– Хорош уже, вали отсюда! – в темноте раздался басовитый голос.

Их быстро растащили, пока не покалечили друг друга. Толпа удалилась, забрав с собой “крепкого”, который театрально рвался в новый бой. Марат остался почти один. Несколько мелких зевак с интересом крутились вокруг, словно гиены вокруг подранка. Он встал, поднялся на переполненное крыльцо, зашел в тамбур, отыскал испачканный пиджак и пошел прочь. Волосы взъерошены, рубашка вылезла из штанов, на плитку пола капала алая кровь. Он вытирал кровь рукой и стряхивал, чтобы не испортить одежду. Кто-то дал платок. Его больше никто не остановил, все расступились.

Он вышел, сел на низенький забор, запрокинул голову, дождался, когда кровь остановится, плюнул на асфальт, и посмотрел в сторону клуба, не выскочит ли кто-нибудь еще. Ему было плевать, даже если выскочит. Но никого не было и больше никто не шел в его сторону. Сафаров поднялся, чтобы идти домой. Сзади застучали каблучки. Он обернулся. Это была Светка.

– Что случилось? Опять они? Подрались? Ну-ка покажи. Больно?

– Все нормально, фигня, – отмахнулся он.

– Ты весь в крови. Пошли со мной, – сказала Светка и взяла его за руку.

– В прошлый раз было хуже. Сейчас вообще не больно.

– Я с девчонками задержалась, не видела, что тут происходит. Я бы им показала. Они мою маму боятся. Им всем влетит, пусть только меня пальцем тронут!

– Я домой, надоело все. А ты сейчас куда? Рассвет с классом встречать?

– У меня ключи от тетиного дома и вот, – Светка раскрыла сумочку, где поверх женской мелочевки уютно лежала небольшая бутылка импортного ликера.

Марату неожиданно стало весело. После всей этой круговерти событий перед ним стояла Светка с ликером в сумочке.

– Ну, Светка, ну ты даешь, подруга боевая! – он засмеялся.

– Че? – она тоже засмеялась.

– Ты где взяла ликер?

– Да, один ухажер подарил. В клубе.

– Ухажер? Ну ты ваще даешь! У тебя есть ухажер?!

– Да, – она снова засмеялась.

– И ты гуляешь со мной?

– Ага.

– Блин, у меня нет слов…

В этот миг от нее исходило какое-то притягательное тепло, такое родное, доброе и надежное. Марат обнял ее одной рукой, откуда-то зная, что она будет не против.

– А пошли к твоей тете.

– Подожди, – Светка достала платочек, бесцеремонно намочила кончик слюной и старательно вытерла засыхающую кровь с его лица.

– Все, идем.

Они зашагали по темной пустынной улице.

– Ты заметила, как только я с тобой куда-то иду, со мной всегда что-нибудь происходит?

– Всегда, что ли?

– Да.

– Ну, прям. С тобой всю жизнь и без меня что-нибудь происходит.

– Это точно.

– Зато сегодня с тобой больше ничего плохого не произойдет, – сказала Светка, выбросив грязный платок в урну.

– Ты меня защитишь? – усмехнулся Сафаров.

– Ага, – улыбнулась она.

Домом тетки оказался современный коттедж на два хозяина. Все центральное отделение совхоза было построено по типовым современным проектам. Отопление, вода, канализация. В просторном зале стояла музыкальная система “Вега” – мечта меломана СССР. В серванте нашлись несколько коробок с кассетами. Сафаров выбрал из них альбомы Кар-Мэн и Цоя. Светка на кухне накрывала на стол. Она немного нервничала. На часах три ночи. Раньше чай пили даже перед сном, и никто не заморачивался насчет кофеина. Все равно спали, как убитые. Скоро Светка позвала на кухню, где на столе лежали конфеты, пара пряников, шоколад, ликер ухажера и горячий чай.

– А где салат из морской капусты? – пошутил Сафаров.

– Тут пустой холодильник. Тетя уехала надолго.

– Далеко?

– В город. Чем займешься после школы? – спросила она, отламывая шоколадку.

Из зала доносилась песня:

“Электрический свет продолжает наш день

И коробка от спичек пуста,

Hо на кyхне синим цветком горит газ.

Сигареты в руках, чай на столе – эта схема проста.

И больше нет ничего – все находится в нас”

Под потолком тускло светил уютный желтый абажур, заливая кухню неким позитивом.

– В институт поступлю, в Чирупинский, – ответил он задумчиво, словно летал в облаках.

– В какой институт?

– Политехнический. А ты?

– Я в Младогорск, откуда ты приехал. В пединститут.

– Знаю такой, тяжело поступить, но легко учиться. Там общага клевая.

– Был что-ли там? – ее глаза блеснули.

– Ночевал разок.

– У девушки?

– Не, у пацанов наших, из деревни.

Они выпили ликера.

