На что мы можем опираться?

Следует определиться, что мы будем считать фактами, заслуживающими доверия – а что отбросим. Как-то рассортировать огромную груду фактов – и того, что лишь маскируется под факты.

Прежде всего, в этой огромной куче есть официальное дело.

Далее, поскольку дело будоражило умы (и продолжает будоражить!) на протяжении полувека с лишним, за это время накопились версии. Как объясняющие гибель людей и трагедию в целом, так и рассматривающих лишь отдельные детали. В том числе множество разных слухов, передававшихся изустно или через куцые статьи в газетах и журналах, а сейчас по форумам сети. Многие из этих слухов уже давно дошли до стадии «кто-то где-то когда-то сказал, что» – и далее идет изложение какого-то «факта». Есть также многочисленные воспоминания тех, кто как-то был связан с поисками – ну, или якобы воспоминания, потому что большей частью они передаются тоже в виде «вот есть такие воспоминания одного из участников, что…»

Были предприняты экспедиции энтузиастов-расследователей на место трагедии. В основном, летом. Но и зимой там тоже бывали, и даже пытались ставить какие-то опыты, чтобы прояснить обстоятельства трагедии.

Есть сотни статей в газетах и в журналах. Десятки телепередач. Документальные фильмы. Несколько книг – от документалистики до откровенной беллетристики мистико-фантастического толка. По мотивам одной из этих фантастических книг был даже снят полноценный фильм в Голливуде.

Но на что из всего этого можно опираться, как на заслуживающее доверия?

Статьи, журналы и книги как источник фактов о деле мы должны сразу отринуть. Если какие-то реальные факты в этих книгах и статьях есть – они должны были откуда-то взяться, чтобы попасть в эти книги, так? Либо из воспоминаний очевидцев, либо напрямую из материалов дела. Значит, все действительные факты, которые можно найти в книгах и статья, мы должны будем встречать не только в этих книгах и статьях – а в каких-то других первоисточниках.

Экспедиции энтузиастов кажутся куда более надежным источником. Но, если задуматься, источником чего? Единственный факт, который можно считать надежно установленным по результатам этих походов, состоит в том, что за прошедшие полвека край леса поднялся по склону горы. Там, где раньше была жидкая поросль, теперь уже что-то похожее на лес. В том числе тот знаменитый кедр, под которым нашли раздетые тела и остатки костра, и который для поисковиков казался хорошим ориентиром на местности, выделяясь над краем леса, – теперь его найти могут только те, кто был в тех местах в те годы. Сейчас в лесу никакой кедр особо не выделяется.

Слухи на уровне «слышал, что кто-то где-то пересказывал слова одного очевидца, так вот он…» строит сразу отбросить. В наше время доступного всем интернета, и повального распространения социальных сетей, всем прекрасно известно, как легко люди могут врать – от невинных шуток до злобного троллинга и пропагандистских кампаний. Верить на слово, без элементарной проверки, просто нельзя.

А воспоминания поисковиков? Это надежный источник информации?

Пожалуй, это самый сложный вопрос.

Во-первых, разумеется, очевидцы могут быть фальшивыми. В последние годы тема стала настолько популярной, что регулярно возникают странные персонажи, которые, оказывается, в 59 году как-то соприкоснулись с поисками, или даже с самой трагедией. Обычно это полусумасшедшие пожилые люди, которым просто не хватает доброжелательного внимания, – или же так эти люди выглядят, когда к ним (может быть, вполне нормальным пожилым людям) пристает бессовестный журналист, готовый на все, лишь бы высосать сенсацию, и поэтому сознательно извращающий то, что эти люди сказали в реальности.

Такие случаи довольно легко распознать и сразу отсеять. А вот что делать с воспоминаниями людей, которые, вроде бы, реально могли соприкасаться с поисками? Или даже совершенно точно участвовали? Люди, чьи фамилии есть в уголовном деле?

Трудность состоит в том, что некоторые из этих людей «вспоминают» детали, противоречащие тому, что «вспоминают» другие участники. А зачастую (поскольку подобные воспоминания участников копятся уже не первое десятилетие) можно обнаружить, что воспоминания одного и того же человека, данные им в разное время, сильно разнятся.

Можно было бы предположить, что дело в цензуре (или самоцензуре), то есть что рассказы людей в 59 году не могли нести всей правды из опасений всемогущего КГБ и прочих подобных вещей, – а вот после распада СССР, в свободные 90-е и далее, люди уже могли рассказать всю правду… Увы, это предположение нас не спасает. Как быть с тем, когда оба рассказа, противоречащих друг другу (и данных одним и тем же человеком!), были даны уже после распада Союза, в «свободную» пору? Это никак не спишешь на «он боялся сказать правду из-за КГБ». Тем не менее, такое встречается. Воспоминания одного и того же участника поисков сильно разнятся между собой, – и еще сильнее они разнятся с тем, как его же показания были зафиксированы в материалах уголовного деле.

