Баба Тоня внимательно выслушала рассказ Маши о том, как она потеряла деньги. Маша только умолчала о том, что упала она прямо на могилу. Баба Тоня была доброй женщиной, она переживала, боялась, что Маше достанется дома за грязную одежду и потерянные деньги, и всячески старалась её утешить. В итоге договорились о том, что деньги Маша принесёт в следующий раз.

В тот день в клубе-бане было не так тоскливо, как обычно: столкновение со смертью обострило праздник жизни, смягчило его недостатки.

Это было в начале лета, поэтому воспоминание об этом приключении было особенно приятным. Если бы оно произошло ближе к концу августа, то, скорее всего, только усилило тоску, связанную с приближающимся отъездом из деревни.

В конце августа всегда было тоскливо. В июне даже затяжная пасмурная погода вызывала радость, но, когда дожди шли в августе, это было ужасно. А они шли, казалось, каждый август, проводимый Машей в деревне.

В августе обыкновенно в деревне было много народа: родители приезжали за детьми, а заодно и отдохнуть. Приезжали все родственники и в их дом, поэтому обыкновенный распорядок жизни нарушался. Да и без кучи родственников в августе хотелось как-то по-особенному проводить время – так, чтобы лето запомнилось на всю жизнь. В общем, хотелось по максимуму насладиться жизнью в деревне. И Маша любила уходить куда-нибудь на речку, туда, где была когда-то мельница; её крылья долго валялись прямо в воде, но затем куда-то пропали.

В том месте было мелко, и можно было в шортах пройти по речке сотню метров и попытаться выловить что-нибудь интересное. Маша мечтала найти какой-нибудь обломок мельницы. Но выловила она там только металлическую коробку из-под чая – в таких деревенские мужики обыкновенно носили табак. А ещё там было много-много голубой глины. Кто-то даже предположил, что, если бы на том участке речки обитали раки, они бы были голубыми.

В первые годы Маша ходила «на мельницу» вместе с Ритой, затем одна, а затем стала брать с собой дочку двоюродной сестры. Она пыталась делать вид, что развлекает ребёнка, хотя на самом деле ей самой, даже в пятнадцать-шестнадцать лет, было интересно, как маленькому ребёнку, возиться в речке.

Ещё Маша любила пасмурными августовскими днями бродить по липовой аллее и представлять, как это место выглядело раньше. В одном она не сомневалась: речка когда-то была намного глубже и шире, и с липовой аллеи было видно, как её воды катятся в сторону того конца деревни, где был аэропорт. Наверняка это было потрясающее зрелище. Маша искала в бурьяне и крапиве какие-нибудь признаки скамеек, ведь наверняка люди любили сидеть здесь подолгу. Но никогда ничего не находила.

Ещё в конце августа всегда ходили за яблоками – в так называемый барский сад и в сад Золотовых, которые больше не ездили в деревню. Ощущение своей причастности к миру деревни Маше нравилось больше самих августовских яблок. Она любила скороспелый сорт яблок, созревающий уже в июле и называющийся в этих краях аркадкой. Их вязкий вкус был ни с чем не сравним.

До того как Маша начала ходить в клуб-баню, в самые последние дни пребывания в деревне она любила вечерами сидеть на заднем крыльце, потому что посидеть в тишине больше было негде. Августовские ночи в деревне были холодными, а холодные зори способствовали лучшей передаче звуковой информации. Так, был слышен лай собак из соседней деревни, находившейся за три километра. Но больше всего Машу поражало то, как звонко шумит речка. Казалось, ухо было способно даже уловить звук всплеска воды от рыбы или рака. Эти звуки были грустными тогда, когда было дождливо. Но когда было ясно и было много звёзд, Маша любила смотреть на небо и представлять, что речные звуки издаёт вовсе не речка, а Млечный путь, и что только там, среди миллиардов звёзд, на огромном полотне пространства-времени затерялось место, которое лучше их деревни. И затерялось время, которое было тогда, когда их речка была шире, а в липовой аллее были скамейки и влюблённые парочки. А посему – есть куда стремиться!

* * *

В то время, пока Маша готовилась сдавать первые в своей жизни экзамены в конце девятого класса, Рита готовилась к поступлению в институт, совершенно не волнуясь о предстоящих школьных экзаменах. Она шла на медаль и поступать собиралась либо в МАИ, либо в зеленоградский МИЭТ.

Учителя в одиннадцатом классе ставили ей пятёрки уже автоматически, можно сказать, авансом, как ученице, претендующей на медаль. Но по самым главным предметам, которые необходимо знать поступающим в технические вузы, – математике, физике, химии – пятёрки у Риты были заслуженными.

