Читать книгу «Похищенная партитура» онлайн полностью📖 — Гоар Каспер — MyBook.
image
cover

– Как ты думаешь, прадед нашего хозяина тоже тут? – спросила она.

Ответить Калев не успел, потому что послышались шаги. Они одновременно обернулись. Тяжело дыша, вернулся хозяин, в руках у него была большая папка. Он положил ее на стол.

– Вот, посмотрите!

Супруги подошли и взглянули на папку. На ней неуверенной рукой пожилого Верди было написано: «Джузеппе Верди. «Король Лир»».

Фабиани раскрыл папку на первой странице, и Диана с трепетом увидела портрет Верди с посвящением и автографом.

– Это – подарок моему прадеду, – гордо заявил хозяин.

Он перевернул несколько страниц, замелькали ноты, снабженные разными пометками: con espressione… tutta forza… dolce…

– Если хотите, могу вам завтра проиграть на фортепиано пару номеров. Это большая музыка! La grande musica, grandissima!

– А как случилось, что вы это только сейчас обнаружили? – поинтересовался Калев.

– О, у меня столько партитур! Библиотека и прадеда, и деда, и отца, и мои собственные ноты… Совершенно случайно начал искать одну редкую оперу Карло Кочча, и наткнулся вот на это…

Затем он резко захлопнул папку.

– Простите, но я вынужден удалиться. Вечером спектакль, я играю в оркестре. Должен подготовиться, отдохнуть. До встречи в театре!

И он вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Они распаковались, немного отдохнули, затем Диана занялась обедом, макароны они купили в Венеции, а суп в пакетиках взяли еще в Таллине – на ресторан супруги тратились только в самом крайнем случае. Когда вода для макарон закипела, Диана вдруг обнаружила, что в квартире нет соли: пришлось сбегать вниз и попросить у хозяина, который, с огромными извинениями, выдал ей целую пачку.

Калев все это время лежал на кровати и пялился в потолок, наверняка в очередной раз с горечью вспоминая, как он забыл прокомпостировать билеты.

Они отобедали, Диана вымыла посуду, дома это делал Калев, но в путешествии она предоставила мужу «отпуск», у того и так было полно забот: билеты, адреса, багаж. Калев снова лег на кровать и начал решать судоку, Диана, сняв, наконец, привезенные с собой резиновые перчатки, уселась в кресле и открыла ридер, чтобы продолжить чтение очередного детективного романа, начатого в Венеции, но через некоторое время тревожно спросила:

– А не пора ли нам собираться?

Супруги любили приходить в оперу загодя и одеваться не торопясь.

Калев бросил небрежный взгляд на часы, подаренные Дианой на день рождения.

– Времени полно.

– Но мне надо еще погладить блузку.

Когда они вышли, было уже темно. В доме стояла тишина, Фабиани, скорее всего, отправился в театр пораньше, из соседней с ним квартиры тоже не доносилось ни звука.

На улице, при свете фонаря, Диана бросила взгляд на табличку с именами жильцов. Кроме «Акоммодационе Верди» там значилось две фамилии: Фабиани и Сантелли.

– Интересно, кто этот Сантелли? – спросила она.

– Какой Сантелли?

– Тут написано: Сантелли. Наверно, он обитает в другой квартире.

– В какой другой?

– В той, которая рядом с квартирой Фабиани.

– Да? Там была еще одна квартира?

– А ты что, не заметил?

– Ну, после холодного душа, который мне достался в поезде, не стоит ожидать, чтобы я относился к окружающему миру с напряженным вниманием.

– Ты все еще думаешь об этом? А я уже забыла.

И Диана нежно пожала руку мужа, за которую она держалась.

Они все равно пришли слишком рано, двери театра еще не открылись, и в галерее топталось не больше десятка меломанов, среди которых Диана узнала…

Она вздохнула.

– Смотри, Ливерпуль тоже здесь, – шепнула она Калеву.

– Какой Ливерпуль? – удивился муж.

– Тот англичанин, который шел по мосткам впереди нас, а в поезде сидел недалеко – через проход.

– Да? А я и не заметил. Но почему Ливерпуль?

– На его бейсболке красуется соответствующая надпись. Надеюсь, в театре он ее снимет. Вообще странно, что он явился сюда.

– А что тут странного, – флегматично обронил муж – У англичан собственной оперы нет, вот и слушают итальянскую.

