4

Никки…

Нет, это несерьезно. Вот уже семь лет, как они не общаются. И вообще лучше умереть, чем обратиться за помощью к Никки Никовски!

Не исключено, что именно она и посоветовала Камилле принимать эти проклятые таблетки. С нее станется! Никки всегда ратовала за свободу нравов и до сих пор остается поборницей так называемых прогрессивных методов воспитания: дети живут бесконтрольно, на полном доверии, никаких наказаний, никаких авторитетов, всегда и во всем терпимость, то есть безоглядное своеволие, бездумное и инфантильное.

На секунду он задумался: могла ли Камилла обратиться за советом к матери, а не к нему? И ему показалось, что даже в таком интимном деле, как противозачаточные средства, дочь не стала бы советоваться с Никки. Во-первых, потому, что они редко видятся, а во-вторых, потому, что Никки – сознательно или нет – всегда отстранялась от воспитания дочки.

Всякий раз, когда Себастьян думал о бывшей жене, он чувствавал гнев и горечь. Злился он в первую очередь на самого себя. Кому, как не ему, было знать, что их отношения обречены на провал? Женитьба была самой большой ошибкой его жизни. Она лишила его иллюзий, душевного покоя и жизнерадостности.

По существу, они никогда не должны были бы встретиться, никогда не могли понравиться друг другу. Они были из разных миров, и все у них было разное: происхождение, воспитание, даже религия. По темпераменту, по характеру они были антиподами. И, несмотря на это, любили друг друга…

Никки приехала из Нью-Джерси в Нью-Йорк и устроилась работать манекенщицей, мечтая о ролях в спектаклях и мюзиклах на Бродвее. Жила одним днем, легко, беззаботно.

Живая, общительная, остроумная, она умела расположить к себе и пользовалась своим обаянием, когда хотела достичь цели. Стремилась к крайностям, опьянялась чувствами, эмоциональными всплесками. Вынужденная жить в зависимости от мужских взглядов, постоянно играла с огнем и была готова зайти очень далеко, лишь бы утвердиться в своем даре соблазнительницы.

Словом, полная противоположность Себастьяну. Себастьяну, состоятельному буржуа, получившему превосходное воспитание, скромному и сдержанному. Себастьян любил предвидеть все заранее, любил долгосрочные планы на будущее и удобную продуманную жизнь, которой не грозит вторжение случайностей.

Все, кто его знал, родители и друзья, предостерегали от женитьбы, давая понять, что Никки совсем не та девушка, которая ему нужна. Но Себастьян уперся. Неодолимая сила влекла их друг к другу. Оба положились на немудреную обывательскую мудрость, гласящую, что «противоположности сходятся».

Оба верили в свою удачу и, недолго раздумывая, поженились. Никки почти сразу забеременела и родила близнецов: Камиллу и Джереми.

После бурно проведенной юности Никки хотелось стабильности и радостей материнства. Себастьяну, зажатому в тиски строгого воспитания, виделась в семейной жизни отдушина, отдых от высокомерной спеси родительского дома. И у него, и у нее любовь объединилась с вызовом. Их пьянила возможность наслаждаться запретным плодом. Однако с небес качели вернули их на землю. Возвращение оказалось болезненным. Разность натур, придававшая поначалу отношениям остроту, стала угнетать, а потом привела к нескончаемым ссорам.

Рождение близнецов не помогло обрести им те общие ценности, которые послужили бы прочным фундаментом семейной жизни и позволили ей развиваться дальше. Напротив, необходимость воспитывать детей еще яснее выявила разницу их позиций, с каждым днем углубляя конфликт. Никки считала, что главное в воспитании – свобода и самовыражение. Себастьян не был с ней согласен, настаивая, что путь свободы опасен и тернист. Он старался убедить жену, что только твердые правила помогут сформировать личность ребенка. Общего языка они не нашли, и каждый только укрепился в своей позиции. Что тут поделаешь? Люди не меняются. Трудно выкорчевать основы личности.

В конце концов они расстались. Поводом послужил случай, который Себастьян расценил как предательство. Никки перешла границу допустимого. По мнению Себастьяна, разумеется. Произошедшее тяжело подействовало на него и послужило сигналом, что пора положить конец их безнадежному со всех точек зрения браку.

