Да куда он сбежал от меня опять? Я встала с намерением вернуть мужчину обратно в кровать. Но и в зале его не обнаружила. Я заглянула в ванну и даже в кладовую, его и там не было. Комната была лишена присутствия другого живого человека. Вернувшись в спальню, взглянула на экран телефона. Час ночи. Отличное время для прогулки, он уже совсем обалдел?

Я набрала его, он не ответил. Пощечина, натуральная, такого еще не было. Я пошла в гардеробную, и с сильным намерением избавить Антона от своего присутствия, прежде чем ему придется просить, достала свой чемодан. Пройдясь по гардеробной, я поняла, что перевезла к Антону уже слишком много всего, и одним чемоданом я не обойдусь, а тащить больше я физически не смогу.

Плевать на одежду – решила я и стала собирать то, без чего не обойтись в ближайшее время. Ноутбук, зарядки, блокноты, минимум белья. Зашла в ванную. Свою зубную щетку я решила забрать сразу, мне показалось, это очень важный символ семейной жизни, и теперь он тут был неуместен. Трусы с полотенцесушителя я тоже прихватила, решила не оставлять ему такого подарка напоследок.

Когда я шла по коридору, щелкнул замок, испугав меня до предынфарктного состояния, первым желанием было спрятаться в ванной, словно я не свои вещи собирала, а выносила из квартиры ценности Антона.

– Мишель? – замер он оглядев меня.

Я проигнорировала и, набравшись решимости, направилась к чемодану, распахнутому посреди спальни. Шлепки ног по паркету за спиной сообщали, что Антон идет следом.

– Опять сбегаешь? – остановился он в дверях, сложив руки на груди.

– Ты же сбегаешь от меня в ночи.

Я была сейчас ядовита, и мне не хотелось сдерживаться. Проще рубить с плеча, не оставляя недомолвок, чтоб обойтись разовым разговором, где будут поставлены все точки над И. Чем меньше разговоров, поводов встречаться и бередить раны, тем скорее заживет.

– Я ходил по кафе, искал, где купить кофе.

– Нашел? – язвительно я кивнула на его пустые руки.

– Нет, все ближайшие заведения уже закрыты.

– Угу.

Смысла спорить не было, поэтому, уложив последние безделушки, я запечатала чемодан на молнию и потянула его в коридор.

Я еле сдвинула с места свой груз, он оказался необычайно тяжелым, как будто там было спрятано пару трупов и кирпич. Антон всё так же стоял в дверях и не реагировал на мои попытки сдвинуть с места чемодан. Я кряхтела, но ни за что не хотела сдаваться, поэтому из всех потуг дергала неподдающуюся ручку. Когда ситуация стала превращаться в комичную, мне пришлось признать, что пока я ослабевшая, я не смогу дотащить ношу целиком.

Раскрыла молнию, вытащила сумочку, ноутбук, зарядку, щетку и влажные трусы. С охапкой этих самых важных вещей двинулась к двери, нацелившись вернуться сейчас же к себе домой. Стоило мне втиснуться в узкое пространство в двери рядом с Антоном, как он сгреб меня в охапку и стал вытаскивать из рук вещи. Я начала вырываться, но Антон еще сильнее прижал меня одной рукой, выдергивая вещи другой. Ноутбук, МОЙ!!!! ноутбук, был брошен на пол, я услышала треск стекла.

– Антон, – в ярости зашипела я и попыталась наклониться к остаткам своего рабочего агрегата, но мне не дали.

Антон подхватил меня на руки и, донеся до кровати, на нее же и уложил. Я, как на пружине, села, всё еще рождая яркие картинки проклятий, которые никак не шли с языка. Он дернул меня за ноги, и я опять оказалась в горизонтальном положении. Попробовала его лягнуть и сбросить руки с себя.

– Не отпущу, – как упрямый ребенок заявил Антон.

– Антон, дай встать, – опять села я.

На этот раз, дернув меня за ноги, он это сделал вместе с трикотажными брюками, которые, как в руках опытного фокусника, слетели вниз, а со вторым рывком совсем с меня.

Я не успела их подхватить, как опять оказалась лежащая на подушках. Схема не действовала, поэтому я решила использовать другую, перевернувшись, я поползла поперек кровати, пытаясь уползти от Антона, но была придавлена сзади его телом, голых бедер щекоткой коснулись волосатые мужские ноги. Я попыталась встать, выпрямив тело на локтях.

