Глава 2. Два разных утра

Если бы на окнах в каморках “Червивого Яблока” имелись не то чтобы занавески, а хотя бы полуистлевшие тряпки (куда уж там до добротных ставен!), тогда нападение утра (а иначе никак это не назвать) показалось бы Занзаре не столь внезапным. Яркое и жизнерадостное – оно ворвалось сюда, вытесняя влажный полумрак, после загнало его под изъеденные короедами и мышами плинтуса и половицы. Даже растянутую по углам рыболовными сетями с богатым уловом тараканов и прочих насекомых паутину свет превратил в нечто сверкающее и не столь омерзительное. Особо преобразить сию убогую опочивальню подобное вмешательство не могло, но тепло и свет любому самому злачному месту не повредят. А уж как это живительно действует на того, кто столь долго находился во тьме и зловонии!

Девушка улыбнулась, наслаждаясь мимолетной негой, зашевелилась, потянулась, а ее колени во что-то уперлись, точнее, в кого-то. Сознание и осознание близнецами ворочались во чреве ее разума, но пока все еще не изъявили желания брыкаться столь сильно, чтобы появиться на свет, который их, кстати, вот-вот к этому побудит.

“Так… Что вчера вообще происходило? Лескро. Мы с Бронти встретили в Хорграде королевского амбассадора – Викто́ра Лескро”.

Все еще дремлющий мозг никак не мог связать, отчего же встреча с Лескро связана с тем, что сейчас в ее постели кто-то есть. И кто-то – вовсе не ее братец Бронт. Подобная близость с другим мужчиной ей показалась неожиданной, даже невозможной, – но нет, рядом с ней наслаждался сном и покоем… мужчина. И почему-то этот тип – не кто иной как королевский приблуда.

“Вот же! Угораздило! Хотя… Осталось же что-то приятное… Что-то светлое, похожее на нынешнее утро… После долгих дней пути, призрения Фидес, ворчания редринов, гроз и ливней. А Бронти сейчас, верно, уже должен закончить походы по кабакам и борделям… Интересно, кто за это заплатит? Мы ведь совсем на мели…”

Мысли снова превращались в студень. Думать совсем не хотелось. Просто никакого желания. Занзара крепко сомкнула веки и уткнулась в соломенную подушку лицом – ее наполнение воняло затхлостью и пылью.

Все нарастающий снаружи шум вновь отчетливо обретал форму Колеса, которое она часто воображала в минуты откровений, снисходивших на нее. Вот и сейчас. Ее собственная нить, нить Лескро, Бронти, принцессы Ливии, Царицы Фидес, наставника и даже Короля-обладателя свивались в одну веревку; а уж затем эта пуповина (белесая, опалесцирующая, но местами кроваво-красная, как и подобает канатику жизни) с противным треском и хрустом наматывалась на колесо, вместе с другими такими же отростками, тянущимися со всего треклятого Хорграда.

Виски будто зажали в тиски. Вот уже низкопробная поэтика! А под тяжелыми веками плясали красные, белые и черные в бело-красной кайме пятна.

Тогда она снова перевернулась, затылок не столь требователен к материям, с которыми соприкасается, как и к запахам. В последний раз он прекрасно чувствовал себя на плоском камне с подвернутым плащом под шеей.

Все происходящее (или не происходящее – ведь она просто бессильно валялась в грязной постели) наконец перестало казаться таким звонким, раздражающим, чрезмерно живым.

Теперь ее лица коснулся солнечный луч, он скользил по коже девушки с излишней теплотой, не говоря уже про царапающую веки яркость. Она вздохнула и моргнула пару раз, просыпаясь – не окончательно, но все же. Еще ее пробуждению способствовали кукареканье, блеяние, ржание, цокот различных копыт, обитых железом башмаков и колес, шлепанье влажного белья и всплески помойных ведер, крики “Пирожки с требухой!” и “Прощение любых мелких грехов за всего лишь один серебряный арг!” – все это закружилось, поднимаясь к одному единственному оконцу размерами локоть на локоть, взбираясь до самого третьего этажа трактира, в котором они остановились. Когда разум пробудился, вся эта какофония перестала казаться чем-то цельным, тем самым Колесом, все вновь развалилось на фальшивые партии, неблагозвучные ноты. И она такая же – надломленный писк, визг, испорченное благозвучие, нечто отдельное, самостоятельное, уродливое и вызывающее. Узрите! Услышьте! Вот же я – во всей красе, во всем безобразии!

Девушка поморщилась, но вовсе не из-за столь бурного утра в Морабатуре, видений или соседства мужчины рядом с ней в койке. Наверное, так правильно, точнее – это правило, она всегда пробуждалась подобно, ее выдергивали из уютного гнездышка снов и мыслей, покоя и счастья, а затем, безусловно, швыряли в балаганный, безобразный и большой мир.

