его употреблял. После тяжелого ранения офицер немного прихрамывал, зачастую ходил со своей помощницей, палочкой-выручалочкой – тростью, которую брал в руки неохотно, видимо, стесняясь. Из-за нехватки кадров Белкин некоторое время по совместительству был еще и преподавателем тактики, о которой, как о хорошей книге, мог рассказывать часами. Чувствовалось, что с него мог получиться неплохой полководец или штабной работник, но карьеру вмиг оборвала гитлеровская пуля, раздробившая колено.

– Ирония судьбы: ваш коллега немецкий снайпер отправил меня сюда с почетной миссией – готовить ему достойных противников. Так вот запомните: у меткого огня хорошая подруга есть, тактика называется. Сегодня и начнем с ней знакомиться, – вместо длинного предисловия сказал офицер.

Первое теоретическое занятие прошло в казарме, а уже очередные – на полигоне, где девчонки учились короткими перебежками перемещаться по незнакомой местности, ползать по-пластунски, оборудовать и тщательно маскировать ячейки-окопчики – основную, запасную и ложную позиции.

На практике постигали тактику каждого вида боевых действий: свободной охоты в одиночку и парами, снайперской засады и огневой дуэли.

– Представьте, что вы на охоте. Ваша задача по следам, обломанным веткам, встревоженным птицам, другим приметам обнаружить и убить дикого зверя, который в свою очередь охотится на вас, – четким командирским голосом офицер быстро ввел их в обстановку. И тут же сориентировал на местности, указав направление и сектор наблюдения. Девушки не знали, что примерно в восьмистах метрах у лесного оврага замаскировался и наблюдает за ними противник: его имитировало курсантское отделение соседней роты.

Интуитивно у Марии созрело решение: взобраться на высокую березу и сверху, откуда обзор намного шире, осмотреться вокруг. Подпрыгнув, ловко схватилась за толстую ветку и, чуть подтянувшись, ногами помогла телу переместиться вверх. Но тормозным парашютом тянула вниз винтовка, цепляясь за сучья: с ней только по деревьям и лазить. Маша все же изловчилась, сняла снайперку с плеч, устроившись поудобнее. В оптический прицел отчетливо увидела заросшую кустарником поляну, обрамленную молодыми сосенками, под которыми наверняка прячутся маслята. С каким удовольствием она сейчас бы поменяла свою снайперскую охоту на тихую грибную, с лукошком!

«А что это за тени промелькнули в прицеле? – не на шутку всполошилась Ивушкина и напрягла зрение. – Показалось? Тогда почему шевелится сосновая ветка, ведь ветра нет?»

– Товарищ капитан, вижу каких-то людей, – негромко, но так, чтобы услышал Белкин, доложила Мария.

Офицер молча кивнул головой и жестом руки показал: мол, продолжайте наблюдение.

Через час – разбор занятия. Но вначале каждая курсантка доложила, что видела, какие цели и на какой дальности обнаружила, в какой последовательности их поражала бы в случае открытия огня. Далеко не все смогли дать исчерпывающий ответ.

Капитан Белкин похвалил ее за сообразительность и находчивость.

– Молодец, Ивушкина! Единственная выбрала лучший наблюдательный пункт – березу, благодаря этому и противника, выдававшего себя за грибников, первой вычислила.

«Приятно, когда тебя хвалит командир», – едва мелькнуло в голове, как тут же она услышала:

– Но зачем об этом вслух докладывать, когда есть условные сигналы? А еще вы не учли, что наблюдаете против солнца и по блику оптического прицела с большой долей вероятности вас снял бы вражеский снайпер, случись такое в боевой обстановке.

Машу будто ледяной водой окатили. Не успела порадоваться командирской похвале, как ее уже жестко приземлили. Хотя ротный прав, конечно. Совсем забыла про маскировку.

Белкин – мужик незлобивый и отнюдь не солдафон, упивающийся властью. Подчиненные для него не серая однородная масса, а живые люди со своими характерами, достоинствами и недостатками. И, похоже, офицер не придает принципиального значения тому, что учебная рота у него особенная, женская.