Заметно больше народу было на площади перед театром, тут собиралась местная молодежь, они стояли маленькими группками, без зазрения совести галдели и слушали свои плейеры, из которых доносился шум, ничего общего с музыкой Верди или Россини не имеющий. Непонятно, что тут пили и чем вообще занимались, но тошнотворно пахло смрадом, и Диана сморщила нос.

Впрочем, это было им не в новинку, супруги гостили в Болонье во второй раз, и в прошлый тоже ходили в театр. Даже бомж, которого Диана в тот раз заметила и запомнила, оказался на месте, сидел в углу галереи на куче тряпья, грязный, в лохмотьях, а рядом с ним устроилась огромная овчарка. Диана боялась и собак, и бомжей, и ее потянуло в обратную сторону.

– Давай, прогуляемся.

Они несколько раз прошлись медленным шагом до угла следующего дома и обратно. На последнем отрезке Диана заметила еще одного запомнившегося с прошлой поездки персонажа – быстрым шагом передвигающегося нищего, одетого под клоуна, во фраке и с черным цилиндром, который он изящно совал под нос прохожим, впрочем, как будто без обнадеживающего результата, от супругов Кару ему, во всяком случае, не досталось ни цента.

– Как тут все-таки много нищих, – сказала Диана, вспомнив про встреченный ими в прошлый раз добрый десяток крупных негров, бессовестно попрошайничающих, вместо того, чтобы разгружать вагоны, и немалое число албанок, лежащих ниц на тротуарах.

– Да, это тебе не Советский Союз, – хмыкнул муж.

Когда они вернулись, двери оперы были открыты, и они вошли.

– Смотри, наш хозяин! – шепнула Диана, когда закончился их любимый секстет и на сцену вышел флейтист.

– Надо же, оказывается, виртуоз, – пробормотал Калев.

Калев был прав, сыграть «Забытую мелодию для флейты» (учитывая перипетии «Путешествия», этот номер вполне заслуживал такого названия) мог только виртуоз. На самом деле, Диане не нравились инструментальные куски в опере, исключение она делала лишь для увертюр, и скрипичного соло перед четвертым актом «Ломбардцев в Первом крестовом походе» – целый маленький концерт, доказывающий, что если бы Верди вместо опер писал симфонии, он бы и в этом жанре всех переплюнул. Однако, в целом, Диана считала, что опера – это опера, главное тут вокал, а функция оркестра состоит в том, чтобы деликатно аккомпанировать певцам. Но на этот раз она относилась к этому, действительно сложнейшему номеру иначе, все-таки исполнял его знакомый человек, и если обычно ее бесило, что именно такие, по ее мнению инородные, если не сказать лишние, отрывки срывают особо бурную овацию, то на этот раз, когда флейтист закончил свое выступление, она захлопала вместе со всеми.

Наконец зал стих, на сцене появился следующий персонаж по имени лорд Сидней, и Диана уставилась на него.

– Дай мне, пожалуйста, бинокль, – шепнула она.

Когда во время путешествия намечался поход в оперу, Калев непременно совал в чемодан бинокль, супруг был близорукий, и без этого инструмента обойтись никак не мог. Диана обычно удовлетворялась собственными глазами, но для черт лиц на таком расстоянии – супруги сидели на галерее – их оказалось недостаточно.

– Нет, не он, но очень похожий, – шепнула она, возвращая бинокль.

– Похожий на кого?

– На Ливерпуля.

В последнее время вошло в моду, на роль персонажа-иностранца (при наличии оного) приглашать его соотечественника. Диане это казалось дикостью, главное ведь не кто поет, а как, пели же такие гости обычно значительно хуже итальянцев. Лорд Сидней тоже пел плохо, но публика тем не менее наградила его аплодисментами, наверно, из вежливости.

К антракту Диана успела забыть о лорде, а Калев, кажется, даже о штрафе, настолько замечательным оказался финал акта. Настроение у обоих было приподнятое – «Путешествие в Реймс», подумала Диана, это всегда праздник, самая жизнерадостная, самая воздушная опера; открыто Диана не призналась бы, но в душе она нередко думала, что любит Россини даже больше, чем Верди – наверно, музыка «пезарского лебедя» соответствовала ее натуре.

Антракт длился, как всегда в Италии, долго, полчаса или даже больше, они прогулялись по фойе, затем разок вышли на улицу подышать свежим воздухом, но там все еще продолжалась тусовка, и они быстро вернулись.

