Глава 7

– Я любила его, – прошептала я, падая в кресло напротив врача.

Он выглядел невыспавшимся. Естественно – его же явно вытащили из постели раньше обычного. Удивительно еще как ночью не подняли. После моего крика и истерики, на которые сбежалось пол клиники, я думала, что его побегут посреди ночи будить. Обычно мы с ним встречались после обеда, а сейчас было около семи утра. Я еще не завтракала. А у него в кабинете уже стояли три моих картины маслом.

– Вы о темной фигуре? Это он? – врач кивнул на портрет умирающего Марко.

– Да! Я его вспомнила! Вы были правы. Это и есть самое болезненное и самое главное воспоминание. Среди всех моих личностей нас было двое, кто знал и любил его. И мы обе его потеряли.

– Он всегда умирал?

– Не совсем. Все сложно, – я тяжело вздохнула. – Наверное. Я помню, что он получил пулю в грудь, а я сделала самую большую ошибку – просилась к машине времени, по глупости сломала ее и оказалась здесь. Но во мне живет и еще одна я, которая знала его чуть дольше. Тогда я познакомилась с Марко уже взрослым. Ему было за тридцать. Я влюбилась, как кошка. И он тоже закрыл меня своим телом. И я опять просто хотела отмотать время назад и спасти его. Очередная фатальная ошибка.

– Я, кажется, помню вашу логику о двумерном времени. В новой линии времени он вас не помнил? Не любил?

– Хуже. В новой линии времени его просто не было. Я не понимаю, как это происходит, но я, что знала его в более зрелом возрасте, потратила потом много лет, чтобы убедиться в этом. Марко существовал в единственном экземпляре во всей вселенной.

– Не понимаю. Вы же говорите, что он неоднократно умирал.

– Да. Я сама ничего не понимаю! Я отматывала время на неделю назад и искала его в каждой линии вероятности. Потом снова и снова. И так десять лет. Бесконечное исследование одного и того же момента времени. И знаете что? В конце концов я нашла его. Только ему было десять лет. В том же временном отрезке. Я не понимаю как это возможно. Но самое главное – когда я в обеих ипостасях встречалась с ним, он уже помнил меня. Понимаете?

– Честно говоря, нет, – врач покачал головой.

– Вот и я не понимаю! – воскликнула я, всплеснув руками. – Марко один во всей вселенной. Во всех временных линиях. Если он умер со мной, когда ему было чуть больше двадцати, то как он мог вспомнить меня когда ему было за тридцать? Значит он выжил?

– Я совсем запутался. А как он узнал вас, когда был молодым?

– Вот тут все немного проще. Та я, что посвятила всюжизнь поискам Марко, нашла его, босоногого мальчишку в итальянских трущобах. Тогда я вспомнила, что во время знакомства с ним тридцатилетним, он говорил, что уже встречал меня ранее и поняла, что нужно было сделать. Я затащила его в машину времени вместе с собой и перенесла на пару десятков лет назад, где определила в интернат для одаренных детей, а сама навсегда осталась в его версии реальности и вовсю занялась политикой для обеспечения его будущего. Ну и своего тоже – той, меня что должна была прийти и встретить молодого Марко в этой версии реальности. Я основала Трест и создала королевство. Потом сделала Марко командором особой полиции ныряльщиков, которая постепенно начала именоваться практически его именем – Мраком. Я периодически появлялась перед ним, скрывая возраст, ведь во время нашей последней встречи мне было уже за пятьдесят. Я не хотела, чтобы он помнил меня такой. Это испортит его восприятие, когда он встретит меня юной. Тогда я и оставила ему инструкции как нужно встретить юную рыжую девицу и сделать ее новой Красной Королевой. Той, что придет на все готовое. Да, я ревновала к самой себе. Очень странное чувство. Но было во мне что-то и сродни мазохизму. Вина, что я допустила его гибель, не смогла спасти. Я осознанно приносила себя в жертву во имя его будущего и той, что, возможно будет с ним счастлива некоторое время.

– Ревность к самой себе? – ухмыльнулся врач.

– Скорее горечь, да. От того, что по своей глупости просрала свою жизнь. Я искренне хотела, чтобы у той, другой я все получилось. Кстати, именно та моя личность была единственной, кто дожил до пожилого возраста. Все остальные погибали намного раньше. Та я, приносившая себя в жертсу, была самой удачной версией всех нас, хоть и не подозревала этого.

