До третьего поста пришлось идти во мраке. Почти все фонари почему-то оказались разбиты. Только вдали, у самой вышки, виднелся небольшой освещенный клочок пространства.
– Не нравится мне это, – прошептал Агеев.
– Может, лампы ветром сорвало? – предположил Роганин.
– Надеюсь, что так.
Мы медленно продвигались вперед, ступая по земле, как по минному полю. К счастью, подземные монстры больше не появлялись. Чем ближе мы подходили к посту, тем подозрительнее становилась царившая в округе тишина. Все словно вымерло. Мы вздрагивали от каждого шума, даже под собственными подошвами. Один раз я чуть не пальнул, когда над головой внезапно раздалось хлопанье крыльев.
Налетел ветер. Деревья за колючей проволокой пришли в движение, над головой заскрипели болтающиеся на столбах разбитые фонари. Мы приблизились к освещенной территории. Метрах в пятидесяти от вышки Агеев рукой показал остановиться. Присев, мы долго прислушивались и приглядывались, но ничего подозрительного не заметили. Беспокоило то, что не обнаружили мы и часового.
– Там что-то… – начал Роганин.
Но Агеев тут же показал ему кулак и приложил палец к губам. Мы и без того уже услышали шорох среди травы. Разводящий дал знак, и, вскинув автоматы, мы осторожно двинулись за ним.
– Дальше метра друг от друга не разбредаемся, – шепотом предупредил Агеев. – Нужно найти Бабина. Живого или мертвого.
От последней фразы мне стало не по себе.
Мы настороженно продвигались вперед, обводя кусты стволами автоматов. В мерцающем свете единственного уцелевшего фонаря вокруг плясали тени. И от этого дикого хоровода меня не покидало чувство, будто вся округа наполнена монстрами. Я едва сдерживался, чтобы не начать стрелять по любой колышущейся ветке. Агеев решился включить фонарик, и желтый луч медленно заскользил по высокой зеленой стене гнущейся на ветру полыни. Под ногами снова стелился туман. Ох, не нравилось мне это…
Вдруг среди травы мелькнуло что-то темное. Стволом автомата я осторожно раздвинул полынь и сразу же отпрянул, не сводя глаз с внезапно возникшего передо мной блестящего склизкого существа. Я чуть не прострелил ему голову! Хвала судьбе, что каким-то чудом успел узнать в этом монстре перепачканного какой-то гадостью Славу Бабина.
– Кто это? – прохрипел Бабин, прикрываясь окровавленной ладонью от слепящего света фонарика. – Это смена? Прячьтесь скорее. Они рядом!
Мы, не сговариваясь, юркнули к нему в кусты. В свете фонарика я разглядел, что Славка весь в ссадинах, а форма на нем изодрана в клочья. Агеев было выглянул из травы, но Бабин тут же втащил его обратно.
– Не стоит привлекать внимания, – шепнул он. – А то вернутся.
– Кто? – спросил я.
Вместо ответа Бабин взял у разводящего фонарик и осветил нечто распростертое на земле. Это оказалось существо величиной со школьника средних классов. Я успел рассмотреть черные перепончатые, как у летучей мыши, покрытые чешуйками крылья с блестящими когтями, а также скрюченные лапы, оканчивающиеся странными длинными, похожими на мечи, отростками.
– Я тут уже парочку таких вальнул. – Бабин провел ладонью по расцарапанному лбу, размазывая кровь. – Один вот. Второй там, дальше, в кустах валяется.
Меня поразила невозмутимость, с которой Бабин сообщил все это. Что там меня… Даже Агеева заметно трясло от всего увиденного! Израненный же Слава Бабин говорил так, словно объяснял трудности во время прополки картошки. Конечно, у нас в части шутили, что, мол, у Бабина броня в полтора метра – он непрошибаемый. Но чтобы настолько…
Над головой что-то ударилось о фонарь, и на нас посыпался дождь искр и стекла. Мы вскинули автоматы. Округа погрузилась во мрак. Лишь луч фонарика Агеева метался над головой, прорезая тьму.