Второй акт прошел также бурно, только концовка – панегирик французскому королю Карлу Восьмому, который Диана считала анахронизмом, как всегда, немного разочаровал – нет, чтобы кому-то пришло в голову написать новый текст, восхваляющий самого Россини.

Надо было сказать об этом коротышке, он ведь как бы поэт, вспомнила Диана спутника по поезду, но тут аплодисменты стихли, и они встали.

Закаленные таллиннским климатом, супруги пришли в театр без верхней одежды, в пиджаках, и благодаря этому им не пришлось после спектакля, в отличие от мерзляков-итальянцев, сворачивать в гардероб. Шпана на площади никуда не делась, но настроение Дианы было настолько приподнятым, что испортить его не мог никто, она только подумала на секунду, как жаль, что нет уже галер, посадить бы всю эту компанию за весла, хоть какая-то от них польза.

Но галер не было, они жили в постиндустриальном обществе.

Они прошли мимо бомжа, устроившегося ночевать под открытым небом, свернули на улицу, ведущую к их квартире, и чуть было не столкнулись с клоуном, который поспешно приближался к театру со стороны их дома, наверняка надеясь на подношения оперной публики. Театрально извинившись, клоун обошел их, а супруги медленным шагом отправились дальше.

Стоял теплый приятный ноябрьский вечер, торопиться было некуда, и жизнь на минуту предстала во всей своей красе. Калев напевал финал первого акта, а Диана, как обычно после спектакля, почувствовала голод.

– Ужасно есть хочется, – сказала она, когда они дошли до дома, и Калев достал ключ.

– Сейчас покушаем, – ответил муж меланхолично.

Он хотел вставить ключ в скважину, но остановился.

– Дверь не заперта. Неужели я оставил ее открытой?

– По-моему, нет.

– Да? Это хорошо, сам я совсем не помню.

Он толкнул, но дверь не поддалась.

– Что-то мешает.

Калев навалился всем телом на створку, и ему удалось увеличить щель настолько, чтобы засунуть в нее голову. Заглянув внутрь, муж насторожился.

– Там кто-то лежит.

– Какой-то пьяный?

– Не могу сказать.

– И что мы теперь делать будем?

– Не знаю, – признался Калев. – Флейтиста, скорее всего, еще нет.

– Может, позвонишь этому Сантелли?

Калев нажал на звонок и Сантелли, и хозяина, но дом ответил ему тишиной.

– Надо влезть и посмотреть, может, он нуждается в помощи, – сказал он.

Муж стал протискиваться в щель, но тут Диана увидела приближающегося быстрым шагом хозяина с футляром для флейты в руке.

– Подожди, Фабиани идет!

Еще с нескольких метров флейтист крикнул на английском:

– Что-нибудь случилось? Не можете открыть?

– Да, там кто-то лежит, – ответила Диана.

– Минутку.

Флейтист подошел, запыхаясь, тоже заглянул внутрь, и неуклюже пролез сквозь щель в подъезд. Калев и Диана последовали за ним. Наверно, автоматически, зажегся свет в потолке, он был весьма тусклый, но и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть человека, лежащего ничком на каменном полу.

– Наверно, упал, – предположила Диана.

– Наверно, – согласился Калев, и обратился к флейтисту – Кто это может быть, не знаете?

– Нет.

– Это не ваш сосед?

– Нет-нет! – уверенно проговорил флейтист. Он протянул Диане футляр для флейты. – Подержите, пожалуйста!

Затем он наклонился и с трудом перевернул лежащего на спину. Поза того внушала опасения. Чутье подсказывало Диане, что он мертв.

Калев, тем временем, обнаружил еще один выключатель. Тот оказался от лампы над дверью, которая засияла ярче первой, и при ее свете Диана вдруг поняла, что этот человек ей знаком. Правда, лицо его было в ссадинах, да и одет он был не в мундир, а в куртку – довольно дорогую, машинально отметила Диана – но его образ так четко отпечатался в памяти, что ошибиться она не могла. Без всякого сомнения, в подъезде лежал контролер. Сейчас, в этой позе, он еще больше походил на уставшего мачо. Лег отдохнуть, причем, навеки.

– Наверно, надо вызвать полицию, – сказал Калев.

– Или скорую помощь? – спросил флейтист.

– Лучше полицию.

– Вы думаете, это не несчастный случай?

– Чем бы он ни был, при насильственной смерти необходимо оповещать полицию.

– Может, выйдем? – решилась вставить слово Диана. – Тут не очень приятно.

