– Нет, конечно, нет, – пробормотал флейтист. – О боже! Значит, я был прав…

Шатаясь, он вошел.

– А вы, когда выходили, не заметили, в каком положении была дверь? – обратился комиссар к Калеву.

– Специально я внимание не обратил, но, думаю, она была закрыта.

Комиссар посмотрел в сторону Дианы.

– Закрыта, – подтвердила она.

Из квартиры тем временем послышался вопль:

– «Лир»! Они украли мой «Лир»!»

Комиссар быстро вошел, Калев, не задумавшись, последовал за ним. Диана колебалась секунду, никто ее входить не приглашал – но и не запрещал, и она присоединилась к другим. В прихожей она мягко отодвинула Калева, вставшего на пороге гостиной, и взглянула внутрь. Там царил страшный беспорядок, папки и отдельные листы покрыли пол, было ощущение всемирного потопа, только не воды, а нотных бумаг, они валялись даже под роялем, стоявшем в углу. И среди всего этого хаоса на коленях стоял флейтист и рыдал:

– «Лир»! Они украли «Лир»!

Калев и Диана переглянулись.

– Пошли, – шепнул Калев.

Он взял Диану за локоть и вывез из квартиры. Последнее, что она услышала, был недоуменный голос комиссара:

– Какой лир? Лиры давно не в ходу, у нас теперь евро.

Аппетит Дианы пропал бесследно, сгинуло в небытие и возвышенное настроение, сопровождавшее их всю дорогу от театра до квартиры. Даже обсудить ситуацию не удалось, Калев замкнулся и не выказал желания побеседовать. Диана очень хотела спросить, так ли уж необходимо было информировать комиссара о штрафе, но она знала, что если муж в подобном настроении, задавать ему вопросы бесполезно, все равно не ответит. Они молча выпили чаю и почти сразу после этого легли, но Диана еще долго не могла уснуть. Калев рядом давно похрапывал, а она все вертелась и вертелась, вернее, особо даже не вертелась, так как боялась разбудить мужа, но ощущение было именно такое, что вертится. Ну и влипли же они! Конечно, их вряд ли станут обвинять в убийстве, но каких нервов это будет стоить? Чтобы забыть свои проблемы, она переключилась на других персонажей этой грустной истории. Как ни странно, она больше переживала за флейтиста, чем за контролера, она все вспоминала, какой трагический вид был у Фабиани, стоявшего на коленях среди партитур – еще бы, найти такой раритет, и почти сразу же его утратить! Контролер в Диане положительных эмоций не вызывал, и она никак не могла заставить себя посочувствовать ему. Она пожурила себя – все-таки человек погиб, чересчур жестокое наказание за какой-то штраф, хоть и не самый оправданный. Она попыталась представить жизнь контролера, подумала, что не такая уж она и сладкая – все время в дороге, в трясущемся поезде… Затем она задала себе вопрос, была ли у этого человека семья, дети? Если да, то они остались без кормильца… И все равно настоящего сочувствия в ней не возникало.

Отчаявшись от бесплодных попыток заснуть, Диана начала обдумывать версии преступления – или преступлений, все зависит от того, связаны ли между собой смерть контролера и ограбление флейтиста. Очевидно, да. Но как? Был ли контролер одним из грабителей? Если так, то, впопыхах покидая место преступления, он вполне мог поскользнуться на лестнице. Правда, партитуры у него за пазухой, скорее всего, не нашли, иначе бритоголовый утешил бы флейтиста, значит, кто-то ее взял. Но кто? Да, подумала Диана, без сообщника тут не обошлось.

Имела право на жизнь и другая версия: контролер, по какой-то причине мог явиться в дом флейтиста, застать грабителя и попытаться его остановить, за что и поплатился жизнью, но Диана мало в нее верила – как правильно сказал ее умный муж, «не тот характер». И что ему тут было делать? Тут она снова вспомнила про загадочного Сантелли, который так и не дал о себе знать, и уснула…

Проснулись они поздно, Диана, увидев, что уже светло, вскочила и отправилась мыться, а Калев остался лежать, только перевернулся на спину. Дома муж, пока Диана делала гимнастику, любил почитать в постели, он и в путешествие как будто прихватил с собой некую книгу на эстонском, но охоты ею заниматься, по всей видимости, не было, и он просто глядел в потолок.

