– А кого убили? – Иностранец с искренним любопытством посмотрел на сыщика.

– Одного взломщика сейфов, – не моргнув глазом соврал Андрей. – В нашей стране таких называют «медвежатники». И это, кстати, вторая причина, почему мы решили нанести Вам визит.

– А что общего у меня и у, как Вы выразились, медвежатника? – удивление в глазах Юнкера было неподдельным.

– У нас есть сведения, что готовилось ограбление Вашего дома, – Пузырев стал очень серьезным. – Убитый действовал явно не один. Сами понимаете, у полиции есть свои люди в определенных кругах. Так вот, поступила информация, что не всё ещё закончилось, и вероятность того, что преступники всё же предпримут попытку ограбления, очень велика.

– Не вижу смысла грабить мой дом, – иностранец по-прежнему выглядел удивленным.

– А картины? – Андрей тоже изобразил удивление. – А деньги?

– Деньги дома я не храню, – усмехнулся Юнкер. – А насчет картин… Вы, конечно, видите на стенах моего дома множество дорогих полотен, и да, это подлинники. Но, во-первых, они застрахованы, во-вторых, они находятся под сигнализацией, и в-третьих, даже если их кто-то украдет, продать потом их будет практически невозможно.

– Даже коллекционерам? – Федор тоже включился в игру, предложенную Андреем.

– Мир коллекционеров очень узок, мы все друг друга знаем, – мужчина покачал головой, – я абсолютно уверен, что никто не захочет купить картины, принадлежащие сейчас мне. Вернее, если кто-то захочет, то обратится ко мне напрямую, а не будет покупать их у воров. Кстати, откуда у вас такие нелепые сведения насчет ограбления?

Пузырев ждал этого вопроса, именно он ему и был нужен.

– Вы ведь в курсе, что существуют девушки, скажем так, не отягощенные моралью? – усмехнулся сыщик. – И вот среди таких дам очень легкого поведения поползли вдруг слухи о полотнах великих мастеров, которые просто висят на стенах. Как говорят эти самые дамы: просто приходи, бери и твоё будущее обеспечено до самой старости.

– И откуда эти, как Вы выразились, дамы взяли такую странную информацию?

– По нашим каналам мы узнали, что эти дамы очень часто бывают в вашем доме, Алекс. Я бы даже сказал чересчур часто.

– И Вы им верите? – нахмурился Юнкер.

– У нас нет оснований им не верить, – Пузырев пожал плечами, – хотя мы и не очень понимаем, зачем эти дамы столь часто посещают Ваш дом. У Вас ведь есть жена, и, насколько я понимаю, она намного Вас моложе. Зачем мужчине вызывать девочек особого рода в дом, в котором в это время находится молодая красивая женщина, законная супруга? Вы не любите свою жену?

– Да, Виктория моложе меня почти на тридцать лет, – Алекс задумчиво покивал. – И я ее, конечно же, очень люблю… Но, видите ли… Я не знаю, как вам сказать… Знаете, я, пожалуй, тоже задам вопрос. А у вас, господа сыщики, есть законные основания лезть в мою личную жизнь?

– Нет, оснований лезть в личную жизнь у нас нет, – Андрей покачал головой. – Мы пришли просто побеседовать, предупредить Вас о возможном покушении на Вашу чудесную коллекцию полотен… Вы можете позвонить даже Вашему адвокату… Но, знаете, пока ведь это частный разговор, вы можете отвечать на вопросы, можете не отвечать… Пока это Ваше право.

– Из Вашего объяснения, Андрей, я понял, что не отвечать я могу, но если не буду, то…

– Да, мы будем вынуждены вызвать Вас в отделение повесткой. Нет, Вас ни в чем не обвиняют, мы просто пытаемся разобраться с довольно резвой бандой грабителей и не менее разветвленной сутенерской сетью, а Вы в этом деле всего лишь один из свидетелей. Поэтому Вам решать, где лучше беседовать, здесь или в полиции в присутствии Вашего адвоката.