Терпя кораблекрушение и желая спасти детей, Себастьян обратился к специалисту по разводам и правам семьи. Нанятый адвокат готов был стереть Никки с лица земли, лишь бы заставить ее отказаться от родительских прав. Но это оказалось не так-то просто. Никки не мыслила себя без детей. В конце концов Себастьян предложил своей, в будущем бывшей, жене промежуточный вариант: он предоставляет ей исключительное право заниматься Джереми в обмен на исключительное право самому заниматься Камиллой.

Опасаясь, как бы юридические баталии не лишили ее обоих детей, Никки согласилась.

И вот на протяжении семи лет Камилла и Джереми жили в разных домах под опекой двух взрослых, которые воспитывали их совершенно по-разному. Посещения «другого родителя» были четко оговорены и осуществлялись нечасто. Камилла виделась с матерью раз в две недели по воскресеньям, когда к отцу приходил Джереми.

Время, когда совместная жизнь с Никки виделась Себастьяну дорогой в ад, давно прошло, он давным-давно сумел упорядочить свою жизнь. И в этой жизни Никки сделалась нежелательным воспоминанием. Какие-то новости о бывшей жене он случайно узнавал от Камиллы. В качестве манекенщицы она не преуспела, актрисой не стала. Судя по последним сведениям, Никки перестала участвовать в фотосессиях, не ходила на кастинги, перестала мечтать о театре, зато занялась живописью. Ее картины порой появлялись во второразрядных галереях Бруклина, известность не выходила за пределы узкого круга знакомых. Зато через ее жизнь строем шагали мужчины. Все разные. Все безжалостные. У нее обнаружился особый дар привлекать тех, кто обязательно причинит боль, кто, обнаружив ее слабые места, хрупкость и уязвимость, постарается ими воспользоваться. Но, похоже, теперь ей захотелось как-то упорядочить свою сердечную жизнь, и, по словам Камиллы, у нее вот уже несколько месяцев в друзьях коп из полицейского департамента. Парень лет на десять моложе. Да уж, с Никки никогда не соскучишься…

Его размышления прервал телефонный звонок. Он взглянул на экран и удивленно заморгал. Неправдоподобное совпадение. «Никки Никовски», – мигая, сообщил экран. Сначала Себастьян не хотел нажимать кнопку. Они давным-давно не общались. В первый год после развода еще виделись, передавая друг другу детей, а теперь лишь изредка обменивались эсэмэсками, если случались изменения в визитах Джереми или Камиллы. Если Никки взяла на себя труд позвонить, значит, случилось что-то серьезное.

«Камилла», – подумал он и нажал кнопку.

– Никки?

– Привет, Себастьян.

Он сразу уловил тревогу в ее голосе.

– У тебя проблемы?

– Джереми… В последние дни… у тебя нет никаких вестей от сына?

– Нет. А с чего вдруг?

– Знаешь, я беспокоюсь. Не знаю, где он.

– Как это?

– Он не пошел в лицей. Ни вчера, ни сегодня.

Мобильник не отвечает. Дома он не ночевал с…

– Ты что, шутишь? – перебил он. – Как это не ночевал?

Она помолчала, прежде чем ответить. Готовилась встретить его гнев, его упреки.

– Он уже три ночи не ночевал дома, – наконец призналась она.

У Себастьяна перехватило горло. Рука изо всех сил стиснула мобильник.

– Ты звонила в полицию?

– Мне не кажется, что это удачная мысль.

– Почему?

– Приезжай, я все тебе объясню.

– Еду, – сказал он и повесил трубку.

5

Себастьян нашел место для парковки на перекрестке Ван-Брант-стрит и Салливан-стрит. Из-за пробок он чуть ли не час добирался до Бруклина.

После развода Никки обосновалась западнее Южного Бруклина, в квартале Рэд-Хук, исконном прибежище моряков и мафии. Из-за отсутствия городского транспорта квартал на какое-то время сделался изолированным островком, полным опасностей. Но эти времена миновали. Сегодняшний Рэд-Хук не имеет ничего общего с теми трущобами, каким он был в 1980-е и 1990-е годы. Точно так же, как другие районы Бруклина, он стал бурно преображаться под влиянием поселившихся здесь художников, креативщиков, богемы, хиппи.