Они пролезли обратно на улицу, флейтист поспешно вытащил мобильник и стал набирать номер, а Калев и Диана посмотрели друг другу в глаза.

– Ты его узнал? – шепнула Диана.

– Разумеется.

– И что теперь будет?

– А что может быть? – пожал Калев плечами.

– Они не могут заподозрить нас?

– Ну, для этого надо быть полными идиотами.

Может, и так, подумала Диана, но ведь мир и полон идиотов.

Флейтист, тем временем, дозвонился, поговорил и выключил мобильник.

– Они сказали, чтобы мы подождали на улице, они сейчас подъедут.

Наступило молчание. Калев явно не хотел афишировать их знакомство с мертвецом, а флейтист, кажется, не знал, о чем говорить. Диана, все еще державшая футляр, наконец решилась вернуть его владельцу, это словно вывело флейтиста из оцепенения и он спросил, как ей понравился спектакль. Диане показалось, что восторгаться в такой ситуации неуместно, и она сказала лишь, что это их любимая опера и что флейтист сыграл свое соло превосходно.

– Вы настоящий виртуоз.

Флейтист просиял, хотел еще что-то добавить, но тут послышался знакомый вой, и одна за другой подъехали две полицейские машины, и еще одна, белая, с непонятным текстом на капоте. Только представив себе, что она видит отражение в зеркале, Диана догадалась, что там написано – ambulanzia[5].

Началась суета, из машин высыпали люди, кто в белом халате, кто в штатском, кто с фотоаппаратом и штативом, кто с мешком мышьяка… то бишь с сумкой медработника… и, согласуя свое поведение с кивками, которые им раздавал Фабиани, начали протискиваться в подъезд. Последним из полицейской машины, самой большой, чуть ли не в микроавтобус величиной, вылез низкорослый, лет сорока, человек с полностью выбритым черепом, и, перед тем, как войти, подошел к ним.

– Это вы нашли труп? – спросил он у флейтиста.

Тот озадаченно посмотрел на Калева и Диану.

– Мы вместе, – вместо него ответил Калев.

Бритоголовый бросил внимательный взгляд на Калева.

– То есть, вы пришли втроем? – перешел он на английский.

Калев остался верен итальянскому.

– Нет, первыми к дому подошли мы с женой, затем наш хозяин. Но вошли все одновременно.

Бритоголовый взглянул на него с любопытством, кивнул, сказал что-то скороговоркой флейтисту и вошел в дом.

– Он попросил нас не удаляться, – передал флейтист его слова Калеву и Диане.

– Понятно. Надо дать показания.

И вдруг флейтист разволновался.

– Вы думаете, это убийство?

– Все может быть, – обронил Калев.

– То есть, вы предполагаете, что его где-то убили, а потом привезли сюда и затолкали в наш подъезд?

– Зачем?

Флейтист замешкался.

– Да, действительно, зачем.

И вдруг он разволновался еще больше.

– Вы предполагаете, что его убили здесь?

– Трудно сказать. Во всяком случае, когда мы пришли, дверь была не заперта.

– Значит, кто-то проник внутрь. Но зачем? Что он тут делал?! Неужели..?!

В голосе хозяина послышались панические нотки.

Калев и Диана обменялись взглядами. Они оба поняли, чего так боится флейтист.

Наконец, открылась дверь и вышел бритоголовый. Он подошел и задал несколько вопросов Фабиани, говорили они очень быстро и Диана толком не поняла, о чем, но, кажется, речь отчасти шла и о них, потому что она уловила слово «туристы».

Затем следователь, или комиссар, Диана так и не выучила, как называются в современном обществе детективы на службе у государства, обратился к ним.

– Ваши документы, пожалуйста.

Калев достал свой из кошелька, а Диана – из сумочки. Фонарь перед домом светил тускло, но комиссар вытащил карманный, щелкнул, бросил быстрый взгляд на маленькие идентификационные карточки, такие удобные по сравнению с паспортом, и спросил риторически:

– Эстония?

– Si, – ответил Калев.

Вернув документы, комиссар задал несколько вопросов, поинтересовался, во сколько они вышли из дому и где были, Калев все рассказал, не забыв упомянуть про незапертую дверь, комиссар покивал, Диане показалось, что этим допрос и ограничится, но тут бритоголовый, без всякого, впрочем, интереса, и даже с полным равнодушием, наверно, просто ради формальности, задал вопрос, которого Диана боялась с самого начала.