Пузырев нес откровенную пургу, его уши не покраснели только потому, что Андрей вообще никогда не краснел, даже когда очень сильно смущался. Вся его не имеющая под собой никаких правовых оснований речь была произнесена только лишь в надежде на то, что иностранный гражданин не очень хорошо разбирается в реалиях российской действительности, и уж тем более он мало что понимает в работе российской полиции.

– Если я скажу, что эти легкие дамы приходили не ко мне, а к Григорию, моему помощнику, Вы мне, наверное, не поверите? – Юнкер с саркастической улыбкой посмотрел на Андрея.

– А где проводит ночи Ваш помощник?

– У него две комнаты на первом этаже, – пожал плечами иностранец.

– В таком случае мне будет трудно поверить Вашим словам, – Пузырев улыбнулся. – Если дамы приходили к Григорию, они не могли видеть картин. Ведь они бы тогда не поднимались выше первого этажа, и я очень сомневаюсь, что стены комнат Вашего помощника тоже увешаны дорогими полотнами.

– Ладно, чего уж тут… – Алекс тяжело вздохнул и смущенно отвел в сторону взгляд. – Знаете, господа, в этом тяжело признаваться чужим людям, но… чтобы не ездить в отделение полиции… В общем, я привык, проведя всю свою долгую жизнь в богемной обстановке, чтобы в определенные моменты меня окружали женщины, не стесняющиеся своих тел. Это своего рода стимулятор для меня, как для мужчины.

– И как Ваша жена смотрит на это? – удивленно спросил Андрей. Он не очень верил пожилому господину, но вынужден был признать, что отговорку тот придумал довольно интересную.

– Виктория никогда не была пуританкой, – покачал головой Юнкер, – она долгое время вращалась в тех кругах, где обнаженное женское тело не вызывало лишних вопросов. Она понимает мои потребности и относится к этому спокойно, я бы даже сказал, философски.

На некоторое время в комнате повисла тишина. Пузырев обдумывал услышанное, а представитель богемы, по-видимому, считал разговор исчерпанным и выразительно смотрел на дверь.

– У меня будет к Вам, Алекс, еще одна просьба, – Андрей решил попробовать продолжить игру.

– Какая? – взгляд Юнкера выражал недовольство.

– Вы не будете возражать, если я немного осмотрю Ваш дом и поговорю с Вашей женой? Я отлично понимаю, что у меня нет ордера, нет особых оснований находиться в Вашем доме, но… Вам ведь нечего скрывать?

Около минуты иностранный гражданин стоял, уперев свой задумчивый взгляд в живот сыщика.

– Хорошо, идемте, – наконец сказал Алекс. – Я уверен, что просто так полиция от меня не отстанет, так что лучше будет, если всё побыстрее закончится.

Юнкер уверенной походкой направился к двери, через которую сыщики недавно вошли.

– Сейчас вы, господа полицейские, были в гостиной. Тут иногда собираются мои друзья, и мы отдыхаем, наслаждаясь беседами и осматривая картины старинных мастеров. Вы, конечно же, пришли сюда не любоваться полотнами, но всё же обратите внимание на полотна ван Эйка и Питера Брейгеля Старшего. Эти картины – гордость моей коллекции.

– Подлинники? – скептически спросил Федор.

– Я не держу копий, – усмехнулся Юнкер.

Мужчины вышли в полупустую комнату, через которую до этого проходили.

– В этой комнате в дни, когда я провожу встречи с моими друзьями, обычно проходит что-то типа фуршета, люди могут немного перекусить, любуясь картинами. Здесь на стенах вы тоже можете видеть картины фламандских мастеров.

Юнкер провел «полицейских» по всем комнатам второго этажа. Он показал им даже свою семейную спальню и две комнаты для гостей, ванную и туалет. Картин великих художников больше нигде не было, внутренние, не предназначенные для приемов помещения были обустроены более скромно, чем два главных зала.

– Пойдемте на третий этаж, – Юнкер вывел назойливых посетителей на лестницу. – Там, кроме мастерской моей жены, есть еще пара помещений.

Планировка третьего этажа была совсем другой, не такой, как этажом ниже. От лестницы тянулся длинный коридор, из которого в две стороны выходило пять дверей.