Ну и чему же, в таком случае, верить?

Кажется разумным взять за основу самые ранние показания, и отбросить те детали «воспоминаний», которыми воспоминания обросли позднее, как дно корабля ракушками.

И дело тут даже не в том, что человек сознательно привирает, чтобы получить больше внимания, – вовсе не обязательно. Дело, скорее всего, просто в том, что память сама по себе штука очень хитрая, ненадежная и обманчивая. За пятьдесят лет можно забыть, как же оно было на самом деле. А чужие слова, услышанные сорок лет назад, могли сплавиться с реальными воспоминаниями так, что уже и не разобрать, где что.

Самое неприятное открытие, которое нас подстерегает, состоит в том, что даже если отвлечься от воспоминаний, данных в необязательных интервью, а сосредоточиться только на показаниях людей, которые были даны непосредственно после поисков, официально в кабинете следователя, под роспись об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, – то даже эти показания у разных людей различаются! И порой кардинально! Показания в уголовном деле, данные разными участниками поисков – уже противоречат друг другу метами! И речь идет не только о деталях, которые люди пересказывали следователю с чужих слов. Но и в тех случаях, когда они говорят о том, что видели своими глазами.

Это, разумеется, не говорит о злонамеренности свидетелей, или о подложности дела. Увы, все куда естественнее – и хуже.

Если вы возьмете какое-нибудь реальное уголовное дело (не путать с детективным романом или постановочным судом в телевизионном шоу), такое, чтобы в нем было несколько свидетелей, и проводились их подробные опросы, – вы обнаружите, что это общее свойство уголовных дел. Во всех них свидетели будут сильно или не очень, но противоречить друг другу в деталях (если опрос достаточно подробный, и если это не показное судилище, где свидетели заучили свои «показания», написанные для всех сразу). Это такое свойство людей – видеть мир очень по-разному.

Такова особенность человеческой памяти и внимания. А точнее, невнимания к деталям. Очень часть мы лишь домысливаем что-то, – что в реальности упустили. И речь не о том, что мы домысливаем это через годы после давнего события, когда кто-то вдруг спросил нас о какой-то мелкой детали, – нет, речь именно о том, что у нас в голове сразу после события. Как только человек что-то увидел, он уже воспринял и оценил это на свой лад. Отличный от того, как это увидели и запомнили другие.

Даже если человека схватить за руку и попросить изложить все вот только что случившееся с ним, скажем, за последний час, – а потом сравнить это с видеосъемкой, которая велась все это время, то мы увидим множество неточностей в том, как человек будет описывать то, что происходило с ним и вокруг него за этот час. Даже если человек изо всех сил старался быть абсолютно честным и точным в деталях. Все равно что-то будет напутано, а что-то искажено. Особенно когда попросят вспомнить о таких деталях, которым человек не придал особого значения в момент, когда они происходили. Когда мы обращаемся к прошлому, мы постоянно додумываем – и неизбежно ошибаемся в чем-то – но принимаем этот результат работы нашего ума и памяти, со всеми их особенностями, за объективный отпечаток действительности. Увы, наша память таковым не является.

Это все следует иметь в виду, когда мы приступим к анализу документов дела, – а именно их, в свете всего изложенного выше, и следует считать наиболее достоверным источником фактов, какой у нас имеется.

Но, увы, и в этом источнике не все абсолютная истина. В нем есть противоречия. Большей частью, по всей видимости, несознательные – по причинам, только что объясненным. Но отчасти, видимо, и вполне сознательные (мы этого коснемся подробнее далее). Как бы то ни было, противоречия в материалах дела есть – надо отдавать себе в этом отчет, и рассматривать документы дела в целом, не выдергивая отдельные цитаты как доказательство какого-то факта. В другом месте может найтись цитата, опровергающая первую.

Именно поэтому в приложении книги материалы дела приводятся целиком.

А если без автора?

Если вы любитель детективов, у вас есть редкая возможность ощутить себя в шкуре реального следователя.

Конечно, мы сейчас уже не можем дополнить материалы дела следственными экспериментами, – которые нам, может быть, хотелось бы провести. Не можем задать уточняющих вопросов, которые бы мы обязательно задали, если бы проводили допрос – и проводили его не теперь, а тогда, пятьдесят с лишним лет назад. Когда опрашиваемые еще могли бы реально что-то вспомнить. Сейчас, через полвека, большинство тех людей не то что не смогут вспомнить нужных нам деталей, а их уже попросту нет в живых.