– Вы случайно не знаете этого человека? – и кивнул в сторону двери, откуда на носилках как раз выносили труп.

– Случайно знаем, – ответил Калев.

Оба, и комиссар, и флейтист, стоявший рядом, затаращились на него.

– И кто же он? – продолжил комиссар заинтересованно.

– Как его зовут, мне неведомо, но я знаю, что он работает на железной дороге контролером.

Комиссар напрягся и начал прямо стрелять вопросами.

– Вы его встретили в поезде?

– Да.

– И запомнили?

– Естественно.

– Почему естественно?

– Потому что он нас оштрафовал.

– За что?

– Мы забыли прокомпостировать билет.

– Когда это случилось?

– Сегодня.

– В каком поезде?

– В региональном.

– Это я понял, откуда он шел?

– Из Венеции.

– Вы до того были в Венеции?

– Да.

– И сегодня приехали в Болонью?

– Да.

– И забыли прокомпостировать билет?

– Да.

– И он вас оштрафовал?

– Да.

– Вы сопротивлялись?

– Нет, конечно.

– Вы не поссорились?

– Нет.

– Но вы ведь турист, вы могли бы и не знать, что билет надо прокомпостировать?

– Нет, мы знали, мы не впервые в Италии.

– Но забыли?

– Да.

– Почему?

– В Венеции было наводнение, мы с трудом дошли до вокзала и были взволнованы.

– Вы сказали контролеру об этом?

– Нет, зачем?

– Может, он понял бы вас?

– Не думаю.

– Почему?

– Не тот характер.

– В каком смысле?

Калев вздохнул.

– Он из тех людей, кто получает удовольствие, когда сможет кому-нибудь нагадить.

– Откуда вы знаете?

– Это моя профессия.

– Вы психолог?

– Я писатель.

– Что вы пишете?

– Романы.

– Хорошо покупаются?

– Так себе.

– На итальянский не переведены?

– Пока нет.

– А на английский?

– Тоже нет.

Комиссар пристально посмотрел на Калева.

– Но вы все-таки обиделись на него, что он вас оштрафовал?

– Ну, немного, конечно, обиделся.

– Немного или много?

– Может, даже много.

– Столько, чтобы при случае с ним расквитаться?

– Об этом я не думал.

– Но, по вашему мнению, он оштрафовал вас несправедливо?

– Нет, почему, он имел на это право.

– Юридическое, но моральное?

– Нет, морального, конечно, не имел.

Комиссар еще раз пристально посмотрел на Калева.

– И за это вы убили его?

– Только мысленно, – ответил Калев не задумываясь.

– В каком смысле?

– Ну, я сказал себе беззвучно: «Чтоб ты сдох!»

Диана удивилась – она-то думала, что такие кровожадные импульсы свойственны только ей…

– Но так ведь и случилось? – продолжил комиссар.

– Вы считаете, что можно убить человека одной мыслью?

В голосе Калева прозвучала ирония, и бритоголовый мгновенно поменял тему.

– После поезда вы его не встречали?

– Живым – нет.

Комиссар умолк, а затем повернулся в сторону Дианы и померил ее длинным оценивающим взглядом.

– Вы подтверждаете все, что сказал ваш муж?

– Да.

– Ничего добавлять не желаете?

– Нет.

Комиссар как будто хотел задать еще один вопрос, но неожиданно передумал, подтянулся, и обратился снова к Калеву:

– Ну хорошо, сейчас поздно, но нам надо еще поговорить. Я заеду к вам завтра. В два часа подойдет?

– Мы собирались завтра посетить Модену.

– А вот это я попрошу вас не делать, – сказал комиссар быстро.

– Вы хотите взять у нас подписку о невыезде?

– Нет, что вы. – заулыбался комиссар. – Но я попрошу уважить мою просьбу. Как-никак, но мы имеем дело с преступлением. Очень может быть, что даже с убийством.

Он оглядел всех троих, и объявил:

– А теперь, пожалуйста, следуйте за мною в дом.

Диана взглянула на Калева, по виду мужа было понятно, что он догадывается, к чему эта процессия. Все машины, кроме той, огромной, из которой вылез комиссар, успели уехать, в ней неподвижно сидел водитель и слушал монотонный тум-тум современной так называемой музыки.

Они вошли в дом, поднялись на второй этаж, и комиссар показал на дверь флейтиста – она была приоткрыта.

– Вы в таком виде оставили квартиру, когда уходили на спектакль?