Себастьян приезжал сюда крайне редко. Привозил изредка Камиллу по воскресеньям. Но никогда не переступал порога квартиры бывшей жены. Всякий раз, попадая в Бруклин, он удивлялся, с какой скоростью меняется этот район. С фантастической быстротой старинные доки и склады становились то галереями, то биоресторанами.

Себастьян запер машину и пошел по улице вдоль здания из бурого кирпича, которое было когда-то бумажной фабрикой, а теперь стало жилым домом. Он вошел в этот дом и чуть не бегом, через две ступеньки, поднялся на последний этаж. Никки ждала его у металлической двери, за которой оказалась открытая дверь в квартиру.

– Здравствуй, Себастьян.

Он смотрел на нее отстраненно, издалека. Фигура по-прежнему спортивная, подтянутая: широкие плечи, тонкая талия, длинные ноги, стройные бедра.

Лицо запоминающееся: высокие скулы, тонкий нос, лукавый взгляд. И желание отвлечь от необычной внешности нарочитой небрежностью: выкрашенные в рыжий цвет волосы заплетены в две косы и кое-как заколоты в узел. Зеленые удлиненные глаза сильно подведены черным карандашом, гибкое тело прячется в широких брюках-бананах, майка обтягивающая и большое декольте.

– Привет, Никки, – отозвался он и, не дожидаясь приглашения, вошел в квартиру.

В квартире, дав себе волю, с любопытством огляделся. Просторный чердак бывшей фабрики с гордостью хранил воспоминания о прошлом: потолок с балками, два чугунных столба, стена из старого кирпича, белый дощатый пол. И всюду сохнут огромные картины – на полу, у стены: абстрактная живопись, которой увлеклась теперь Никки. Себастьяну показалось, что он оказался среди декораций фантастической пьесы. И мебель престранная, скорее всего, с барахолки: древнее канапе честерфилд и обеденный стол, сооруженный из двери, поставленной на две пары козел. Все вместе, очевидно, подчинялось какой-то особой эстетике, но эта эстетика была ему недоступна.

– Итак. Что же ты собираешься мне рассказать? – спросил он начальственным тоном.

– Я уже говорила тебе, что с субботы ничего не знаю о Джереми.

Он бросил на нее выразительный взгляд.

– С субботы? Но сегодня вторник!

– Я знаю.

– И только во вторник ты начала волноваться?!

– Я позвонила тебе, чтобы ты мне помог, а не упрекал.

– Погоди! Вспомни, в каком мире мы живем! Ты понимаешь, что отыскать ребенка, когда прошло уже больше двух суток, почти невозможно?!

Она закрыла рот рукой, чтобы не закричать, подскочила к нему, вцепилась в отвороты плаща и потащила к двери.

– Убирайся! Если не хочешь помогать, убирайся! Изумленный ее яростью, он постарался высвободиться, схватил ее за руки и встряхнул.

– Объясни, почему ты не позвонила мне раньше? Она с вызовом посмотрела ему в глаза. В них стоял гнев.

– Занимайся ты больше сыном, я бы не стала медлить!

Себастьян проглотил упрек и сказал уже более спокойным тоном:

– Мы найдем Джереми, обещаю. Но ты должна рассказать мне все. С самого начала.

Никки понадобилось время, чтобы снять доспехи.

– Сядь, – наконец проговорила она. – Я сварю нам кофе.

6

– Последний раз я видела Джереми утром в субботу, около десяти часов, он шел заниматься боксом.

От волнения и тревоги у Никки срывался голос. Себастьян нахмурил брови.

– И с каких это пор он занимается боксом?

– Ты что – с луны свалился? Уже год как занимается.

На лице Себастьяна появилось выражение недоверия. Перед глазами возник Джереми, тощий и длинный подросток. Он плохо представлял себе своего сына на ринге.

– Мы вместе позавтракали, – продолжала Никки. – Потом я стала собирать вещи. В общем-то, я торопилась. Меня ждал внизу Лоренцо, мы уезжали на уик-энд в Катскилл, и…

– Лоренцо?