– О, – только и смогла выдохнуть я, растерянная его действиями и подтолкнула бедра на встречу, рефлекторно.

– Да, малышка.

Одно движение, и кружево моих трусов, издав треск, порвалось, а Антон особо не церемонясь, вошел в меня толчком бедер.

Мы застонали, а я, не выдержав, упала вперед. Сразу резко заболели ребра справа, но скользнувший в меня еще глубже Антон, заставил забыть про любые другие чувства.

Подхватив меня под животик, он направлял мои бедра к себе, вколачиваясь и очень быстро доведя моё измученное, истосковавшееся по нему тело к финалу. Вскоре и он содрогнулся и излился мне на ягодицы, еще сильнее подмяв меня под себя.

– Прости, прости, – зашептал он, целуя меня в шею.

Я заскулила, острая боль в ребрах усилилась после того, как он полностью навалился на меня.

Он привстал и развернул меня, но не отпустил, всё еще зарываясь в волосах, шепча мне извинения.

– Какая же ты упрямая, чтобы заставить тебя слушаться, надо заняться с тобой любовью.

Он погладил меня по щеке, вглядываясь в меня красными глазами.

– Я не хочу, чтобы ты меня бросала.

– Но именно так ты и ведешь себя в последние дни. Смотришь на меня с отвращением, избегаешь со мной любого общения, злишься, уходишь по ночам.

Антон засмеялся, но вдруг стал очень серьезным.

– Всё клевета. Пойдем, ополоснемся, – он поднялся с меня и помог встать мне.

Я взглянула на остатки трусов на моей талии, кружевные лоскутки тряпкой висели на резинке, под которой остался красный след.

– Да, нехорошо вышло, извиняюсь, у меня тоже едет крыша в последние дни.

– Тоже? – решила уточнить я.

– Хорошо, у меня едет крыша, согласен.

Так-то лучше. Я послушно добрела до ванной, затормозив на кухне у мусорного ведра, чтоб отправить туда очередное белье, пострадавшее от рук страшного зверя.

В ванной никаких чудес не случилось, Антон меня раздел и стал мыть, но уже без застилания ванной полотенцами. Я отвернулась от него, видя, что его взгляд утратил игривость и затянулся пеленой льда.

Меня душили слезы, опять. Девиз моей новой жизни – поплакать.

– Малышка, ты чего? Болит что-то? – Он начал оглядывать меня, словно ища какой-то значительный дефект, например отрывающуюся руку.

– Ничего у меня не болит, – огрызнулась я.

Я вылезла из под душа и схватила полотенце, а Антон схватил меня.

– Мишель, ну в чем дело?

– Лучше сам мне объясни. Ты где был?

– Искал, где купить кофе.

– Ночью?

– Ну хотел сделать приятное тебе ночью.

– Действительно, это единственный способ сделать мне приятно ночью.

– Судя по тому, как ты светишься, когда Панов тут, тебе это доставляет большее удовольствие.

– К сожалению, да, когда мой парень не берет трубку, отсутствует где-то ночью, я не могу излучать удовольствие.

– Я не слышал, потому что, когда уходил, выключил звук телефона, чтоб не разбудить тебя.

– Ага, а смотришь ты на меня с отвращением тоже во благо мое?

– Нет!

– Именно, Антон, ты если и смотришь на меня, то так, – я топнула.

– Мишель, я просто не могу смириться с тем, что эти ублюдки с тобой сделали.

– Ты делаешь еще хуже.

– Я не хотел вредить, – крикнул он эмоционально.

– Не вреди! – удалось крикнуть мне в ответ, и мы оба удивились, внезапно прорезавшемуся голосу.

Мне удалось отдернуть руку. Горло начало опять саднить.

– Я понимаю, что сейчас не в лучшем виде, но не отталкивай меня или отпусти домой, хотя бы на время.

Антон смотрел на меня очень несчастно, и я только сообразила, что я стою в полотенце, а он голый, с него натекла лужа воды, и возможно, судя по мурашкам на бедрах, он замерз. Мне захотелось его сейчас согреть, даже если он будет против, но он так ничего не ответил, а прикасаться к нему я не решилась. Протянула ему еще одно полотенце и ушла в спальню, пока еще чего лишнего не наговорили друг другу.

Забравшись под одеяло, я стала размышлять, что никогда не смогу понять Антона. А главная проблема в недоверии. Я всегда ему не доверяла априори, только за то, что считала себя недостойной его. Мне никогда не расслабиться с ним. Сон всегда обрывается на самом интересном, так и жизнь с ним, обязательно после большого счастья наступит грубая реальность.