– Здесь у нас с Викторией помещения для отдыха друг от друга, – улыбнулся Алекс. – Справа три мои комнаты, где я могу отдохнуть, поработать, принять своих гостей отдельно от жены. Слева ее мастерская и тоже комната для приема уже ее гостей.

Хозяин дома остановился около одной из дверей и постучался.

– Можно, дарлинг? – спросил он через дверь. – Я показываю дом господам полицейским.

– Да, конечно, заходите, – раздался из-за двери приятный довольно низкий бархатный голос.

Войдя в огромное, освещенное люстрами и прожекторами помещение, Пузырев замер. На фоне темного окна, с пасмурным серым небом за ним, около большого мольберта стояла высокая белая фигура. Андрей не сразу узнал женщину, которую он видел накануне около дома.

Виктория была чуть ли не на голову выше мужа. На ней было надето что-то типа длинного белого купального халата из старинных иностранных фильмов, на голове красовался белый высокий тюрбан. Взгляд мадам Юнкер был не столь презрителен и высокомерен, как на улице. Наоборот, его можно было с некоторой натяжкой даже назвать приветливым.

– Чем мы заинтересовали полицию? – удивленная улыбка появилась на лице Виктории.

– Они расследуют убийство на улице. Помнишь, Григорий говорил о ночных выстрелах.

– А да, что-то говорил, – женщина махнула рукой, держащей кисточку, – но мы ведь спали и ничего не слышали.

– Вы часто рисуете здесь? – спросил Пузырев, подходя к окну и глядя на противоположный дом.

Сыщик сразу увидел, что балкон в квартире Ксении смотрит прямо в окна мастерской Виктории. Андрей окинул взглядом помещение, прикидывая размеры, подсчитывая количество окон. Отложив кисть, жена Юнкера вытерла руку о белый халат, оставив на нем оранжевую полосу, и наконец ответила на вопрос детектива:

– Если я дома, если не нахожусь в спальне или ванной, то всё время провожу именно здесь. Конечно, я не великая художница, но мне нравится водить кистью по холсту.

– Глянуть можно? – Андрей с улыбкой кивнул на мольберт.

– Ну-у… только не говорите своего мнения, – во взгляде Виктории читалось неподдельное веселье.

Пузырев подошел к картине. После шедевров, которыми были увешаны стены залов второго этажа, смотреть на картину, над которой работала женщина, было несколько удивительно. Мазней назвать это было нельзя, но и рисунком сыщик бы эти разноцветные бесформенные пятна не назвал бы.

– Почему Вы молчите? – улыбка Виктории стала даже несколько игривой.

– Ну, Вы просили меня не высказывать своего мнения, – Андрей с некоторым вызовом посмотрел в необычайно красивые женские глаза.

– Дарлинг, господа полицейские пришли сюда не для того, чтобы любоваться живописью, – усмехнулся Алекс. – У них возникли вопросы, которыми обычно интересуется полиция нравов.

– А она еще существует? – тонкие черные брови взметнулись вверх, глаза удивленно уставились на Андрея.

– Нет, конечно, – Пузырев покачал головой, – Ваш муж просто не совсем правильно понял причину нашего интереса к Вашему дому. Квартира ведь принадлежит Вам, Виктория?

– Конечно. Александер до сих пор не может получить российское гражданство, поэтому мы предпочитаем всё оформлять на меня.

– А картины кому принадлежат?

– Картины, разумеется, Алексу. Большинство куплено им еще когда мы жили в Европе. Сейчас заниматься этим бизнесом стало намного труднее, тем более, когда наша страна почти отрезана от остального мира… Но есть Китай, Турция…

– Я так понимаю, Виктория, что Вы не очень ревнивы, – Пузырев по своей излюбленной привычке резко сменил тему.

– А Вы? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– Я очень ревнив, – Андрей усмехнулся и решил немного поспекулировать на этой теме. – Я до сих пор ревную к другим мужчинам девушку, в которую был влюблен в школьные годы.