– Лоренцо Сантос, мой парень.

– Все тот же коп или уже другой?

– Блин! Себастьян! Ты зачем сюда пришел? – снова вспыхнула Никки.

Он извинился, успокаивающе похлопав ее по руке. Она вернулась к рассказу.

– Я уже выходила, когда Джереми попросил разрешения переночевать у своего друга Саймона. Я разрешила. В субботу они часто ночуют друг у друга, то здесь, то там. Мы уже привыкли.

– Первая новость.

Эту реплику Никки пропустила мимо ушей.

– Он поцеловал меня и ушел. За все выходные не позвонил ни разу. Но я не слишком волновалась.

– Погоди! Как же так?

– Ему пятнадцать лет. Он уже не младенец. К тому же Саймон, можно считать, мажор.

Себастьян воздел глаза к потолку, но от комментариев воздержался.

– Я вернулась в Бруклин вечером в воскресенье. Было уже слишком поздно, и я переночевала у Сантоса.

Себастьян холодно взглянул на нее и так же холодно осведомился:

– А в понедельник утром?

– Я пришла домой около девяти. В это время Джереми уже уходит в школу. Я не удивилась, что его нет дома, это было нормально.

– Ну а потом что? – нетерпеливо спросил Себастьян.

– Я целый день работала, готовилась к своей выставке в BWAC^[4], знаешь, здание неподалеку от набережной, и там группы художников…

– Понял, Никки, избавь меня от подробностей.

– Во второй половине дня я нашла у себя на автоответчике сообщение из лицея, что Джереми прогулял школу.

– Ты позвонила родителям его приятеля?

– Вчера вечером я говорила с мамой Саймона. Она сказала, что Саймон уже больше недели назад уехал на учебную экскурсию. Джереми у них в те выходные не ночевал.

В кармане у Себастьяна зазвонил мобильник. Он взглянул на экран: опять агент из Фаразио, беспокоится, как видно, по поводу экспертизы.

– И вот тогда мне стало по-настоящему страшно, – призналась Никки. – Я хотела было пойти в полицию, но… побоялась, что копы не примут меня всерьез.

– Почему?

– Если честно, Джереми пропадает уже не в первый раз…

Себастьян вздохнул. Этого следовало ожидать. Никки объяснила:

– В августе прошлого года Джереми исчез на два дня и не давал о себе знать. Я места себе не находила и сообщила в отделение Бушвик-авеню, что он исчез. А на третий день он появился. Прогулялся в Андирондак.

– Вот мерзавец! – возмутился Себастьян.

– Можешь себе представить реакцию копов. Они не отказали себе в удовольствии поиздеваться надо мной. Высказали все, что думают по поводу моих отношений с сыном, заявили, что время им дорого и они не станут тратить его зря!

Себастьян представил себе сцену во всех красках. Он прикрыл глаза, помассировал веки и предложил:

– На этот раз я заявлю в полицию. Но обойдемся без мелких сошек. Я знаком с мэром. Его дочь учится с Камиллой в одном классе, и я чинил скрипку его жены. Я попрошу его, и он меня свяжет…

– Подожди, ты еще не все знаешь, Себастьян…

– Чего я еще не знаю?

– У Джереми были кое-какие проблемы с полицией: он состоит на учете…

Себастьян онемел и смотрел на Никки во все глаза.

– Ты что, шутишь? Почему ты ничего мне не сказала?

– Он стал делать всякие глупости только в последнее время.

– Что именно?

– Полгода назад патруль застукал его, когда он расписывал икейскую фуру в гараже. – Никки отхлебнула кофе и недовольно покачала головой. – У этих идиотов других дел нет, как ловить ребят, увлеченных искусством, – процедила она.

Себастьяна передернуло. Граффити – искусство? У Никки всегда был своеобразный взгляд на вещи.

– И что? Его судили?

– Да. Приговорили к десяти дням принудительных работ. А три недели назад притянули за кражу в магазине.

– И на что же он польстился?

– На компьютерную игру. Что? Ты предпочел бы, чтобы он украл книгу?