Антон залез под одеяло позади меня и прижался грудью к моей спине. Его рука скользнула мне под сорочку на живот, стала поглаживать.

– Я виноват, прости меня. Я не думал, что ты это всё так видишь и чувствуешь. Мне казалось, что тебе сейчас не хочется общаться с людьми… потом этот Панов, который лучше всех всё знает и умеет за тобой ухаживать. Я когда увидел, что он сидит в нашей спальне, плетёт что-то там у тебя на голове, то чуть с ума не сошел. Я тоже хотел утром поухаживать за тобой, но сделал тебе больно, обрабатывая губу. А потом ты с таким удовольствием куталась в плед…

– Я думала, это ты купил, поэтому вышла в нем.

– Нет, я даже не подумал, что тебя может порадовать такая странная вещь. И целый день ты была молчалива. Думал, тебе нехорошо или горло не хочешь напрягать, а тут сообщаешь, что опять едет лохматый.

– А я думала, что напрягаю тебя своим присутствием, и ты не хочешь быть со мной.

– Взаимная мысль закралась мне, когда я приехал. А потом просыпаюсь от рабочих смс, а ты рядом лежишь, такая уставшая, маленькая. Выключил звук, чтоб не разбудили. Решил проветрить голову, пройтись, заодно купить тебе кофе.

– Как песня льется.

Антон прикусил мочку моего уха.

– В смысле, Мишель? Ты мне не веришь?

– Не особо. Моя голова уже нафантазировала пару любовниц, – прошептала я, вжимаясь в него спиной, по моей пояснице бежали волны возбуждения.

– Ну, тогда моя цель номер один – доказать, что у меня лишь одна любимая женщина, – его рука скользнула мне между ног. – М-м-м, если она конечно не против небольшого рандеву.

Против я, естественно, не была.

Глава 4

8 июня (пятница)

Перемирие, достигнутое ночью, должно было выровнять течение моей жизни и спалить как траву августовское солнце многие недомолвки. Конечно, мы не всё с Антоном смогли обсудить, но я верила, что у нас на это будет время. Я никак не ожидала дальнейших событий.

Проснувшись в пустой постели, я пошла на поиск Антона. В гостиной с новостного канала по телевизору выливался обычный поток сумасшедших вещей, делающих наш мир криминальным, без радостных просветов. Да кто вообще смотрит новости? Если верить их описанию обстановки в мире, то можно сойти с ума: убийства сменяют грабежи, те задвигаются мошенничеством в различных масштабах, межрасовыми войнами, политическими преступлениями и домашним насилием. А в завершение привычных выпусков показывают больных детей, чьи шансы на ближайшие 5-10 лет жизни равны тем взносам, которые мы – обычные зрители – сможем позволить себе перевести по озвученному счету. Хоть бы раз утренние новости состояли из радостных заявлений, что совместное сотрудничество списка стран победило рак, и вскоре вакцина по доступной цене будет предоставлена всем желающим.

Таких чудесных новостей точно не вещали, а судя по бледному лицу Антона, новость задела его лично.

– Эй… – начала я, подойдя к нему.

Он шикнул на меня и чуть махнул рукой, веля мне не загораживать телевизор. Теперь и моё внимание зацепилось за знакомое лицо на экране. Кослов. Испуг, ненависть, страх, приобретенный с нападением напомнил о себе. Я прислушалась о чем говорят с экрана.

«… найден убитым в своей квартире глава корпорации «Кослов продакшн» Александр Юрьевич. Следствие не разглашает подробностей случившегося, но нам стало известно, что тело Кослова с огнестрельными ранениями обнаружено сегодня утром в 7 утра дочерью убитого. Следственные органы по факту убийства завели уголовное дело, рассматриваются различные версии произошедшего, однако приоритетной является- рабочая деятельность потерпевшего. Сейчас проводятся обыски и выемки по месту жительства Кослова.»

Программа новостей легко переключилась на другие ужасы посленочного Петербурга, а я не могла заставить себя отвернуться от экрана. Антон, по всей видимости, не испытал моего шока и, встав, направился к барному ящику. Вытащив виски, он налил себе в бокал, и без льда, залпом проглотил.

– Антон, ты знал?

– Да, час назад мне позвонили.

– Кто? – спросила я раньше, чем подумала.