– Алекс тоже меня ревновал… раньше, – Виктория покачала головой. – Сами понимаете: подиум, поклонники, перед которыми я часто представала почти без одежды. Но я вот никогда этим не страдала. Я смотрю на вещи проще: если мужу что-то надо, если ему в какие-то моменты мало моего тела, то почему бы ему не пользоваться чем-то еще для получения радости и удовольствия.

Хотя открытым текстом речи о проститутках в мастерской не было, жена Юнкера правильно расценила посыл мужа о полиции нравов. Это несколько насторожило Пузырева, но придраться ему всё же было не к чему.

– У вас, господа полицейские, еще есть вопросы к моей жене? – довольно сухо спросил Алекс.

– Нет, вопросов больше нет, – Пузырев покачал головой. – Я только хотел бы заглянуть в еще одну комнату.

– В какую? – удивленно спросил Юнкер.

– В шестую. На Вашей половине этажа, Алекс, расположено три комнаты, а на стороне Виктории только две. Судя по тому, что мастерская Вашей жены не столь уж и велика, исходя из планировки дома, можно предположить, что тут должна быть еще одна комната, выходящая окнами туда же, куда и эта мастерская.

В помещении повисла гробовая тишина. Пузырев, как ни в чем не бывало, оглядывался по сторонам, Федор удивленно смотрел на сыщика, супруги Юнкер напряженно смотрели друг на друга.

– Я, конечно, не настаиваю, – Андрей пожал плечами, – вы можете мне даже поклясться, что больше в доме нет никаких помещений. Но я ведь могу достать технический план дома, это не проблема, изучить его и прийти сюда уже с постановлением на осмотр дома на предмет незаконной перепланировки.

– Незаконной перепланировки нет, – покачал головой Алекс, – всего-то переделали дверь. Сделали вход в комнату не из коридора, а из мастерской.

Мужчина подошел к ширме, загораживающей часть стены, и сдвинул ее в сторону. За ширмой была дверь.

– Где-то через год после того, как я переехал в вашу страну, я встретил на Невском проспекте художницу, – Алекс задумчиво почесал переносицу. – Она очень хорошо рисовала, но выглядела ужасно. Мы разговорились, и выяснилось, что ей негде жить, а денег не хватает даже на пропитание. Я пригласил ее к себе, выделил ей комнату, позволил рисовать, сколько захочет.

– Я понимаю, что Ваша жена неревнива, но всё же… – Андрей перевел взгляд с Юнкера на его жену.

– Я ничего не имела против, тем более что женщина была старше меня и не блистала красотой, – усмехнулась Виктория. – Я даже получила от этого знакомства пользу.

– Да, – подтвердил слова жены Алекс, – благодаря Серафиме, а так звали художницу, моя супруга приобщилась к искусству. Серафима научила Викторию рисовать, мы даже специально перенесли вход из коридора сюда, чтобы женщины в любое время могли заниматься своим любимым делом.

– Дверь-то откройте, – улыбнулся Пузырев.

– У меня нет ключа, – покачал головой Алекс. – Два года назад, не сказав ни слова, Серафима покинула наш дом, ушла от нас в неизвестном направлении. Больше мы ее не видели, а я в эту комнату больше никогда не заходил.

– Вы не объявляли ее в розыск? – спросил Гуськов.

– Зачем? – иностранец удивился вполне натурально. – Она взрослый, самостоятельный человек. Она не была нашей родственницей, не была тут прописана. Она пожила у нас, скопила денег и вернулась к привычной свободной жизни.

– Я не верю, что в доме нет ключа от этой двери, – Пузырев покачал головой.

– Может, где-то и есть, но… вы ведь уже убедились, что никакой незаконной перепланировки в доме нет.

– Господин Юнкер, я хочу Вам напомнить, что мы расследуем: а – убийство, б – попытку ограбления, ц – занятие проституцией, которая у нас в стране запрещена законом. Я могу вернуться сюда через час с постановлением на обыск. Но оно Вам нужно? Мне просто нужно убедиться, не используется ли эта комната в качестве притона и не было ли возможности из окна этой комнаты убить человека во дворе. Может, Вы просто откроете дверь, и мы мирно разойдемся по своим делам?