Я слышала, как быстро стучит его сердце. Он был весь напряжен, и мне никак не шла в голову причина его настроения.

– Всё прошло, – попыталась я уверить Антона.

– Нет, Мишель. Пока нет, – сказал любимый печально и пошел открывать дверь курьеру.

Есть не хотелось, я вообще планировала поспать, пока Антон ездит, но Сашка меня взбодрил.

Пока я укладывалась в спальне, Саша и Антон о чем-то спорили в кухне, хлопнула входная дверь в квартиру.

Сашка не выглядел перегруженным, завалившись на кровать рядом, трещал без умолку, не давая мне отключиться. Заодно напомнил, что надо бы и о работе подумать. Что я и сделала. Слабыми пальцами написала смс Оле. Она обещала вывести на стажировку свою приятельницу, а мне пожелала меньше волноваться и скорее восстанавливаться. Сашка сказал, что если очень надо, то заменит Ольгу на работе. Поистине настоящий лучший друг, но я не собиралась неделю валяться в кровати. Еще день-два, и надо выползать из своей обители.

– Спасибо.

– Я проезжал мимо, увидел свет в твоей квартире, – начал он таким тоном, словно оправдывается. – Подумал, странно, что ты у себя, подумал, что поругались с этим, вот и заехал. Ну, а тут такие события.

– Спасибо.

Он засмеялся.

– Кончай благодарить, думаю, ты бы сделала для меня то же самое. Я просто вспомнил, как у меня был сотряс, и как меня выворачивало, вот и захватил в ванной ведро.

Я обняла его, прижавшись к нему. Саднило лицо, ныла губа, очень болели ребра, но осознание, что у меня такой классный друг, лечило.

– А ты этого-то береги, он вчера был сам не свой. Мне кажется, он даже плакал.

Саша явно радовался возможности принизить Антона, но во мне это вызывало противоположные чувства. Били меня, а попали по Антону. Интересно, так загадывал Кослов?

– Он злится, – сообщила я.

– Еще бы, моя Мишель, но мне кажется, он сломлен. Это нормальная реакция мужчины, который не уберег свою женщину.

Я хотела возмутиться, но Сашка понял меня.

– Конечно, я не имею в виду, что он должен тебе приставить личную охрану и двадцать четыре на семь следить за каждым твоим передвижением, – он погладил меня по голове и, отняв руку, обнаружил на ней волосы. – Хотя, в данных обстоятельствах это не было бы лишним.

Саша сел и стал разглядывать мою голову, как мартышка.

– Так вот, моя Мишель, он знал, с кем выходит на тропу войны, и то, что сейчас произошло было ожидаемо, только странно, что этот Кослов подослал к тебе каких-то наркоманов, а не какого-нибудь элитного киллера.

– Денег нет, – пояснила я.

– Это многое объясняет. Расческа в ванной? – Саша посмотрел на мою голову с очень кислым выражением.

В следующие полчаса мне так и не удалось поспать, Саша терзал мои волосы, вычесывая из них клоки оторванных волос. Мне кажется, из этих пучков, что снимались с каждым махом расчески, можно было собрать кошку. Было больно, но я была благодарна Саше, он был предельно бережен. Вспомнились наши студенческие годы, он часто причесывал мне волосы, а потом заплетал волосы в две косички. Думаю, это был его ритуал с мамой, когда ему приходилось о ней заботиться. Мама встала на ноги, даже обзавелась какой-то личной жизнью, а Саша стал заботиться обо мне. Поэтому это стал и наш обряд.

Антон приехал, как и обещал, довольно быстро, зашел в спальню с улыбкой, которая оборвалась как тонкая нить, стоило ему увидеть Сашу, заплетающего мне волосы.

Безумными глазами, в которых красноречиво было обещание убийства, Антон впился в Сашку. Затем его взгляд упал на клоки волос, которые мы не успели убрать с постели рядом. Кажется, его передернуло, и он, сказав Саше, что ему пора, быстро покинул комнату.

Хотелось посмотреть на Сашино выражение лица, мне показалось, что он хихикнул, но он еще не закончил с последней косичкой, и я не рискнула ему мешать.

– Не переживай, – он поцеловал меня в щеку и погладил по плечам. – Мне правда пора, заеду к тебе завтра.