– А как же вы? Та вы, что сейчас сидит передо мной. Вы заявляете, что помните их всех, но ведь должна быть и лично ваша история. Какая она?

Я растерялась.

– Они все я.

Доктор тяжело вдохнул.

– Вот что я думаю. У вас тяжелый посттравматический синдром после гибели любимого человека, который привел к расщеплению личности. Вы не только постоянно проигрываете в голове момент его смерти, но и преломляете это воспоминание в силу особенностей вашей психики в несколько разных версий. Стремясь реабилитироваться в своих собственных глазах, вы придумали историю, в которой выступаете для любимого человека уже в роли заботливой матери. Но это все не имеет отношения к реальности. Реальна только та вы, которая была с Марко… с молодым Марко. Та, из-за которой он получил пулю в грудь и остался лежать на площади. А у вас случился нервный срыв, который привел вас сюда. Примите это, вернитесь к себе.

У меня под кожей словно ток пропустили. Я плохо ощущала свое тело и вообще, кажется, потеряла связь с реальностью.

А ведь он прав!

Важна только я. Только та я, которая знала, что такое любовь Марко. С той второй, взрослой, он всегда вспоминал именно обо мне. И чем больше он находил отличий, тем больше они его раздражали. Можно сказать, что в тридцать он любил не ту, что перед ним, а ту, на которую она была похожа. То есть на меня. Марко любил только меня! И это отличает меня от всех теней, что живут в моей памяти.

Я, кажется, нашла себя!

И тут в моей голове внезапно раздался голос:

«Точка сборки обозначена. Начинаю реструктуризацию памяти».

Я дернулась и ошеломленно спросила вслух:

– Что?

– Вернитесь к себе. Найдите свою настоящую историю, – настойчиво повторил врач.

Голова внезапно стала чистой и ясной. Словно кто-то навел в ней порядок, вымыл полы и протер тряпочкой все предметы так, чтобы они блестели. Мои собственные воспоминания стали яркими, а другие личности как будто поблекли. При усилии я прекрасно могла вспомнить любую деталь их жизни, но теперь они не путались с моими собственными воспоминаниями. Это было похоже на то, как будто обращаешься в архив.

«Молчи!» – продолжил женский голос внутри. – «Поговорим потом».

Я растерянно моргала, пытаясь понять, что вообще происходит, а доктор продолжил:

– А еще вам нужно, наконец, забыть, о том, что вы герой. Выключите героизм.

– Что? – удивилась я.

– Все ваши проблемы только от дурацкого героизма. Это проецируется в ваши ложные воспоминания, трансформируясь в идею, что вы всегда погибали. Понимаете, от героизма страдают все. Он ломает и вашу жизнь и судьбы окружающих. Герою нужны проблемы, чтобы их преодолевать. И вы ищете их. Причем при решении этих проблем, герою не важен результат, герою важно само самоощущение героя и признание его героизма Сами поступки должны быть заметными, непременно тяжело дающимися. Вы не признаете результат, если он получен не героическим путем. Вам нужен постоянный риск. А, главное, герой всегда на грани ресурсного срыва, поскольку быть таким затратно эмоционально и физически. И это, вместе с эмоциональной травмой, привело вас к психологическим проблемам и, в конечном счете сюда, в кресло пациента. И вот с этим мы с вами и будем работать. Нужно найти то, что гонит вас на подвиги.

«Попроси его сделать тебе регрессивный гипноз!» – настаивал голос в моей голове.

– Может это что-то из детства? Что-то, чего я не помню? Я слышала, что в таких случаях помогает регрессивный гипноз… – осторожно подала я идею.

Врач удивленно приподнял брови и задумался:

– Не лишено разумности. Признаться, я и сам вскоре хотел вам это предложить. Если вы согласны, то давайте попробуем сейчас. Откиньтесь на спинку и сядьте поудобнее, а то вы натянуты, как струна.

Я постаралась расслабиться. Он некоторое время что-то монотонно говорил и качал перед глазами чем-то блестящим. Оказывается, когда ты сам хочешь погрузится в гипноз, это происходит очень быстро.

– Вы находитесь на площади перед дворцом императрицы незадолго до того момента, как пытались в него вломиться. Что вы чувствуете?