– Блин, мрази! Все фонари порасшибали, – все так же спокойно проворчал Бабин. – Они боятся света и, кстати, реагируют на движение. Так что не дергайтесь. Я уже успел немного изучить их повадки.
– Значит так, – прошептал Агеев. – Держимся вместе и медленно отходим к караулке…
Как только он привстал, над головой раздалось нарастающее хлопанье крыльев. Роганин вскрикнул и исчез. Я ринулся было за ним – и вдруг замер: на фоне сливового неба на столбе ограждения восседала огромная птица. Увидев меня, она зашипела и расправила гигантские крылья, отчего стала похожа на черного ангела. Я дрожащей рукой перевел предохранитель в боевое положение, вскинул автомат, но Агеев оказался быстрее. Воздух прорезала очередь, и «черный ангел» пропал. В руках у Агеева оказался фонарик, по траве скользнул луч и осветил бьющееся на земле тело. Разводящий подбежал и короткой очередью снес монстру череп.
– Похоже, еще один представитель инопланетной фауны, – сказал он.
Из травы выбрался Роганин.
– Цел? – спросил Агеев.
– Руку разодрал, гад, – прошептал он, зажимая ладонью рану. – Грохнулся прямо на меня, я даже сообразить не успел. Я его штыком ткнул – сразу отпустил. Пацаны, надо бежать!
И тут что-то рухнуло мне на спину – словно с небес спикировала огромная птица. Между лопаток пронзила боль. Что-то поволокло меня, швырнуло на дорогу. Раскрыв глаза, я увидел, что надо мной склонилось одно из этих чудищ. Зашипело, раскрыв клюв и обнажив ряд острых зубов, растопырило крылья. Чудовище что-то подняло вверх. Я машинально подставил автомат, и тут же на него обрушился мечевидный отросток. Да с такой силой, что мой «калаш» едва выдержал удар – ствольная коробка помялась. «Птица» снова подняла отросток. Я развернул автомат дулом на чудовище и надавил на гашетку. Тишина! Покореженный автомат, похоже, приказал долго жить. Я снова подставил автомат под удар, еще и еще. Монстр бил с такой силой, что оружие едва не согнулось пополам. Если так прилетит в череп – сразу кранты, и каска не спасет! Мне удалось ударом ноги оттолкнуть монстра. Но ведь это ненадолго! Надо что-то делать! Все, что мне осталось, – отстегнуть штык-нож от ствола теперь уже бесполезного автомата. И как раз вовремя. Когда птица набросилась на меня снова, я поднырнул под нее, уходя от прямого удара «меча», и, сделав выпад ножом, почувствовал, как лезвие вошло во что-то упругое. Я сразу же рванул нож вниз. Птица с визгом отскочила, размахивая распоротым крылом.
– Пацаны, сюда! – заорал я, не сводя глаз с верещащей, извивающейся на земле твари. – Агеев, Роганин! Сюда! На помощь!
Однако помощи ждать было бесполезно. Я понял, что у вышки тоже что-то происходит: какой-то треск, по кустам мечется луч фонарика, грянуло несколько выстрелов. Я снова взглянул на птицу. Та уже поднялась в полный рост, однако пока не нападала. Она стояла передо мной, кошмарная помесь птеродактиля и богомола, угрожающе выставив вперед длинные отростки, и, видимо, опасалась приближаться.
– Ну, иди сюда! Иди! – процедил я сквозь зубы – больше, чтобы подбодрить себя, – и взмахнул ножом, понимая: если монстр поймет, что я сам боюсь его до смерти, непременно набросится.
Я сделал шаг. Существо зашипело, обнажив клыки, и отступило. Шипастые крылья угрожающе приподнялись, в узеньких глазках блеснул холодный огонек.