На выпускной вечер были приглашены родители. Некоторые учителя не скрывали своего восхищения отцом и матерью Риты. Они намекали, что у замечательных родителей и дети замечательные. Наверное, они хотели убедить себя в том, что их собственные дети добьются в жизни определённых высот.

Родители Риты не сомневались, что им льстят. Да, Рита добилась успехов в школе, но про Машу такого нельзя было сказать, и учителя это, конечно же, знали. Усидчивостью Маша не обладала. Вот и сейчас она наверняка сидит где-нибудь на квартире в какой-нибудь компании парней и девчонок, где накурено и пахнет пивом, а по телевизору показывают повтор матча с чемпионата мира по футболу в Японии и Южной Корее. И всё это вместо того, чтобы готовиться к последнему экзамену по русскому устному.

Рита тоже подумала, что учителя льстят; она-то хорошо знала, что родители её не такие уж и замечательные. Да и Маша тоже не блещет успеваемостью. Но слова учителей произвели на неё определённый эффект. Захотелось сделать приятно родителям и делать это приятное всю жизнь. Всё, что она может сделать сейчас, – это поступить в МАИ или МИЭТ. Ну а после окончания вуза она обеспечит достойное существование родителям. И о Маше, конечно же, позаботится, раз она сама не заботится о своём будущем и уж тем более – о будущем семьи.

Одна подружка Риты, тоже медалистка, сказала, что на выпускном вечере не стоит пить алкогольные напитки, чтобы ничего не забыть из происходящего в этот замечательный день.

И алкогольных напитков выпускники действительно не пили – в отличие от учителей и родителей. Но это не сказалось положительно на запоминании событий того вечера. Запомнилось только то, как под утро вышли из школы на улицу, где стояла компания подвыпивших молодых людей. Один парень поджидал свою подругу – выпускницу. Ему явно не нравилось, что его девушка проводит время не с ним, и он закатил сцену дикой ревности. Подвыпивший ОБЖшник решил заступиться за девушку и полез в драку. Директору с физруком пришлось их разнимать.

Этот выпускной Риты, пожалуй, больше будет помнить Маша, чем её сестра-выпускница. Маша в этот день вовсе не сидела в компании девчонок и парней; она была одна дома и радовалась, что выпускной сегодня не у неё. В этот день она перестала бояться предстоящего экзамена по русскому устному, потому что поняла: по сравнению с выпускным экзамен – слишком лёгкое испытание. На экзамене не будет родителей, на экзамен необязательно приходить в платье. Да и длится экзамен намного меньше, чем выпускной. И именно выпускной вечер как бы символизирует трудности, связанные с дальнейшим обучением. Маша не сомневалась, наслаждаясь близостью скорых каникул после девятого класса, что, когда у неё через два года будет выпускной, мыслями она будет в институте, а не на каникулах в деревне. На далёком временном расстоянии человек иногда способен дать более точный прогноз по поводу того, какие мысли будут беспокоить его в такой-то день. В конечном итоге экран с воспоминаниями Маши покажет, что ощущения из далёкого прошлого были ближе к уже написанной истории жизни, чем ощущения, возникавшие во время написания яркими красками этой истории.

Родители не стали дожидаться окончания выпускного и в середине ночи вернулись домой. За интересным занятием они застали Машу! Она изучала географическую энциклопедию, которую ей подарили в школе ещё после третьего класса. «Опять она занимается бездельничаньем», – подумала мать. Сперва непонятное увлечение футболом во время экзаменов. Теперь вот география.

– Тебе же русский сдавать, – недоумевала мать.

Маша не знала, что на это ответить. Её увлечения родителям в последнее время не нравились, поэтому она научилась прятать свою радость от увлечения чем-либо. Но географией она не увлекалась. Она просто хотела побольше узнать о Сенегале, который здорово играл на чемпионате мира. Большая ли это страна? Много ли вообще стран в Африке? И какое место они занимают в футбольном мире? Интерес к футболу у Маши был силён.

Его бы не было вообще, если б два года назад ей не довелось посмотреть финал Евро-2000 Италия – Франция. Матч этот она смотрела дома у дяди Саши и тёти Тани на следующий день после приезда в деревню. Тогда на их стороне деревни выключилось электричество, но повезло, что рядом оказался шофёр председателя Андрей. Он ловко надел «когти», отыскавшиеся в кладовке дяди Вити, возле дома которого и произошёл какой-то сбой, и полез на столб. Пока Андрей ковырялся в проводах, его успело пару раз сильно тряхнуть током.