Однако, когда Диана перешла к нанесению «боевой раскраски», из комнаты донеслась возня, а затем голос Калева:

– Я выйду на четверть часа.

– Куда? – крикнула Диана, но ответа не последовало, вместо этого хлопнула дверь.

Наверно, пошел за свежим багетом, решила она, и сосредоточилась на веках: следовало оттенить их краской, подходящей к блузке в желтых тонах, которую она собиралась надеть сегодня к оранжевому пиджаку. Она не торопилась – ванная была просторная, красивая, удобная, не то что их каморка в Таллине.

Завершив макияж и надев серьги, она вернулась в гостиную, служившую одновременно спальней и кухней – три в одном – и занялась приготовлениями к завтраку.

Калева пришлось ждать долго, он вернулся, когда стол давно уже был накрыт, осталось только заварить кофе. В руке муж держал две-три газеты.

– Воскресенье, киоски закрыты, с трудом нашел один, – объяснил он смущенно. – Да и газет мало.

– Я думала, ты пошел за багетом, – сказала Диана.

Калев, уже начавший раздеваться, застыл, одна нога голая, другая в штанине.

– Прости. Сбегать?

– Не надо, обойдемся, от Венеции еще остался кусок.

Муж быстро переоделся, сходил помыться и побриться и начал заваривать кофе. Диана, которой делать было нечего, выбрала одну из газет и пролистывала ее, надеясь найти заметку о похищении партитуры, или даже фотографию мертвеца. Калев следил за ней ревниво и даже как будто обиженно, и, когда она отложила газету, спросил:

– Ничего нет?

– Не-а. Я, по крайней мере, не нашла. Не успели, наверно.

– Очень плохо.

– Почему плохо?

– Ну, нужна же нам хоть какая-то информация.

– Ты что, собираешься сам расследовать это преступление?

– Вообще- то ни малейшего желания не имею, но, возможно, придется. Как-никак, но мы с тобой числимся в подозреваемых.

Диана затихла. Да, неприятная ситуация. Она крепко запомнила взгляд комиссара, измеривший ее с ног до головы. Он как будто раздевал ее, но не в том смысле, как это мужчины нередко делают, а словно совершая обыск.

Калев еще колдовал над джезве, и Диана решила задать вопрос, который мучил ее со вчерашнего вечера:

– А ты не мог им сказать, что не знаешь этого человека? Контролера, ну…

– Не мог, – отрезал Калев.

Диана умолкла, хотя ей и очень хотелось спросить – почему?

Но Калев сам все объяснил, как только снял джезве с плиты.

– Видишь ли, в таких случаях надо обязательно говорить правду. Они ведь могут выяснить, что он нас оштрафовал, и что мы тогда скажем? Что забыли? Не узнали? Весьма подозрительно.

– А как они могут выяснить?

– Мало ли как. Контролер ведь спросил мой документ, возможно, записал номер. К тому же, они могут выйти на нашего соседа по поезду.

– На какого соседа? На коротышку?

– Ну да.

– Каким образом?

– В поезде установлены камеры.

– Видеонаблюдение?

– Конечно. Везде висят объявления, ты не замечала? Изучат запись, могут вполне обнаружить и перипетии со штрафом. Ну что, кофе пить будем?

И они сели за стол.

После завтрака Диана занялась мытьем посуды, а Калев принялся просматривать газеты. Много времени на это у него не ушло, уже минут через пять он презрительно швырнул стопку на кровать.

– Так ничего и нет? – спросила Диана громко, чтобы шум воды не заглушал ее голос.

– Две бесполезные заметки, настолько мелким шрифтом, что ты, конечно, и не могла заметить, – ответил Калев, тоже повысив голос.

– О чем?

– Да ни о чем. В Европе мания защиты личных данных. Даже имя этого проклятого контролера не пишут, только инициалы: Дж. Ф.

