Как пишет Акунин,
Во всякой книге, которая чего-то стоит, всегда есть только одна мысль, ради которой книга и написана. Главная.
В этой книге главная мысль сосредоточена во временном пласте 1968 года. А в этих событиях главное -- моральный цугцванг Антона Марковича Клобукова. Его положение незавидно.
Доживать с репутацией подлеца скверно, но еще хуже, когда все вокруг чтут тебя за принципиальность, а ты знаешь про себя, что ты подлец.
Что бы ни сделал Клобуков, будет плохо.
И жаль, что Акунин не предоставил нам ни одного варианта решения моральной дилеммы. Для этого понадобились бы дополнительные персонажи, но они не помешали бы: в книге и так миллион имён, стало бы миллион один. Вместо этого автор...
спойлер...Клобукова попросту убил.свернуть
Все остальные линии повествования являются не более чем виньетками, литературными украшениями.
Разумеется, Акунин не может обойтись без японцев. Прошу прощения за необъятную цитату из реального или вымышленного японского философского трактата, но не могу её не привести. Во-первых, она действительно изящна, а во-вторых, выкинуть из неё нельзя ни слова. Тем, кто планирует прочитать Акунина, её можно пропустить. А можно и посмотреть: это не спойлер.
Необъятная цитата
«Говорят, что самую просветленную из всех когда-либо существовавших книг написал мудрец по имени Мудзай и что называлась она «Путь десяти тысяч путей».
Мудзай не писал свой труд сам, а диктовал ученику, утверждая, что для полета мысли следует смотреть не вниз, на бумагу, а вверх, в небо.
Самадхи снисходило на мудреца, только когда он катался на лодке по заливу перед бурей. В такую погоду ученик нанимал лодку с кормщиком и двух дешевых женщин низменного поведения. Учитель садился на нос, смотрел на предгрозовые облака, а куртизанки пели некрасивыми голосами вульгарные песни. Величественность небес в сочетании с безобразием земного бытия открывали Мудзаю дверь к пониманию жизни.
Однажды во время прогулки он сказал ученику: «Сегодня я продиктую тебе самую важную главу, которая разъяснит взыскующим Истины, на каком Пути ее можно найти, и после этого книгу можно будет считать законченной».
Мудзай стал изрекать мысли непревзойденной ясности и силы. Кормщик волновался и говорил, что пора поворачивать к берегу, пока не налетел смерч, но учитель и ученик его не слушали, они были слишком увлечены.
И налетел смерч, и порвал паруса, и сломал руль, и смел за борт кормщика. Лодку повлекло в открытое море, навстречу гибели.
Но к ладье был привязан малый челн с веслами. Поместиться в него могли только двое.
«Учитель, скорее садитесь, пока нас не отнесло далеко от берега!» — воскликнул ученик.
Куртизанки заплакали, прощаясь с жизнью, они знали, что для них места в челне нет.
«Пусть сядут эти женщины», — ответил Мудзай.
«Но их жизнь презренна, она не имеет никакой ценности! Вы же — живое сокровище страны Ямато!».
«Их жизнь презренна и не имеет ценности, а я живое сокровище, — согласился Мудзай. — Но если я сяду в челн, я останусь живым, однако перестану быть сокровищем. Лучше быть мертвым сокровищем, чем живым ничтожеством».
«Тогда я останусь с вами, — склонился перед Мудзаем ученик, — но давайте передадим гетерам вашу мудрую книгу. В ней — истинный Путь, ее должны прочитать люди».
«Мудрость, переданная блудницами, утрачивает свою цену, — ответствовал Мудзай. — А самая лучшая книга — та, которая пишется не словами, а поступками».
Ученик остался с учителем, и они утонули вместе с «Путем десяти тысяч путей», а людям эту историю поведали спасшиеся женщины низменного поведения. Им мало кто поверил, потому что продажные девки вечно выдумывают небылицы.
Но я им верю».свернуть
Есть ещё притча о настоящем самурае с китайским псевдонимом Хо Линь-Шунь. Тоже красиво написано. Хо Линь-Шунь -- настоящий хитроумный азиат. Он строит головоломный план и выполняет невозможную миссию. В этом ему помогает Сидней Рейли. Точнее, даже не так: сам Сидней Рейли служит пешкой в плане Хо Линь-Шуня.
Это звучит, с одной стороны, нереально, а с другой, абсолютно правдоподобно. Нереально, поскольку Рейли сам гениальный комбинатор и стратег. Правдоподобно из-за того, что азиатский ум во многом превосходит ум европейца (или кто там был этот Сидней?).
История Сиднея Рейли сама по себе захватывающая. Его реальная биография полна белых пятен, и жаль, что в книге невозможно отделить историческую часть от беллетристической. В частности, женщины играют огромную роль у Акунина. Проверять не возьмусь, но, боюсь, они все кроме, возможно, одной, просто высосаны из пальца -- вместе со своими ролями. Но получилось лихо, читал с удовольствием.
Все остальные виньетки, по-моему, просто лишние. Мне совершенно всё равно, о чём думал Степняк-Кравчинский перед тем как его раздавил паровоз. Не знаю, каким боком относится к делу обстановка в Одессе 1918 года. Тем более скучна схватка бульдогов под ковром кэгэбэшного логова. В конце концов, кто бы из них ни одержал верх, это ни на что не повлияло бы в 1968 году. И это тем более ни на что не влияет сегодня.
Но дневник полковника Бляхина -- неординарная литературная находка! Ради этого прощаю автору всю гэбэшную нудятину.
Странно, что я совсем не помню вторжения в Чехословакию 1968 года. Мне было всего 11 лет, но у меня был отличный приёмник Hitachi. При полном попустительстве родителей я постоянно слушал "Голос Америки", BBC, "Радио Израиля из Иерушаляйма" и т.п. вплоть до каких-то экзотических радиостанций типа северокорейской. Всего их было аж 35, я сам составил список их вещательных частот и кое-какое расписание программ. До сих пор помню некоторые из их позывных.
Уверен, что они рассказывали о Чехословакии -- и ничего не помню. В моём окружении этот вопрос никто не обсуждал совсем. Я узнал обо всём и о многом другом только во времена перестройки.
Акунин, старше меня на 8 месяцев. Интересно, что он знал тогда об этом?..
Из всех необязательных (и местами лишних) виньеток мне в силу собственного возраста приглянулась "инструкция по использованию старости". Спорить с Акуниным ни по одному из множества рассмотренных пунктов не захотелось. Похоже, в понимании этой темы мы сходимся с ним практически полностью.
Видимо, сказывается не только близость возраста. Все мы родом из детства. И так случилось, что у нас в те времена было много общих знакомых и учителей. Хотя сам Акунин меня, вероятно, не вспомнит, но выросло из нас нечто похожее.
Так или иначе, книга увлекательная. Акунин писать умеет. Он воссоздал 1968 год весьма точно во многих деталях. Полагаю, и более ранние времена он описал достойно, но главное всё же -- тот самый 1968 год. Сегодня перед нами снова маячит всё тот же безнадёжный моральный выбор. И Акунин, очевидно, придаёт серьёзное значение своему собственному писательству:
Точно так же сто лет назад совершенно нереволюционные романы Толстого поворачивали вековую махину российской косности к свету в тысячу раз мощнее, чем задиристые листовки ниспровергателей.
Сомневаюсь, что в этот раз удастся что-то куда-то повернуть, но он может со всей ответственностью повторить слова известного Макмёрфи. А тот сказал:
Ну я хотя бы попробовал.