“С утром…” – Добрым его как-то и не назвать.

Особо одеваться ей не пришлось, ведь намедни не особо кто-то из них раздевался (она так точно). Но отсутствие на лице маски, скрывающей обычно ее изъян, вызывало легкую панику. Одно дело, что Лескро не отвернулся и не убоялся ее лика при оплывшем масленном свете вчера, иное – если он – довольный, как и любой прочий мужчина, проведший ночь с женщиной, увидит всю “красу” Занзары этим чудным погожим утром. Да, такое может его перепугать!

Но парень все еще спал, а Занзара успела найти свою маску и выудить клинки из плена жестких подушек, набитых измолотой трухой. Королевский посланник зашевелился, волосы его разметались по вовсе не белоснежному, а какому-то серо-бурому постельному белью, а обнаженные ключицы, грудь и плечи выглядывали из-под дырявого покрывала. Занзаре Лескро показался не таким уж скользким и квелым, как обычно, даже каким-то мужественным и привлекательным. Сказочным. Вы только посмотрите – само солнце влюбилось в махагон его волос!

“И вообще…” – задумалась она.

Дело в том, что расслабленное лицо Зубастика лишалось хищного оскала и крысиного азарта, которые почти не покидали его во время бодрствования, когда он смаковал очередную сплетню или в очередной раз придумывал план мести всему Мэриелу за какую-то мелкую обиду в свой адрес.

И вот в такой сонный утренний миг Занзара его застала совершенно иным. Собственным лицом в отражениях она отнюдь не любовалась, наоборот, старалась не задерживать на нем взгляд. Образы иных людей или нелюдей (ведь довольно времени она проводила в компании редринов или таких прохиндеев, кого гуммом, человеком, сложно именовать) ее внимания тоже особо не удостаивались, но тут с ней случилось что-то неожиданное – ей хотелось наблюдать за Лескро.

Все это продолжалось довольно долго, насколько ей удалось различить ускользающий зря поток времени. Но тут Занзара поняла одну простую истину – она не знала, как вести себя в подобном случае.

Будь она обыкновенной девицей, то поцеловала бы его, разбудила объятиями нежными, переходящими в страсть, но на деле девушка едва сдержалась, чтобы не спихнуть Викто́ра на пол. Его блаженство и безмятежность лишь на какое-то время вызвали в ней нечто вроде умиления, а отсутствие привычки к подобному пробуждению провоцировало ее вести себя знакомым и самым ординарным для нее образом. Но покуситься на покой Лескро девушка не успела.

Тум! Тудум! Тум!

Деревянная защелка на двери задрожала в такт ударам.

Дум! Дум! Тудум!

– Эй, Санс, эт я! – Басок Бронти, как и непрекращающееся давление на дверь, теперь пробудили и Лескро, а еще кажется любовников в соседней комнате – они снова буквально взревели свою оду любви. – Зубастик, того самого, с тобой?

– А? Что? – Лескро окончательно пробудился, когда Занзара ответила братцу и двинулась к дверям. Бронти уже втиснулся меж косяков, к одному из которых прислонилась девушка. Единственный глаз громилы вцепился в заспанного Зубастика.

– И тебя с добрым утром! – Наемник окинул взглядом свою сестру и посланца, натягивающего покрывало до самых ушей.

– Что-то важное? Есть новости? – Занзара решила избежать разговоров или расспросов о том, кто и как провел прошлую ночь; она прошла и точка. Неловкость лишь вызывали соседи, но перемещаться куда-то еще для разговора она не планировала, ведь их беседу никто попросту не расслышит из-за этой ненасытной парочки.

– Герцога не видать, как и всяких эльфов, – начал докладывать Бронти. – Наши редрины приказов твоих не нарушили, окопались в роще за стенами. Охотники скучают, чернь – тоже. Капитул, свора Кардинала, считает золото из Флорина и Гинеи. Даже еретиков сегодня не “выгуливают”. Короче, ничего интересного не происходит… Разве что, распогодилось, но это вы и сами заметили. У трактирщика новое пиво, вчера поил нас редкостным дерьмом, бочоночными остатками. Вот, пожалуй и все.

– Про пиво – это важно… – вякнул Лескро, пыхтя под покрывалами – это он там пытался одеться, все еще стесняясь наготы аки девственница. Но на его замечание никто внимания не обратил, выйти, дабы дать тому совершить дворцовый утренний туалет, тоже никто не собирался.

– Спасибо, Бронти. – Занзара похлопала того по плечу. – Вижу, ты занимался делом, а не только развлекался.

– Что-то типа того.

Соседи за стенкой неистово завизжали и зарычали, что вогнало Зубастика в краску. Да, наблюдать за этим оказалось потешней некуда. Занзара скривила губы в ухмылке, разумеется, никто этого не заметил из-за ее маски.