Саша ушел, а Антон в комнату так и не зашел. Я слышала, как он ходит по кухне. Как закипает чайник. Даже как звонит его телефон, но он прикрыл дверь в спальню и отошел подальше, я перестала разбирать его речь. У меня сейчас совершенно непривлекательная внешность, да и проблем я ему создала немало, можно понять его нежелание находиться со мной рядом. И куда он ездил, я не знаю, может, обсуждал с отцом варианты, как безболезненно со мной расстаться? С одной стороны, такие мысли звучат абсурдно, но и других объяснений у меня не было.

Я задремала, но меня разбудил Антон.

– Мишель, ты хотела в душ, пойдем.

Он начал меня поднимать, а у меня не было сил возражать ему. Я боялась противиться и просить оставить меня в покое. Мне казалось, если я его сейчас оттолкну, то он уйдет навсегда. Он помог мне добраться до ванной комнаты, где на кафель расстелил стопку полотенец, прямо посреди душевой.

– Думаю, стоять тебе будет тяжеловато, поэтому, сядешь на полотенца, пока я тебя обмою. Мне больше ничего не придумалось, – он пожал плечами, а между бровей залегла складочка.

Я надеялась, что наш процесс мытья хоть немного будет содержать прежние эротические нотки, но ожидания смылись уверенными руками Антона так же, как грязь с меня. Антон даже не взглянул на меня, как прежде. Он меня просто мыл, аккуратно, бережно, но без какой-то забавы, игры или заигрываний. Затем отнес в постель, где насухо вытер и даже помог надеть сорочку. Он взял влажное полотенце и вышел. А я не в силах сдержать слезы обиды, накрылась одеялом. Вскоре послышалась трель телефона Антона и хлопнула дверь. В квартире воцарилась страшная тишина. Куда ушел Антон, я не знала, а внутренняя Богиня шептала какие-то неприятные варианты, пришлось отключить её и уснуть.

Глава 3

7 июня( четверг)

Когда открыла глаза, комната отозвалась унылой пустотой. Я тихонечко лежала, прислушиваясь к звукам еще не проснувшегося дома и города. В всегда светлую комнату еще не заглядывало солнце, а легкая тюль на окне шелестела от проникающего ветерочка. Её шорох-единственный звук. Если прикрыть глаза, то можно представить юг, как вдали крадется море по песочному берегу, шепчет и зазывает поиграть. Вот-вот закричит чайка, и воздух будет обдувать лицо свежим, прохладным бризом.

– Кхе.

Я дернулась, испугавшись неожиданного звука, не вписывающегося в мои грезы.

– Ой, ты чего, малышка? Испугал? – Антон положил мне на плечо крупную ладонь.

Я улыбнулась, осознавая, что он тут, за моей спиной. Значит, вернулся, и я еще его малышка. Губа остро заболела, от натянувшейся улыбки, и я её накрыла пальцами, будто это движение могло успокоить саднящую плоть.

– Болит? – Антон перегнулся через меня. – Покажи-ка.

Он отнял мою руку от лица и осмотрел внимательно губу. Я же заглядывала в его глаза, ища в них его настоящую реакцию, что он испытывает теперь, глядя на меня. Отвращение? Разочарование? Прочитать его лицо я не смогла, испытала досаду. Что лучше: отвращение или неопределенность? Первое – конкретная эмоция, с которой можно работать. В моём случае слишком много вариантов.

– Светлана сказала, в субботу можно будет снять швы, к этому времени отек полностью уйдет. Я купил крема, которые она рекомендовала, сейчас надо будет нанести их на все твои синяки.

Он встал с кровати и направился в зал, мне осталось лишь наблюдать за его широкой спиной, удаляющейся непонятно куда. Я решила, что этого утреннего непонимания с меня достаточно, и, закрыв глаза, попыталась проспать неправильно начавшееся утро.

– Мишель, эй, Мишель, надо обработать синяки.

Антон вернулся с тюбиком мази в руках, я посмотрела на него, на тюбик, опять на него.

– Давай намажу, и пойдем позавтракаем.

– А работа?

– Ну куда же я тебя оставлю? Поработаю из дома.

Но ночью оставлять не побоялся, подумала я, но вслух не сказала, радости от того, что он не уйдет мне хватило, чтоб скрыть печаль.