– Дж. Ф. – повторила Диана задумчиво.

Она выключила воду, чтобы спокойно обдумать информацию.

– Джино Феррари, что ли?

– Или Джакомо Ферони.

– Джулиано Ферретти.

– Джанлуиджи Фельтринелли.

– Джованни Форте.

– Джузеппе Фраскати.

Диана вздохнула.

– Красивый все-таки язык. И почему я не его пошла учить?

– Первая треть нашей жизни проходит под знаком генов и воспитания. Собственный вкус приобретают, когда все уже решено.

– Да, ты прав. И что же делать?

Она включила воду и снова выключила.

– Калев! А ведь Фабиани тоже начинается на Ф!

– Но он же сказал, что не знает мертвеца.

– Он мог и наврать. Может, контролер – его незаконнорожденный сын, который пришел отомстить бесчестному отцу. Только парричида обернулась для него катастрофой, свалился с лестницы^[6].

– Ну и фантазия у тебя! По-моему, нам пора меняться профессиями.

Диана прыснула.

– А о чем больше пишут, об убийстве, или о краже?

Калев потянулся к кровати и взял одну из газет.

– Вот, читаю. Вчера поздним вечером в одном из домов на улице Инферно была совершена кража драгоценного художественного произведения. В том же подъезде обнаружено безжизненное тело жителя Болоньи, сорокадвухлетнего Дж. Ф… Полиция расследует, связаны ли между собой эти два происшествия.

– То есть, они не говорят, что это убийство?

– Они ничего не скажут, пока не будут точно знать.

Диана снова включила воду, домыла посуду, поставила последнюю тарелку в сушилку, сняла резиновые перчатки и присела к столу.

– А кофе больше не дадут?

– Конечно, дадут.

Налив супруге кофе, Калев встал и подошел к стене с программками и фотографиями, а Диана взяла со стола следующую газету.

– В этой тоже ничего нет? Про нас ни слова?

– Как нет, есть, огромное фото с надписью – «Эстонские туристы убили оштрафовавшего их контролера».

– Калев!

Калев вздохнул, и заговорил с ней как с ребенком:

– Ну, представь, они напишут: «Полиция подозревает в совершенных преступлениях двух эстонских туристов, супружескую пару Кару». А мы – бац! и подадим на них в суд за клевету.

– Бац! – повторила Диана с удовольствием.

Диана полистала газету, надеясь найти рецензию на «Путешествие в Реймс», конечно же, ничего подобного не обнаружила, зато ей на глаза попалась огромная статья про какого-то рок-певца, и она с отвращением положила презренное издание обратно на стол.

– А ты обратила внимание на фотографии? – спросил неожиданно Калев.

– Где? В газете?

– Да нет, на стене.

Диана встала, подошла поближе и взглянула на «выставку». Да, кого только тут не было! Чуть ли не все, кто блистал на оперной сцене в начале и середине прошлого века. Она без труда узнала Джильи, Карузо, Пертиле, Бастианини, Канилью, Тебальди…

– А кого-то и нет, – сказал Калев с хитринкой.

– Кого?

– Погляди внимательно.

Диана быстро обвела взглядом фотографии.

– Каллас, что ли?

– Ну да.

– Так ей и надо, продукту пиара, – сказала Диана злорадно.

Супруги Кару были уверены, что Мария Каллас – весьма посредственная певица, слава которой основывалась не на пении, а на рекламе. Ей не доставало школы, верхи у нее звучали пронзительно, низы – искусственно, и что главное – она вся была фальшивая, ни одной искренней эмоции, сплошное притворство.

– Значит, есть еще люди, которые это понимают, – произнес Калев с оттенком уважения.

Они вернулись к столу, допили кофе.

– А ведь мы даже не знаем, была ли у контролера семья? – вспомнила Диана мелькавшие ночью мысли.

Калев мгновенно помрачнел.

– Мы ничего не знаем, – пробормотал он и снова ушел в себя.

Надо же было мне ему напомнить, пожалела Диана, но тут муж словно очнулся и спросил: – А как насчет прогулли? До двух уйма времени.