– Что, страшно? – сказал я, а сам снова с надеждой взглянул туда, где скользил по кустам луч фонарика, – Эй! Агеев! Кто-нибудь! Я здесь! Где же вы, черт возьми?
Я сделал еще шаг. Мечевидные отростки чудища приподнялись, словно для защиты. Монстр захлопал крыльями, из зубастого клюва вырвался не то писк, не то хрип. Ну, была не была! Я быстро пошел вперед, и монстр в страхе попятился. Да только вскоре уперся спиной в колючую проволоку ограждения. Это была моя ошибка. Видимо поняв, что попал в западню, монстр весь собрался – явно для отчаянного прыжка. «Надо бежать к вышке!» – мелькнула у меня мысль. Однако птеродактиль-богомол оказался проворнее: не успел я повернуться, чтобы дать деру, тот прыгнул и, ударив меня когтистыми ногами в спину, повалил на землю. Крылья стиснули меня в смертоносных объятиях, сквозь форму в тело впились иглы шипов. Мне удалось высвободить правую руку, и я уперся локтем в горло монстра. Зубастый клюв клацнул в паре сантиметров от плеча. Мы покатились по грязи. Монстр яростно бил крыльями, шипы рвали на мне одежду, оставляя порезы на спине. Впрочем, шипы были ерундой, ведь главным своим оружием – длинными отростками-мечами – тот воспользоваться не мог. Однако и я упирался в его горло той самой рукой, что сжимала нож.
Мышцы заныли, я чувствовал, что правая рука все больше немеет. Монстр же, казалось, не уставал, а, наоборот, бился все яростнее. Я попытался снова позвать на помощь, однако мой крик больше походил на сдавленный хрип. Хотя, даже если бы мне удалось докричаться, вряд ли кто-нибудь мог мне помочь. Со стороны вышки по-прежнему доносились выстрелы и крики. Там тоже шла борьба. Тут я почувствовал, как монстр медленно выскальзывает из моих рук. Я придавил его к земле, навалившись всем весом, однако тот все больше и больше высвобождался. Если я отпущу его – мне конец! Тогда я решился освободить правую руку. Для этого мне пришлось убрать локоть с горла чудовища, и тут же в левое плечо впились острые клыки. Стиснув зубы от боли, я ударил ножом в покрытую чешуей грудь. Монстр запищал, но челюсти не разжал, наоборот, они сомкнулись, как тиски. Я выдернул нож, липкая кровь хлынула из раны, ударил снова, теперь уже целясь в глаз чудовища. Птеродактиль взвыл и забился. Хватка ослабла. Я еще несколько раз воткнул нож в черное тело и, наконец, сбросил с себя обмякшие крылья. «Неужели получилось?» – подумал я, отползая от подрагивающего в агонии кошмарного существа. Все мое тело горело, казалось, на нем живого места не осталось.
И тут позади громыхнула очередь. Я резко оглянулся, и в глаза ударил слепящий свет фонарика. На тропинке стоял Агеев с автоматом, а между нами билось в предсмертных муках еще одно крылатое чудовище.
– Ты как, жив? – Ко мне подбежал тяжело дышащий Роганин, помог встать.
– Порядок. – Я попытался улыбнуться, хотя радости было мало. Плечо жутко ныло. Я наклонился и поднял свой покореженный автомат.
– На, держи, – сказал Агеев, вложив мне в руки другое оружие. – Это Волкова. Я прихватил на втором посту. Бери-бери, тебе он теперь нужнее.
При упоминании о Волкове меня передернуло. Я даже невольно бросил взгляд под ноги – не шевелится ли почва. Автомат все же взял.
– А сейчас такая задача, мужики, – продолжил Агеев. – Нам нужно во что бы то ни стало пробиться к караулке. Так что не разбредаемся и аккуратненько за мной. Уж не знаю, что это за дрянь, но, похоже, этой фауны тут навалом.