– А это важно? Мне кажется, в данных обстоятельствах, чем меньше знаешь, тем безопаснее.

Он плеснул себе еще порцию из бутылки и, проглотив, закряхтел.

– Что это значит? Ты имеешь к этому какое-то отношение? – в мыслях стояла картина, как он вернулся ночью откуда-то.

– Мишель, ты спрашиваешь, убил ли я его? – он повернулся ко мне и, расправив плечи, с гордой осанкой поглядел на меня. Несмотря на кажущуюся силу, лицо его было опечалено, но чем? Моими подозрениями? Случившимся с Кословым?

Язык не поворачивался сказать «Да», это было так противоестественно, но он догадался.

– Нет, Мишель, я за свою жизнь совершил много нехороших поступков, но убийство в их счет не входит.

– Правда? – вырвалось у меня раньше, чем я подумала.

– Мишель, правда, людей я не убивал, у меня даже оружия нет, – Антон задумался. – Но думаю, теперь приобрести надо.

– Оружие, домой? – пискнула я.

Антон налил себе еще одну порцию ароматного, на этот раз до меня донесся терпкий запах напитка, и, добавив лед, начал медленно отпивать.

– Ты решил напиться? Сегодня опять выходной? – я посмотрела на бокал с темно-соломенной жидкостью, в которой болтались два кусочка льда.

– Просто слишком много всего для одного утра, – он поглядел на свой бокал и вылил его в раковину.

Я была бы не искренняя, если бы сама себе честно сказала, что я не подозреваю Антона. Может, где-то в глубине души, мне бы хотелось, чтобы Антон за меня отомстил, наказал обидчика. Но лишить жизни человека, каким бы он не был – слишком жестоко. Это преступление против природы, Бога. Нет, смерти Кослову я точно не желала. И сразу возникла мысль, как страшно было Инге наткнуться на убитого отца. Я вспомнила, как умер мой отец, меня берегли, и я так и не увидела его мертвым. Я не прощалась с его телом в морге, не присутствовала на похоронах. Мама запретила. «Ты не поможешь ему, а сердце оцарапаешь до шрамов на всю жизнь». Инге же выпало несчастье прийти домой и увидеть застреленного отца, наверняка, в луже крови.

Меня передернуло. Стало жалко ту миниатюрную блондинку.

Антон поднял руку, видимо, хотел меня обнять, но я машинально отшатнулась, меня подкосила новость. Я совсем не хотела показать недоверие к нему, мне просто надо было остаться одной. Физически необходимо, но мой жест он расценил иначе.

– Ты думаешь, что это я убил Кослова ночью? – Антон сделал шаг ко мне, нависая надо мной, гордый и обиженный.

– Э… ну… я не…

Мне не хватало слов, чтоб отобразить свои мысли, но ситуацию спас телефон, который взорвался громкой трелью.

– У тебя телефон звонит, ответишь? – протараторила я на одном выдохе.

Он демонстративно, даже не глянув на экран, сбросил вызов.

Я напряглась.

– Так что, Мишель, ты подозреваешь во мне убийцу?

– Я не говорила этого…

Я пыталась оправдаться, но его телефон опять начал звонить. Он его выключил. Пока экран гас, исполняя команду выключения, мы молча уставились на него с двух сторон. Телефон стал объектом нашего внимания.

Антон поднял медленно на меня глаза, и уже с его губ начал слетать вопрос, как зазвонил мой мобильный, напугав меня до чертиков. Нервы были на пределе. Я пошла за телефоном. Дзынь-дзынь светился незнакомый номер.

– Алло?

– Мишель, это Надежда, – пауза. – Мама Антона, дай трубку моему сыну.

Понятно, в кого Антон.

Я вернулась к взвинченному Антону и протянула телефон.

– Это твоя мама.

– Блядь, – изрек он, забирая у меня телефон.

Я старалась не слушать разговор, потому что он был настолько эмоциональный, что я могла разобрать каждое слово, искренне пытаясь это не делать. Некоторые особенно эмоциональные обрывки фраз: «Безответственный, как папаша», «Доиграешься».