Я медленно села и вытянула руку, ожидая, что получу мазь, но он всё сделал сам, выдавив густую полосочку на палец, шлепнул им мне на губу. Было больно, и это выразилось у меня на лице, Антон извинился, и стал чуть более аккуратен.

Справившись с губой, когда я уже чувствовала себя достаточно дискомфортно от нашего мероприятия, Антон, подцепив мизинцем лямку на моем плече, скинул её вниз, обнажив одну грудь. Я замерла в ожидании, когда он проделает то же самое с другой стороны. Моё ожидание было вознаграждено, и сорочка соскользнула до бедер. Под взглядом Антона соски напряглись, а снизу появилось тяжелое томление, казалось бы уже забытое чувство за последние дни.

Освободив руки, я медленно опустилась на подушку, поглядывая на Антона. Ожидая, сорвется он с цепи, как раньше, или мой вид потерял для него желанный вид. Взгляд Антона прошелся по моей груди, он шумно сглотнул слюну, и когда я решила, что воздух разогревается, наши взгляды встретились. Он тряхнул головой, выдавил еще порцию мази и стал размазывать её по моим ребрам. Я чувствовала страшную боль, но болела не губа или ребра, по которым скользили его пальцы, болело сердце, как бы это не звучало антинаучно. Я была окончательно не любима и отвергнута. Внутри меня сгорало в пепел всё прекрасное, что посадил за эти недели Антон. Огромный пожарище внутри, но наружу я не выпустила ничего. Антон скинул одеяло и стал мазать мои ноги, спокойно, размеренно, не выразительно. Мне подумалось, что мы с ним поступаем одинаково, не показываем свои эмоции, я – боль, а он- отвращение. Как только он закончил, я постаралась поскорее надеть сорочку и закрыть своё тело от его взглядов, наверняка полных ледяных чувств.

Медленно встав, я пошла в гардероб за одеждой, которая могла бы скрыть моё тело, хотя бы на то время, пока Антон рядом, или не зажили синяки. Мужчина не пошел со мной. Он остался на кровати, сохранив молчание. Да и о чем говорить? Расстаться он со мной не может, это я понимаю, хотя бы пока я не поправилась. Оставить одну – тоже не по-человечески. А находиться со мной вблизи ему больше неприятно, не говоря уже о необходимости общаться и видеть моё калечное лицо.

Длинные трикотажные брючки и лонгслив справились со своей задачей. Из гардероба я вышла прикрытая, еще бы на лицо что-то придумать. Желто-черная скула, к тому же еще отечная. Словно вывернутая нижняя губа сильно меняла внешний облик.

Кровать была заправлена, но сверху на покрывале лежал плед, которого я не видела раньше. Уютное вязаное полотно. Я коснулась еще крупной бежевой вязки, ощутила облачко под пальцами, пушистое и совсем невесомое. Какая красивая вещь. Неужели Антон купил его для меня? Заботливо.

Я решила проявить вежливость, обернулась в новый плед и вышла в зал, прижимая его к лицу, прикрывая им синяки, показывая всем видом, как я оценила заботу. Антон выставлял тарелки на стол.

– Сидеть за столом будем, или на диване? – спросил Антон, услышав меня, и обернулся.

Один взгляд на меня, и лицо Антона опять преобразилось в строгую маску, но я успела увидеть, как он поморщился, словно прожевал лимон.

Я кивнула на стол и села за него, оставляя вопрос без прямого ответа.

У меня стояла тарелка с каким-то супом пюре, который пах курицей и сыром. Желудок отозвался болезненным спазмом. Я вдруг поняла, насколько изголодалась, церемониться не стала, взяла ложечку и, подцепив по краю суп, отправила в рот. Вкусовые рецепторы восторженно заиграли, встречая еду. Мозг не успел осознать, что я ем, прежде чем проглотила ложку. Никаких неприятных ощущений в горле не возникло, желудок не реагировал, поэтому, я спешно стала отправлять ложку за ложкой в рот, пока не опустошила всю мисочку. Наконец ощущение сытости до меня дошло, и я, чуть отодвинувшись от стола, довольной откинулась на спинку стула.

Я так была увлечена поеданием супа, что не заметила, что Антон очень пристально смотрит на меня и улыбается. Я улыбнулась в ответ, как могла, обезображенным ртом. Его улыбка погасла.

Он налил мне в чашку чай, который не вызвал нисколечко желания его пить.

– Кофе? – попросила я.