И Агеев, пригнувшись, побежал по тропинке в сторону ворот внешнего ограждения, водя по кустам и траве лучом фонарика. Мы поспешили следом, с опаской глядя по сторонам, сопровождая взгляды стволами автоматов…
В караулке, как мы потом узнали, все это время тоже не скучали. Она находилась в положении осажденной крепости. Правда, никто толком понять не мог, кто или что их осаждает. Рыбалкин так и не объявился, в комнате отдыхающей смены – труп, с постов вестей нет. В караульном помещении, кроме начкара, остались лишь Трошников и Шурович, которые сидели под окнами в бодрячке, да Сычев. Тот, как положено по уставу, занял оборону на улице у входа. В караулке было темно – свет везде погасили, ставни на окнах распахнули.
– Товарищ капитан, можно хоть покурить сходить? – спросил Шурович.
– Кури здесь, – сухо бросил Саморов из своего кабинета, где он точно так же сидел на полу под окном с автоматом в руках.
Шурович облокотился спиной о батарею, пристроил автомат рядом, достал пачку. Во мраке засветился огонек сигареты.
– Андрюха, угощай, – сказал сидящий под другим окошком Трошников.
Шурович бросил ему пачку.
– Сидим тут вот уже час и ждем неизвестно чего, – проворчал Трошников, прикуривая. – Никто не нападает…
– Сплюнь! – перебил Шурович. – Кстати, Сычев с собачки сказал, что со стороны постов выстрелы слышал.
– Так это было давно. Еще когда Волков звонил.
– He-а. Говорит, что недавно. Видать, правда нападение!
– Скажешь тоже, – возразил Антон. – Чего тут брать-то?
– Тихо! – Шурович насторожился.
– Ты чего? – прошептал Трошников, чуть ли не вжавшись в батарею.
– Там есть кто-то… – Андрей кивнул на окно.
За мутным стеклом мелькнула тень. Шурович взял оружие, приподнялся, взглянул в окно и сразу же отпрянул, чуть не изрешетив возникшее перед ним лицо.
– Дурак, это же Сычев! – узнал Трошников.
– Он же на собачке должен быть, – удивился Шурович, опуская автомат. – А это окно выходит на другую сторону!
И вдруг Сычев неистово затарабанил по стеклу и замахал руками. Шурович растерянно посмотрел по сторонам, словно решаясь, стоит ли покидать позицию без разрешения. Все же вскочил и побежал в коридор.
– Эй, ты куда собрался? – окликнул его начкар.
– Там Сычев! Похоже, что-то случилось…
– Погоди. – Капитан пошел вперед. – Нечего поперек батьки в пекло лезть.
Вынув из кобуры пистолет, Саморов осторожно приоткрыл входную дверь. Выглянул – никого. Шурович и Трошников неуклюже толкались позади. И вдруг снаружи раздался такой дикий вопль, что начкар мигом очутился на улице. Освещенная тусклым фонарем площадка перед караулкой была пуста. Капитан быстро пошел вдоль стены здания. Шурович и Трошников, стиснув автоматы, поплелись следом. Дойдя до угла, начкар заглянул за него. Сычев все так же стоял у окна.
– Сычев! – позвал капитан, осветив фонариком его лицо. – Сергей, что-то случилось?
Сычев выпрямился. Казалось, он не видел капитана – смотрел прямо перед собой широко распахнутыми, будто остекленевшими, глазами. С дрожащих губ стекала какая-то темная жидкость.
– Пойдем, Сергей, – сказал Саморов, убрав пистолет обратно в кобуру.
Взяв Сычева за рукав, он потянул его к двери караулки. Тот покорно пошел, все так же глядя перед собой.
– Шурович, возьми его автомат, – повелел капитан. – Трошников, заменишь Сычева на собачке… Хотя… Погоди. Отставить. Возвращайтесь на позиции. Из караулки – ни шагу!
Трошников с Шуровичем, придерживая под руки Сычева, повели его внутрь караулки.
– Куда его?
О проекте
О подписке