Разумеется, все это так. И все же у вас есть, по крайней мере, возможность самостоятельно проанализировать дело.

Вопрос в том, есть ли у вас желание воспользоваться этой возможностью?

Сделайте минутную паузу. Подумайте, прежде чем переходить к следующей части.

Хотите ли вы идти по расследованию сразу с автором, когда я буду вести вас за руку, по уже разведанному мной и выбранному мной же, на свой вкус, маршруту, – или сначала хотите пройти по делу самостоятельно? Без чужих подсказок?

Это может быть и как чистое развлечение: найдете ли вы разгадку без чужой помощи? (Если, разумеется, вы вообще согласитесь с той версией, что будет изложена ниже. Может быть, вы с ней не согласитесь, как и со всеми версиями, рассмотренными выше.)

А может быть, вам чужая помощь и подсказки вообще не нужны, сами с усами? Знаете про себя, что легко раскопаете в деталях дела то, что другие не заметили или не смогли понять и сделать верные выводы?

Или, может быть, в вас есть историографическая жилка, и вам просто интересно ощутить на себе, что же это такое, работа следователя? Не в детективах, где и события выдуманные, и улики, и сам следователь такой, каких в реальности не бывает, и вообще все расследование по сути является записью партии в поддавки, чтобы подтащить роман к «ударной» концовке, – а какова работа следователя на самом деле? С реальным загадочным событием, с реальными свидетелями, с реальными возможностями детектива?

Подумайте, прежде чем двинуться дальше. Как гласит старая пословица, не бывает второго шанса произвести первое впечатление.

Материалы уголовного дела в приложении. Их предваряет краткое пояснение, для удобства ориентации, – но если вы хотите двигаться совсем-совсем без чужих комментариев, то можете проигнорировать этот путеводитель, и сразу начать с реальной описи материалов дела.

Выбор за вами.

Ну а если вы не хотите играть в эту игру (или уже в нее сыграли, и хотите сравнить выводы) – то давайте, наконец, узнаем:

ТАК ВСЕ-ТАКИ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Давайте еще раз четко сформулируем, какие тайны у нас остались без разгадки:

1. Почему туристы покинули палатку?

2. Почему палатку разрезали?

3. Почему ушли без одежды?

4. Откуда взялись внутренние травмы?

Разобрав все версии, а также то, что само следствие установило по поводу этих тайн, мы не смогли получить вразумительных ответов на эти вопросы.

Поэтому ясно, что ответы на эти вопросы мы должны искать обязательно. Но, может быть, это не все вопросы, разгадку которых мы должны искать?

Что, если в деле были еще какие-то странности? Такие, на которые следствие просто не обратило внимания?

Или, напротив, что-то из того, что следствие сочло твердо установленным фактом, – на самом деле было лишь ошибочной интерпретацией какого-то другого события?

Скажем, дата гибели туристов. Может возникнуть вполне резонный вопрос: если туристы погибли в пустынной местности, и нашли их через много дней после их гибели… то откуда мы знаем точную дату, когда это случилось?

Ранее мы упоминали, что выводы о дате гибели сделаны на основе «анализа дневников». В деле есть копия одного личного дневника, который в деле описывается как дневник, принадлежавший Колмогоровой. А также копия общего дневника, который был, так сказать, походный «судовой журнал». Этот дневник ребята вели попеременно. Некоторые, как Тибо-Бриньоль, уклонялись от этой обязанности, считая это глупой формальностью.

Но даже имея в своем распоряжении эти два дневника, действительно ли можно найти в них точную дату гибели?

В реальности из записей мы можем извлечь вот какую информацию:

Дневники

23 января. Выезжают из Свердловска на поезде до Серова, ночуют там.

24 января. Дальше на поезде едут до Ивделя.

25 января. Там встречаются с группой Блинова из 15 человек, и вместе с ними на автобусе едут до Вижая. Из Вижая группа Блинова едет на запад, а группа Дятлова ждет до утра. Это еще относительная цивилизация, есть кино, столовая, а туристов устраивают в местном клубе, находятся даже полдесятка кроватей.