– Фу, сладкий какой, – поморщилась она.

– А что за поклонник у тебя? Кто он? – спросил Марат.

– Да, так, есть тут один. Он старше меня на десять лет. Торгует сухофруктами. Цветы всегда дарит. Розы. Красные.

– Красные розы, если я не ошибаюсь, это символ страстной любви к женщине. И что ты чувствуешь в ответ?

– Ничего, – хмыкнула она, – пусть себе дарит, если ему нравится.

– Но ведь он думает, что ты принимаешь ухаживания. Ты же берешь цветы и ликер.

– Ой, я не знаю. Он мне не нравится. Я с ним не гуляю.

– Ладно, пусть дарит, а мы будем пить его ликер, – Марат налил еще по одной и философски заключил, – как жесток этот мир!

– Ты это к чему?

– Ну вот, твой поклонник любит тебя, а ты его нет.

– Хм, я же не виновата. А может я вообще никого и никогда в жизни не полюблю?

– Говорят, что любовь – это страдания. Так что лучше не влюбляйся.

– Но ты же не прикажешь сердцу, – она запнулась. – А ты любил кого-нибудь?

Сафаров закинул ноги на табурет и, прикрыв глаза, блаженно улыбнулся:

– Да.

– Расскажи.

Он задумчиво покрутил на столе граненую стопку с ликером, разглядывая блики.

– Ну, в детском садике… Ее звали Даша Малинова.

– В детском саде не считается, – хихикнула Светка и все же загнула палец для счета.

– Ну, потом в школе, во втором классе. Юлька Халтурина.

– Это тоже не считается, – тем не менее загнула второй палец. – А сейчас? Ты сейчас кого-нибудь любишь?

Светка придвинулась к нему и посмотрела в глаза.

– Сейчас нет, – обманул он, потому что недосягаемый образ Нелли стоял перед глазами и сжимал сердце. Но он не рассказал.

– А как ты ко мне относишься? – ее голос дрогнул.

– Уже не знаю, – ответил он, глядя на нее.

– Я тебе нравлюсь? – спросила она, чувствуя головокружение и жар во всем теле.

– Да, нравишься.

Светка неожиданно оказалась совсем близко и между ними случился первый неловкий поцелуй. Затем еще и еще. Гормоны исправно заиграли свою мелодию, против которой мало кто устоит. Потом они были в спальне. Когда он уснул, на улице стало светать. В июне на Урале светлеет рано. А она смотрела на него вблизи и улыбалась. И тут же корила себя. И снова оправдывала. А потом незаметно и сама провалилась в сон.

Проснулись после обеда. Светка заторопилась, ожидая встретить дома взволнованную мать. Увидев дочь в окно, как говорится, в целости и сохранности, мать вышла навстречу:

– Это где ты до сих пор гуляешь? Наташка, подруга твоя, вон дома давно.

– Мам, все хорошо, не переживай.

– Где ты гуляла? С кем?

– Не важно мам. Я спать хочу.

Лавочкина зашла в дом и легла на диван. Мать почувствовала, что с дочерью что-то не так. Зайдя следом, она села на край дивана, потрогала ей лоб, вздохнула и сказала:

– Эй, смотри мне, в подоле не принеси.

– Нет, мам, все хорошо, – она погладила ее натруженную шершавую ладонь.

Про ключ от дома тетки мать тогда не знала.

Вечером они снова встретились в том же доме. Светка принесла с собой кофе. Настоящий, молотый, дефицит в те годы. Всего горсточку, ровно на одну чашку. Когда стемнело, они вышли во двор, вынесли стулья, заварили кофе и стали смотреть на звезды.

– Постой, не пей пока кофе, – попросил Марат.

– Почему? – Светка удивилась.

– Знаешь, что такое “кофейный поцелуй”?

– Нет, – она улыбнулась.

Он отпил немного из чашки и поцеловал ее.

– Чувствуешь?

– Ты пахнешь кофе, и горячий такой. Еще хочу.

– Теперь ты.

Она поцеловала его.

– Мм, клева.

– А кто тебе показал это? – она посмотрела с хитрецой.

– Придумал, только что, – ответил он и показал на звезды. – Смотри, вот это Сириус. А это Бетельгейзе, он красноватый. А это Мицар, а рядом маленькая Алькор.

– А это? – она показала пальцем на яркую точку.

– Это Марс.

– А там есть марсиане?

– Конечно есть, вон тебе привет передают.

Светка доверчиво замолчала, словно постаралась увидеть марсиан с приветом для нее.

– Марат, мне сегодня надо дома ночевать. Мама не разрешает до утра пропадать. Она не знает, что мы здесь, – грустно сказала она.

– Ей кто-нибудь расскажет, что в доме горит свет. И она догадается.

– Давай выключим.

– Давай.