– Давай, – согласилась Диана.

Спустившись на пиано нобиле, Диана украдкой посмотрела в сторону той, второй, квартиры, где должен был обитать некий Сантелли. Почему он не показывается? Уехал, что ли? А, может, он инвалид, сидит дома? Но в таком случае он мог слышать, что происходило в подъезде, пока супруги Кару внимали божественным звукам, которые Фабиани извлекал из своей флейты.

В квартире хозяина тоже было тихо. Спит еще, после такого шока он наверняка не мог заснуть до глубокой ночи, подумала Диана. Она посмотрела на Калева, прислушивается ли муж к тому, что творится в доме, но Калев опять замкнулся и не выказывал никакого интереса к окружающему.

Ступив на вторую лестницу, Диана взглядом поискала на ней следы крови, но ни одного красного пятнышка не обнаружила. Вряд ли смыли, подумала она, наверно, их вообще не было, края ступенек пологие, обточенные временем. Бритоголовый, конечно, мог бы ответить на этот вопрос, ведь его специалисты все дотошно проверили, но им-то он докладывать не будет. Да и дотошно ли они проверяли? У Дианы создалось впечатление, что все торопились домой, смотреть футбольное обозрение. Время позднее, зачем морочить себе голову каким-то убийством?

Когда они вышли, Калев повернул не в сторону театра, а в противоположную. Они блуждали некоторое время по узким переулкам и дошли до виа Индепенденца. Диана подумала, что Калев свернет к Нептуну, но муж перешел улицу и пошел прямо. Ничего интересного в том районе не было, и Диана поняла, что у Калева нет определенной цели. Хочет побродить, поразмыслить, догадалась она, и незаметно взглянула на мужа. Лицо у него было хмурое, сосредоточенное.

На перекрестке показался супермаркет, где в прошлый раз они по дешевке купили вкуснейшее прошутто, Диана чуть не предложила Калеву зайти, но не осмелилась, еще собьет мужа с мысли, однако Калев неожиданно сказал сам:

– Давай зайдем, а то у нас нет ничего вкусного на ужин.

Диана с радостью согласилась, и они вошли. В этот раз прошутто было отнюдь не таким дешевым, но они все же купили «un etto», как попросил у продавца Калев, то есть, сто грамм, и багет.

Выйдя, Калев пошел прямо, примерно в ту сторону, где, по представлению Дианы, должно было находиться Дуомо. Шаги у него стали длиннее, и Диане пришлось крепко схватить мужа за руку, чтобы тот «не убежал».

Вдруг Калев заговорил.

– Видишь ли, в чем проблема. Без Андреса я чувствую себя слепым и глухим.

Андрес Кару, комиссар таллинской уголовной полиции, иногда, пытаясь найти разгадку трудной задачи, приходил к своему двоюродному брату Калеву, ставил рядом со стулом портфель, набитый сведениями о расследуемом деле, и начинал рассказывать, что у него не складывается – и Калев нередко подсказывал возможное решение.

– Да, верно, – продолжил Калев после короткой паузы, – мы ему помогали, находили убийц, но – информацию приносил нам он. Он объяснял, кто есть кто, выкладывал подноготную каждого, мало-мальски подозреваемого, кроме того, приводил различные данные – о времени совершения преступления, об опечатках пальцев, об алиби- у кого оно есть, а у кого нет, и так далее. Нам нужно было лишь сложить все факты вместе, и объявить вердикт…

Диане ужасно понравилось, что Калев говорил: «мы», «нам», она даже покраснела от удовольствия и одновременно от неловкости, ведь ее роль в «вынесении вердиктов» была ничтожна. Однако, она не стала восстанавливать истину, хотела дать Калеву спокойно выговориться.

– Даже в тот раз, когда мы собственными глазами видели, как было совершено убийство, без Андреса мы преступника не нашли бы, тот мог спокойно убивать наших соседей и дальше.^[7] (Ну, это он преувеличивает, подумала Диана, но промолчала). А сейчас Андреса нет, и я как без глаз и ушей. Ничего не вижу, ничего не слышу…