26 января. Едут дальше на север, в «41-й квартал» – теперь уже просто в кузове грузовика, это при —17 градусах, намерзлись здорово. Этот «41—1 квартал» тоже еще относительно людное место: есть общежитие, туристам выделяют комнату, можно и кино посмотреть вместе с рабочими, от которых туристы слышат несколько запрещенных тюремных песен, 58-я статья. (Почему «Квартал»? Когда лес делят просеками на участки, их называют «кварталами». Соответственно и временный лесозаготовительный поселок проще всего называть просто по его положению.)

27 января. А вот дальше, к поселку Второй Северный, приходится идти уже пешком, а это 24 км. Правда, в 41-м квартале ребята помогли местному деду и договорились, чтобы взамен дед отвез на подводе их рюкзаки (тяжелые, у мужской части группы рюкзаки под тридцать килограммов, идти с ними мало удовольствия, вот налегке другое дело). Второй Северный – это заброшенный геологический поселок на два десятка домов, из которых жить можно только в одной избе. Пока в темноте ломали доски для печки, напротыкали гвоздями руки. Юра Юдин чувствует себя неважно (ломит суставы коленей).

28 января. Юра Юдин вместе с дедом и подводой отправляется обратно в 41-й квартал, а ребята встают на лыжи и начинается собственно их поход – первый день уже в полном безлюдье. Вечером костер, ночевка в палатке, подвешенная печка с трубой внутри палатки делит ее на женскую и мужскую части.

29 января (второй день лыжной части похода). Вчера приходилось торить путь, каждый шел впереди по десять минут. Сегодня вышли на лыжню манси, и идут по ней.

30 января (третий день лыжной части похода). Идут по берегу реки по тропе манси, по которой недавно проехали сани с оленьей упряжкой. Прошли место недавней ночевки. В лесу на деревьях встречают мансийские зарубки и значки. След саней кончился, дальше идут по лыжному следу охотника-манси. Постепенно поднимаются на возвышенность, поэтому лес редеет, деревья мельчают и становятся все уродливее. Холодает. Если в прежние дни температура была около —10, то к этой ночи опускается до —26, и сильный ветер. Он сдувает снег с деревьев, заносит след, и ребята часто сбиваются. Торить дорогу по снегу тяжело – он тут лежит толщиной больше метра.

31 января (четвертый день лыжной части похода). Идут, сбиваясь и снова выходя на след, по лыжне охотника. Торить тяжело, особенно учитывая, что все с тяжелыми рюкзаками, которые стали еще тяжелее после того, как часть вещей, которые должен был нести Юра Юдин, распределили на остальных ребят. Пытаются приноровиться: торящий идет пять минут без рюкзака, потом возвращается к своему рюкзаку, передыхает и нагоняет остальных. Лес редеет, перестали встречаться ели, вокруг редкий березняк, потом и березки кончаются. Ветер все сильнее – как при взлете самолета. Все выдуно до наста и голых мест. Негде даже устроить лабаз (сбросить часть продуктов и запасные лыжи с обувью, чтобы забрать их на обратном пути). Приходится чуть спуститься в долину реки. Здесь ветер слабее, и можно найти немного дров, но снег до 2 метров, и ребята разводят костер на бревнах, чтобы не рыть яму.

Вот и все. Больше записей в дневнике нет.

Что касается личного дневника, который в деле описан как дневник Колмогоровой, то он кончается и вовсе на 30 января. Кроме того, из содержания самого дневника явным образом вовсе не следует, что это дневник Колмогоровой, – хотя так и можно предположить по косвенным признакам.

Итак, последняя запись в общем походном дневнике – о событиях 31 января. Сделана вечером 31-го во время разбивки бивака, непосредственно перед тем, как ребята, доделав все дела, соберутся к костру, поедят и лягут спать.

В таком случае, следующая запись должна была бы быть сделана 1 февраля, перед ужином и укладкой на ночевку?

И если она не сделана (но при этом мы знаем, что палатка уже была установлена на новом месте), то что-то случилось как раз перед тем, как кто-то из ребят должен был сделать эту запись, прежде чем ужинать и ложиться спать. Так?

В таком случае, мы почти определенно получаем время трагедии – вечер 1 февраля?

Однако есть сложность. В записи за 29 января есть такой постскриптум: «Похабно писать через два дня». То есть часть записей в дневнике сделана, на самом-то деле, задним числом. А значит, мы должны иметь в виду и возможность того, что запись от 1 февраля просто не была сделана вечером того же дня, как и записи за 29-е число не были сделаны сразу. Возможно, ребята предполагали сделать запись за 1 февраля задним числом.

Но это значит, что отсутствие записи за 1 февраля не может являться доказательством того, что что-то случилось именно вечером 1 февраля. С равным успехом это могло случиться и в ночь с 1 на 2 февраля, и днем 2 февраля.