Они зашли в дом, выключили свет, открыли шторы, чтобы немного от уличных фонарей попадало в комнату, включили музыку и стали танцевать. Уже за полночь Марат ее проводил. Светка настояла, чтобы он не заходил в район Березки.

– Я не боюсь их, – возразил Сафаров.

– Нет, я дойду. Не провожай, – настаивала она.

– Ладно, только я буду смотреть, дошла ты или нет.

Марат остался стоять в кромешной темноте, глядя на ее светлый силуэт, пока наконец она не зашла во двор, освещенный лампочкой на крыльце и не махнула рукой.

В следующий вечер, как только он вошел во двор дома тети, она вышла навстречу и обняла его. Они долго стояли в душистой прохладе, наполненной ароматами полевых цветов и стрекотанием вечерних кузнечиков.

– Я так соскучилась. Весь день думала о тебе. Не могла дождаться, когда мы встретимся.

Он принес шоколадку Баунти с кокосовой начинкой, и они испробовали кокосовый поцелуй. Она принесла половинку пирога с лесной клубникой. Решив больше не прятаться от соседей, ведь в деревне все рано или поздно становится известным, они включили свет в доме и пили чай на кухне. Марат пустился в длинные юношеские рассуждения, а Светка смотрела и не слышала. Ей нравился его голос, его взгляд, его скупая улыбка, его присутствие и то чувство, которое возникало в ней всякий раз, когда он рядом. С ним было как-то легко и просто. Безопасно. И она гнала от себя мысли о скором расставании.

На другой вечер они испробовали апельсиновый поцелуй. Светка достала теткин фотоальбом, в котором сохранились ее детские фото. Они смотрели его и рассуждали о скоротечности жизни, целях и прочем. Светка рассказала о своем детстве, родителях, сестренке, начальных классах и забытых подружках.

В следующий вечер настала очередь для яблочного поцелуя, и они отправились купаться на реку в темноте. Купались голые и она нисколько не стеснялась его.

Затем вечер с шоколадным поцелуем. Марат долго не хотел отпускать Светку домой. Когда она пришла в два часа ночи, мать еще не спала. Светке влетело.

А в последний вечер шел сильный дождь.

– Я хочу под дождь, – Светка потащила за руку Марата, и они выбежали на траву. – Давай промокнем до нитки!

Так они стояли и промокали, глядя друг на друга.

– Значит сегодня у нас поцелуй под дождем? – он улыбался ей.

– Да.

Никогда в будущем он не увидит женщины счастливее. Ее влюбленные глаза, открытые и ясные. В них было столько надежды и доверия! Казалось, что, повиснув над пропастью на одном волоске, она поверит ему, если он скажет, что все в порядке, что он удержит.

– Мм, это самый лучший в мире поцелуй. Лучший. Лучше всех. Поцелуй под дождем, – шептала она разгоряченно. – Я схожу с ума, слышишь, я не могу… Я не смогу жить без тебя… Это ты, это ты виноват. Что ты со мной сделал?

А он только крепко обнимал ее. В эту ночь она нарушила табу матери и осталась до утра, потому что утром он уезжал.

– Мы еще встретимся? – спросила она, когда он с вещами стоял у калитки. Мимо, оглядываясь, шли прохожие, но молодые не обращали на них никакого внимания.

– Конечно. Конечно увидимся. Ты ведь моя боевая подруга.

– Подруга? И все? – она смотрела снизу-вверх глазами, готовыми расплакаться. Затем со слабой надеждой в голосе спросила:

– Ты меня любишь?

– Люблю, – произнес он после небольшой паузы. – Но, смотря что вкладывать в слово “любовь”.

Ее глаза потускнели.

– Дурак ты! – прошептала она, сглотнула горький комок и несильно стукнула его кулаком в грудь. – Иди уже!

Марат наклонился, чтобы поцеловать ее, но большой козырек его бейсболки ткнул ее в лоб. Момент был испорчен. Он повернул козырек набок и все же поцеловал ее. Ее губы слабо ответили, словно на нее накатила безнадежная тоска.

Он пошел прочь и тут же услышал ее голос:

– Стой же!

Светка подбежала и крепко обняла его, словно хотела слиться с ним в одно, прилипнуть навсегда и никуда не пускать. Сафаров удивился, откуда в ней столько силы. Она дрожала, а из глаз катили слезы. Затем она порывисто оторвалась и сказала, вытирая глаза рукой:

– Не хочу, чтобы ты запомнил меня ревущей.

Она постаралась улыбнуться, но в ее улыбке было столько боли, что Сафаров отвел глаза.

– Все, иди…

С тяжелым чувством и одновременно с неудержимой тягой к новой жизни, он твердо зашагал к автобусной остановке. Свободный и молодой. Где-то впереди маячило светлое будущее, хотя его очертания оставались размыты и обманчивы. А в стране носился дух свободы, предчувствие новой жизни, долгожданных перемен к лучшему. Выстраданных перемен.