Единственное, что я могла сделать в этой ситуации – это заварить кофе. Это мне всегда удавалось безупречно. Приготовив напиток, я пошла переодеться. В гардеробной из зеркала на меня взирала какая-то пьяница, другой ассоциации мой вид не вызывал. Уменьшившаяся, но теперь ставшая желтой губа, скула и линия челюсти тоже посветлели, и ушли в зеленцу. Я настроилась по боевому, поэтому, одевшись, намеревалась пойти в ванную и замазать все эти ужасы. С губой мне ничего не придумать, но решительно настроилась завтра же снять швы. Тогда можно и с этим разобраться. Мимо Антона пройти не удалось. Он сидел за кухонным столом, совсем как ребенок, навалившись на руки, спрятав в них лицо. Я прижалась к его спине, зарывшись в его волосы, стала гладить. В голове прозвучали его слова «Слишком много для одного дня».

– Все будет хорошо, – звучали мои слова.

Он приподнялся, перехватил мою руку и усадил меня к себе на колени.

Я думала, он сейчас начнет мне что-то объяснять, но у Антона на всё имелся свой антистресс. Поцелуи, без содержания нежности, щекотали шею, сильные руки стали снимать не без труда только что надетую одежду. И я понимала, что сейчас так быть не должно, надо решить проблемы, надо разобраться. Вместо всех верных вещей, которых минуту назад могла надиктовать целый список, я отдалась воле любимого и вернула себе рассудок лишь через час, когда насытился мой печальный мужчина.

И таким образом, мое утро было сплошным дежавю. Я опять вставала с кровати, одевалась, заваривала кофе и боялась вопросов Антона, на которые не умела убедительно соврать.

– Откуда у твоей мамы мой номер? – спросила я, когда мы пили кофе.

– Малышка, ну нет у этой женщины тормозов. Ума не приложу, если Алиса дала, то уволю к чертям, – продолжая листать что-то в ноутбуке, сказал Антон.

– Жестоко.

– Мне казалось, что именно в жестокости ты меня и подозреваешь сегодня, – он опять одарил меня выжидательным взглядом.

– И что мама сказала кроме ругательств? – удалось мне сменить тему.

– Хорошую новость и плохую.

– Поделишься?

– На следующей неделе ты познакомишься с моим братишкой.

– Как здорово, Антон! – обрадовалась я, а потом созрела и до плохой новости. – О, Боже.

– Да, малышка, мама взяла билеты, прилетает через несколько дней.

Я по привычке подняла руки к щекам, но, вспомнив о больной губе, опустила. Да какая мне встреча с ней, пока я с таким лицом?

– Не переживай, мы с папой оттянем семейную встречу на максимальное время, пока не заживет всё… во всяком случае внешний ущерб.

Надо ли говорить, что день прошел на моем личном стрессе, который надо было стараться не показывать Антону? У Антона телефон разрывался без перерыва, а к вечеру взорвался и мой. Первой позвонила мама, испугав меня паническими нотками в голосе.

– Мишель, срочно включай новостной канал.

Взяв пульт, не прерывая разговора с мамой, я села на диван и включила телевизор.

На экране появилась женщина в погонах, с очень суровым лицом.

«Нам известно, что компания Кослова Александра Юрьевича шла к банкротству, и партнеры в деловых кругах предпочитали отказываться от совместного сотрудничества. Несколько недель назад, сын главы Глобел Недвижимость, владелец дочерней компании Стройделл Красавин Антон Юрьевич, отменил помолвку с дочерью Кослова. А позже, и главный партнер Красавин-старший, разорвал все контракты о слиянии с Кослов продакшн. Вскрыв сейфы в офисах Кослова, оперативники извлекли документацию, с большим количеством мошеннических схем, можно утверждать, что огромные суммы денег были получены обманным путем.»

Я обернулась на Антона, он так и продолжал сидеть за кухонным столом, за компьютером. Сейчас же он внимательно слушал. Лицо – каменная маска, только глаза блестят, как два алмаза, в комнатном освещении светодиодных лампочек.

– Мишель, ты слышала? – напоминает о своем присутствии мама.

– Да, спасибо, мы смотрели.

– Детка, у вас всё хорошо? – как почувствовала мама.

– Да, мам, прорвемся, – зазвенела я наигранно веселым голосом.

– Ты смеешься? – удивилась она.

– Нет, это нервы. Ситуация нехорошая.

– Да, котеночек. Согласна. Мы можем чем-то помочь?

– Всё хорошо, сама не переживай, всё наладится, – произносила я мантру, не особо в нее веря.

После маминого звонка начался бесперебойный гул звонков, наши телефоны соревновались, кто будет звонить чаще и настойчивее.

Отзвонившись Ольге и пообещав завтра заехать на работу, написала Саше не волноваться, и отключила телефон с чистой совестью.