– Мы не спросили у врача на счет кофе, – отрезал он.

Ну что поделать. Я взяла чашку с слабым раствором чая и пересела на диван, плотнее укутавшись в плед, единственный оставшийся мне атрибут уюта в этой квартире, когда ко мне потерял интерес её хозяин.

Антон медленно ел, отвлекаясь на свой звонящий периодически телефон. Вскоре рядом вырос ноутбук, погрязнув в котором, он забыл о остывающей пище. В следующие часы я взяла свой блокнот с карандашами и рисовала, хаотично, выплескивая на бумагу всё, что накопилось внутри. Разрисовав несколько листов, успокоившись, я стала делать наброски деревьев, растущих за окном, низкий ярко-прокрашенный болотной краской заборчик, куст шиповника. Теперь рисовала увлеченно, совершенно отключившись от реальности, и, лишь услышав своё имя, осознала, что Антон разговаривает с мамой.

– Да, на работе сейчас, я ей передам, что ты звонила.

Он мне подмигнул, будто у нас была общая договоренность.

– Мишель сама выбирает себе платье, я же говорил, твоё вмешательство лишнее.

А если учесть, что никакой свадьбы не будет, то тем более мамино предложение, какое бы оно не было, точно лишнее.

Я не стала невольно подслушивать чужой диалог и, встав, ушла в спальню. Дикое ощущение одиночества сводило с ума. Я написала Оле, которая ответила, что новая девочка отлично справляется с обязанностями, но она еще пару дней отработает с ней. Это не могло не радовать. Посмотрев в зеркало, я оценила скорость, с которой спадает отек на губе. Еще дня два, и несмотря на нитки можно будет выйти на работу, хотя бы для оформления закупок или работы за баром, при необходимости. Антон всё еще разговаривал, переходя на более высокие ноты, эмоционально, мне показалось, что он ругается. Выйти к нему я не могла, он не нуждался больше во мне, поэтому я написала Саше.

М: «Ты заедешь сегодня?»

С: «Могу приехать через час».

Меня это порадовало, Сашка как всегда был мощнейшей поддержкой, но надо было предупредить Антона.

Мужчина сидел за столом, сильно растирая пальцами глаза, вид был утомленным.

– Саша заедет через час, – сообщила я тихо.

Он замер, не отнимая пальцев от лица. Сделал глубокий вдох и, сказав «отлично», направился в ванную, бросив всё на столе. Пока он отсутствовал, я убрала посуду, разобрала посудомойку, постаравшись расставить все чашки и тарелки, как делает это он, не нарушая порядка хотя бы в этом.

Телефон его завибрировал, я совершенно без задней мысли, глянула на экран, а там сообщение от мамы:

«Я приеду в следующую субботу, я с ней разберусь».

С кем она собралась разбираться, я не знала, но могла догадаться. Антон вышел в полотенце, повязанном на бедрах, по торсу скользили капельки воды, а пах он так вкусно, что мне пришлось отвернуться, чтоб не заплакать от огорчения, что не могу его трогать. Он прошел мимо меня и исчез в гардеробной, где провел всё оставшееся время до прихода Сашки.

Зазвонил домофон, и я пошла открывать. Антон вышел навстречу моему другу одетый, в любимой белой футболке и рваных джинсах. Я бы закусила губу, если бы она помещалась мне в рот.

Он протянул руку Саше для рукопожатия.

– Ты надолго? Мне надо по работе отъехать.

– До твоего прихода пригляжу, – он кивнул на меня.

И мне хотелось стукнуть одного за то, что бросает, а второго, что меня выставляет вещью.

Антон кивнул и, обувшись покинул квартиру, не поцеловав меня, не сказав мне ничего, даже не посмотрев в мою сторону. Слезы горьким потоком полились из глаз.

– Ты чего? – обхватил меня Саша. – Эй, поругались что ли? Ты чего?

А я давилась слезами, даже не сдерживая их, пытаясь избавиться от слабости, выталкивая с ними всю боль. Я даже начала подвывать, насколько способно было слабое горло.

Саша медленно гладил меня по голове, тихо мыча какую-то мантру, по всей вероятности, которая должна была меня успокоить.

Мы так и стояли, пока я не ощутила полнейшую слабость в ногах и апатию. Опираясь на Сашу, я добрела до дивана и, завернувшись в плед, шмыгнула носом.