– Ты электриком был профессиональным? – спрашивали с земли.

– Да пару раз одевал «когти» в армии.

– Смотри аккуратнее, ближайшая больница далеко.

– А мне в больницу не надо. Мне к Алику надо!

Пришёл к дому дяди Вити и дядя Саша; его семье Маша помогала раньше с заготовкой сена.

– Скоро гимны будут играть. А света нет на всём краю, – переживал дядя Саша. – Что у вас тут? И так делать нечего целый день, а тут ещё футбол нельзя посмотреть.

– У нас в ближайшие часы будет много развлечений, – отвечал сверху Андрей. – Пока дойдём до Алика, пока посидим на горке, пока вернёмся. Финальный свисток уже успеет прозвучать. Нет, футбол мы сегодня смотреть не будем.

– Ты уже оценил свои услуги в бутылку самогонки? – спросил кто-то.

– Какая бутылка?! – от неслыханной наглости Андрей сделал что-то не то, и его снова ударило током. – Тут три только за одну работу. Плюс ещё по одной за каждый удар током.

И электричество восстановилось на их конце деревни. «Ловко он, – подумала Маша. – Интересно, выпускники МАИ или МИЭТа умеют так?»

Мужики пошли на горку, отказавшись от предложения дяди Саши пойти смотреть футбол. Только Маша приняла это приглашение.

Иначе было два года назад во время финала чемпионата мира Бразилия – Франция. Тогда на футболе у дяди Саши с тётей Таней собралось много народа – отец, Булыгин, один из мужей тёти Нади, другие взрослые. Стул достался и Маше, но только долго усидеть на нём она не могла. Футбол тогда манил её намного меньше, чем вечерняя прохлада в деревне. Но Маша хотела, чтоб матч затянулся, так как, пока взрослые смотрели футбол, дети могли гулять по росе и по туману.

А вот финал главного футбольного события 2000 года Маше понравился и запомнился. Радость от начинающейся самостоятельности вкупе с радостью от приезда в деревню были настолько сильны, что перекинулись на экран телевизора.

Самостоятельность постепенно становилась нормой, а радость от пребывания в деревне становилась всё кратковременной – по мере того, как деревня пустела, а из душ взрослых выходила романтика. Зато радость от крупных футбольных турниров оставалась неким эхом от тех, других радостей.

Когда Маша в тот день, день финала Евро-2000, вернулась ночью домой, на терраске сидели отец, мать, тётя Надя, Андрей, дядя Витя и Алик. Как поняла Маша, мужчины отмечали возвращение электричества сначала у Алика, и, лишь когда стемнело, захватив с собой Алика, побрели обратно, на другой конец деревни. В темноте они потеряли тропинку и переходили речку вброд, а затем ещё долго блуждали в зарослях крапивы, поэтому выглядели они так, будто их всех сильно тряхнуло током.

– Я сделаю нормальный тропинка, – говорил Алик. – Эта никуда нэ годится.

– Да это вас этот повёл куда-то, – говорила мать, указывая на отца.

– Алик, нам с тобой придётся тут сидеть до утра, – говорил Андрей. – Я в темноте ничего не вижу.

– Да мы вам фонарик дадим, если что, – говорила тётя Надя.

– Кто там кого? – спрашивал отец. – Макаронники лягушатников или лягушатники макаронников?

– Лягушатники, – отвечала Маша.

– А как же вратарь макаронников? Он же всё тащит.

– Ему под конец разбили нос мячом. После этого он стал нервничать. Иногда казалось, что он потерял ворота.

И только дядя Витя, бывший моряк-подводник, сидел угрюмый, пьяно склонив голову над тарелкой. Ничего особенного он не видел в их ночном приключении. Для него всё это было не в новинку, и он не мог представить, что может быть иначе, поэтому даже не видел повода для разговора.

Мать не стала долго допытываться, зачем Маша держит в руках географическую энциклопедию и почему она не ложится спать: мысленно родители ещё продолжали гордиться своей старшей дочерью и поэтому легко закрыли глаза на бездельничанье младшей.

Рита поступила в оба института. Но выбрала МИЭТ: каждый день ездить в Москву ей не хотелось.

Все подруги Риты, многие из которых тоже были медалистками, поступали в гуманитарные вузы – кто-то из-за желания связать свою жизнь с юриспруденцией или экономикой, а кто-то от безразличия. Рита же точно знала, что станет когда-нибудь программистом. Уверенность её проистекала из трезвой оценки своих способностей, а вовсе не из-за того, что впереди ещё целых пять лет, в течение которых может произойти много поворотных событий, поэтому она даже не любила разговаривать с подругами на тему учёбы. Пусть подруги идут своим путём – она пойдёт своим.