– У тебя есть писчие принадлежности, Викто́р? – внезапно поинтересовалась она.

– Е-есть… – отозвался тот, замерев и оставив неудачные попытки, вестимо, натянуть штаны и зашнуровать их. Сложная, почти непосильная задача, если одной рукой ты держишь покрывало, а другой пытаешься сделать все остальное. – А что?

– Рисовать умеешь? Насколько хорошо?

– Не писал портреты и пейзажи, натюрморты и…

Три глаза засверлили его столь сильно, что он замолк.

– Мы пойдем и подсуетимся насчет завтрака. А ты, будь добр, изобрази за это время портрет Корделла.

– И зачем он тебе сдался?

Она вздохнула, нет, право, этот парень ее раздражал. И почему он корчит из себя дурачка? Ей хотелось съязвить что-то вроде: “Повешу на стену!”, но она решила не тратить на препирательство драгоценное время, ведь они точно зацепятся друг за друга языками… И лучше бы это произошло не столь фигурально, а буквально, но от этого мимолетного желания она отмахнулась.

Итак, у нее родился план, как насолить Корделлу и отлучить его от поимки эльвинки Ливии. Если все получится, тогда герцог вылетит из этой игры, а на его охотничье место заявятся они. Раз уж есть основания полагать, что девчонка заявится в Хорград (если уже не оказалась тут), всем им надлежит совершить некоторые приготовления. Для Зубастика во всем этом роль тоже найдется. В конце концов, если она поймает беглянку принцессу, ей придется тащить ту обратно в Эвелир, а вот доставку послания Фидес к червяку Аргольду можно поручить Лескро, который спит и видит, как бы ему уже вернуться к жизни в дворцовом великолепии интриг и сплетен. Но не только из-за этого королевский посланник ей нужен.

Не только…

Занзара вздохнула. Из-за маски степень ее раздражения несколько скрадывалась.

– Я хочу отнести его в гильдию наемников, разве не понятно? – процедила она, правда, не столь ядовито и язвительно, как делала это обычно. – Немножко разнообразить визит Корделла в Хорград.

– Объявить охоту на самого герцога?! – Глаза Лескро округлились, он лихорадочно облизнул губы. – Я в деле!

– Правда, мне нужен залог. Поэтому я заберу твой помандер. Такая плата с тебя за еду и ночлег.

– Ох! Только не это! Только не мою драгоценность!

– А что еще мне предложить в награду за поимку? Тебя?

Бронти молча осклабился.

– Не переживай, скоро он тебе не понадобится, ведь тебя ожидает дело в Игнисе, – кратко посвятила его в свои замыслы девушка. – А предстать перед Кардиналом в столь неприглядном виде тебе попросту не позволят…

– Кого-то ждет головомойка с храмовыми мальчиками! – Бронти хохотнул.

– Чей бы бык яйцами размахивал! – Лескро смахнул покрывало, разозлившись, его уже не смущало нахождение в одних лишь подштанниках в их обществе. Он натянул наконец лосины и зашнуровался, с вызовом глядя на громилу. Полуобнаженным, он промаршировал по комнате, порылся в пожитках и с видом армейского генерала вручил Занзаре золотую побрякушку, цель которой при помощи нюхательных солей и ярких травяных ароматов в сердцевине спасать утонченные носы знати от вони трущоб и прочих скверных мест, например, во время всеми любимой благотворительности и прочих благопристойных дел под прищуром отвращения и брезгливости.

– Он нужен нам. Не приставай, братец.

– Ладно. Ладно. Я вовсе не против Зубастика.

– Эй, я пока еще здесь! Хватит меня так звать!

– Увидимся, Викто́р. – Девушка не стала возиться с корсетом, лишь набросила накидку, покрыла голову с короткими волосами капюшоном и двинулась к братцу.

Бронти пожал плечами и последовал за сестрой.

– Он не так уж и плох в постели, – бросила брату Занзара, выходя вон и напоследок оглядываясь.

– Ишь какой! – брызнул Бронти, скривившись в ухмылке; исполосованные шрамами (до или после нанесения рисунков?) татуировки на его лице зашевелились вместе с мышцами, поползли в разные стороны, а затем вернулись на место.

Радостный Лескро кивнул им вслед, уперев руки в бока, мол, то-то же.

***

Когда Ричард вошел в гостиную, все уже расположились за огромным, нет, просто гигантским столом и принимали завтрак. Этот предмет мебели и вчера, в полумраке, при маслянистом свете ламп и приглушенных сполохах камина казался парню невероятно большим, но теперь, когда тени не жались по углам, он предстал до одури нелепым, зато всем хватило места, а подле каждого бы еще уместилась парочка гостей, которые бы даже с вытянутыми в разные стороны руками не смогли бы коснуться друг друга кончиками пальцев.