– Ну ты даешь, моя Мишель, – он сел рядом, взяв меня за руку, поворачивая лицом к нему. – Что это такое было?

Я пожала плечами. Мокрые ресницы спутались с выбившимися прядями волос, закрывая его выражение лица. Я стала убирать волосы с лица, но Саша мне помог, нежно очистив мне лицо, и, подхватив за подбородок, заглянул в глаза.

– Рассказывай.

Я опять пожала плечами. Что я могла рассказать? Что Антон теперь не может на меня смотреть? Что ему я неприятна, и он избегает любого моего общества. Что мы как чужие люди, а его мама обещала приехать и избавиться от меня?

– Устала.

– А с Антоном у тебя что?

Я опять пожала плечами.

– Но ты его еще любишь? – удивил меня Сашка неожиданным вопросом, на который не могло быть иного ответа.

– Конечно.

Саша задержал на мне взгляд, а потом весело заявил:

– Я жутко голоден, меня Юна совсем не кормит, у нее какое-то расстройство желудка, и она села на диету. И мне запрещает есть мясо. Давай что-то закажем сытное? – заговорщицки зашептал он.

Я улыбнулась, если бы не болела губа, я бы засмеялась в голос.

– Юна в курсе? – спросила я, когда он выбирал фильм.

– Да, Мишель, надеюсь, ты не против, но я не мог ей не сказать. – Он опять погладил меня по голове.

– Конечно нет, – сказала я искренне.

Еда прибыла вовремя, и Саша довольно поедал куриные ножки прямо из картонного ведерка доставки, запивая пепси. Мне же привезли божественный латте. И чудотворное сравнение было заслуженно, я оголодала за последние дни по вкусу кофе.

Наевшись, Саша опять взялся меня заплетать. Выглядел он как сытый лев, улыбался и излучал счастье. Приятно находиться с таким довольным человеком – заряжает оптимизмом.

Он рассказал, что мама его поехала в отпуск с мужчиной, которого он одобряет. Удивительно, что он совершенно не ревнует её к другому человеку, обычно сыновья большие собственники.

– Мне хорошо от того, что она счастлива. Это лучше, чем она бы была привязана ко мне, но не имела личного счастья. Я бы не смог ей его дать.

Такой прекрасный Саша сын. И друг чудесный, я не устану в этом убеждаться по жизни.

Часа через два с половиной приехал Антон. Вид у него был взмыленный, глаза красные. Он окинул комнату взглядом, увидел стаканчик кофе и, приподняв бровь, посмотрел на меня. Я перехватила этот взгляд и достойно выдержала. Он поговорил недолго с Сашей, а потом, извинившись, ушел в спальню, сославшись на то, что у него еще кое-какие рабочие звонки.

Саша тоже не стал злоупотреблять гостеприимством Антона, и, обняв меня, укутав крепче в плед, шепнул:

– Я рад, что тебе понравился подарок.

– Какой подарок? – не поняла я, пытаясь сообразить про что он.

Он засмеялся.

– Я про плед. Вчера его тебе принес, я еще в магазине подумал, что он должен тебе понравиться, как видишь, не ошибся.

Черт. Черт. Черт. Плед-то от Саши. Перед глазами плясало то удовольствие, которое я испытывая нежилась в нём.

– Чудесный подарок. Спасибо, – поблагодарила я друга.

Саша ушел, а я, свернув плед, оставила его на кресле в зале. Думаю, тут ему и место, но не в постели, которую я делю с Антоном.

Антон лежал на кровати, на коленях у него стоял ноутбук, рядом находился ежедневник. Антон спал. Осторожно убрав компьютер и записную книжку, я погасила свет и прилегла рядом. Антон выглядел резко постаревшим. Казалось, его волосы стали темнее в вечернем солнце, проникающем через занавески в комнату. Его густые ресницы подрагивали, вероятно, он уже видел сон. Дышал порывисто, короткие вдохи чередовались с свистящими выдохами. Я смотрела, смотрела, смотрела на него…

Замерзли босые ноги, попыталась нащупать одеяло, но не нашла. Открыла глаза, в комнате было темно, и в ней я была одна, спала поверх застеленной покрывалом кровати. Антона не было. Потрогала его половину кровати, будто он стал невидимкой, и я могла его нащупать. Но, нет. Рука упала на пустое холодное покрывало.