Это было потрясающее время! Время загорающегося воображения! Даже родители в кои-то веки решили вместе отметить успех своей старшей дочери. Маша тоже приобщилась к этому семейному празднику. Русский устный она сдала на пятёрку. А все остальные экзамены – на четвёрки. Поэтому Маша считала, что добавила радости родителям. Отмечающие вместе что-либо отец и мать – зрелище необычное и, безусловно, приятное, поэтому – почему бы тоже не порадоваться за сестру, а заодно и за себя. Хотя было бы лучше, если бы весь мир, в том числе и её родители, отмечали то, что у неё начались каникулы, и то, что она скоро поедет в деревню. И ещё – то, что ей остаётся целых два года до поступления в институт.

* * *

Уже первого сентября Рита поняла, что легко ей не будет в течение всех пяти лет. «Институт – это не школа», – решила она. Институтские преподаватели не были на её выпускном и не были на бале медалистов Зеленограда. Здесь прошлые достижения ничего не решали.

Школьная медаль быстро поблекла, что объяснялось отчасти тем, что слишком легко дались успехи в школе, отчасти тем, что оставалась слишком огромная пропасть между реальным миром и идеальным. Казалось, нужно проделать колоссальный объём работы, чтобы преодолеть эту пропасть. Если бы хоть что-то в жизни улучшилось после того, как она окончила с медалью школу, то, может, и пять лет в институте не стали бы казаться такими страшными. А так получалось, что жизнь шла вперёд, успехи прибавлялись, но вместе с этим жизнь только усложнялась, а никак не менялась к лучшему.

В первом семестре были такие предметы: математический анализ, линейная алгебра, химия, физика, иностранный язык, философия, русский язык и физкультура. Всё практически то же самое, что и в школе, но только изучать надо более углублённо.

Уже через месяц Рита заметила, что некоторые студенты в её группе значительно лучше разбираются в изучаемых дисциплинах. В школе она всегда была одной из самых лучших. Чтобы кто-то её заметно превосходил – такого не было даже по русскому языку, а уж по техническим предметам – и подавно. Впрочем, большинство однокурсников были с Ритой либо на равных, либо даже уступали ей, лишь три-четыре вундеркинда «шарили» заметно лучше в математике и физике.

В группе её учились, как ей думалось, люди, куда как более достойные МИЭТовского образования, чем она. Некоторые из них могли разговаривать о компьютерах целыми часами. У самой Риты компьютер появился дома только два года назад, да и то она в него только играла. А у этих людей компьютеры, кажется, с раннего детства. Наверняка их родители – достойные люди. И что её собственные знания математики и физики по сравнению с этим! Сколько отец копил на первый компьютер! Как тщательно его выбирал вместе с одним из своих немногочисленных друзей, работавшим программистом! А у некоторых однокурсников, судя по их рассказам, было уже несколько компьютеров, и покупали они их в одночасье, когда вдруг хотели поиграть в какую-нибудь игру, для установки которой были необходимы более мощная операционная система или процессор.

Рите хотелось поддерживать разговор со всеми однокурсниками, особенно с теми, кто хорошо учился и разбирался в программировании. Но она не хотела разговаривать о программировании. Умения, способности, особенно к тем вещам, к которым она сама стремилась, значили для неё много, но больше всего ей нравились люди, у которых способности были глубоко запрятаны под ровным, будничным полотном жизни, а не выпячивали уродливым бугром. Таких людей в институте, казалось, не было. Либо посредственность, либо тот, к кому подойти страшно, потому что боишься отвлечь его от мыслей, которые наверняка далеки от пустых разговоров, и, главное, потому что не знаешь, как он к тебе относится – существуешь ли ты вообще в его мире.

В группе помимо Риты было только трое девчонок. Старостой была Илонка. Умом и знаниями изучаемых предметов она не отличалась, на втором курсе собиралась выбрать инженерное направление, потому что в программировании и в математике разбиралась не особо хорошо. Впрочем, и на будущего инженера она не была похожа. Она была прирождённым руководителем – и на этом все её студенческие достоинства исчерпывались. Рита с первых дней подружилась с Илонкой.

Две другие девушки были значительно скромнее: даже с общительной Илонкой они разговаривали мало, а Риту и вовсе как будто не видели. Казалось, они не замечали, что девчонок в группе всего четыре, поэтому отношения между ними должны быть особенными.