– Я растеряна. Даже не могу вспомнить как здесь оказалась. Воспоминания путаются и их слишком много. Больше, чем может вместить мой мозг. Статуя императрицы, охрана, заявляющая, что никогда обо мне не слышала – все это выбивает почву из-под ног. В растерянности я сажусь на поребрик, обхватываю голову руками и смотрю на ненавистный памятник. Когда-то я снесла похожий, только там столь же нелепо изобразили меня саму. Я смотрю на статую и злюсь все больше. Большей частью на себя, но и на этот мерзкий мир, который в итоге лишил меня всего. В том числе любимого. Ярость сконцентрировалась настолько, что я теряю контроль. Вышвыриваю из ближайшего автомобиля водителя, сажусь за руль, делаю круг по площади, разгоняюсь и направляю машину в постамент. Выпрыгиваю за секунды до удара. И в этот момент… как вспышка… его глаза. Точно! Я увидела в толпе глаза Марко! Ни с чем бы его не спутала!

– Стоп! – сказал врач. – Это не тот результат, что я хотел. Сейчас вы проснетесь…

И тут я заговорила против своей воли. Мой монотонный и как будто чужой голос доносился до меня так же, как и ранее слова доктора. Я понимала, что мои губы двигаются, но воспринимала свои же команды так же, как и гипнотизера:

– Ты погружаешься в воспоминания в более ранний период. В самое раннее детство. Самые ранние воспоминания. Что ты видишь?

– Мутные пятна. Наверное, это люди, но я не могу сфокусировать взгляд. Слышу голос. Он приятный, женский. Мама поет мне песенку.

Фоном я слышу голос врача:

– Что происходит? Как это? Остановись! На счет три ты проснешься!

И тут же его перебивает мой голос:

– Игнорируй! Перенесись немного вперед к ближайшему необычному волнующему воспоминанию.

Я вспомнила.

Мне было тепло и уютно. Я проснулась от какого-то резкого звука. Меня вдруг хватают чужие руки из теплой уютной кроватки. Запах у человека чужой, незнакомый и я начинаю плакать. Меня несут грубо, мне жестко и больно, поэтому я кричу все сильнее. Меня разматывают из одеяльца и мне становится холодно и мокро. Я как будто под водой, но могу дышать. Из-под одежды у меня выскальзывает что-то блестящее, плавает и болтается в поле зрения. Похожей штучкой качал передо мной этот врач, когда погружал меня в гипноз и эта блестяшка маячит возле глаз туда-сюда, как будто снова вводит в транс. Я концентрируюсь на ней. Это что-то круглое и плоское. На цепочке. Тут меня осеняет: это же медальон на моей шее.

Меня вынимают из воды, опять куда-то несут чужие руки. А спустя какое-то время меня бросают. Короткий полет и я приземляюсь во что-то мягкое и холодное. Снег. Холод быстро проникает внутрь и вскоре у меня уже не остается сил, чтобы кричать, но тут надо мной появляется новое лицо. Я узнаю того, кого потом долгие годы считала отцом. Он берет меня на руки, закутывает в свой тулуп и бежит… бежит что есть мочи.

– Тихо. Ничего не говори вслух! – командует мне мой же голос. – Теперь дальше по воспоминаниям. Вспомни тот единственный момент, когда переносилась в более технологичный мир. Или то, почему была вынуждена пустить своего молодого человека к себе домой. Или то, что выдрали из твоего уха во время допроса в контрразведке империи. Вспомни меня, наконец!

– Боже, она активировалась! – воскликнул где-то в другой вселенной врач.

Все эти воспоминания калейдоскопом пронеслись перед глазами, и последний кусочек паззла, который отличал меня от сотен других моих версий действительно вспыхнул и встал на место. Кусочек того, что делало меня – мной.

– Рыжая! – сказала я вслух.

«Наконец то!» – произнес голос в моей голове, – «А теперь просыпайся!»

Я открыла глаза. Врач в этот момент уже распахнул дверь своего кабинета и кричал:

– Охрана! Срочно сюда! Пациентка взбунтовалась!

К тому моменту, как я поднялась из кресла и потянулась, разминая мышцы, в кабинет уже вбежала медсестра-конвоир со шприцем в руках и невысокий, но коренастый молодой парень-охранник.

«Теперь ты понимаешь, кто тут на твоей стороне, а кто враг. Кто хотел, чтобы ты все вспомнила, а кто держал взаперти, стараясь контролировать», – с долей иронии произнесла Рыжая.

– Зря вы так. Мы могли и по-хорошему договориться, – ухмыльнулась я, исподлобья посмотрев на врача.