Цитаты из книги «Милый друг»

Иногда она останавливалась в нерешительности и спрашивала его: – Это то, что ты хочешь сказать? Он отвечал: – Да, именно то.

Те же книги стояли на полках книжного шкафа, а наверху красовались теперь три вазы, купленные Форестье в заливе Жуан накануне его смерти. Под столом любимый меховой коврик покойного ожидал ног Дю Руа, который, усевшись, взял ручку слоновой кости, слегка обгрызенную на конце зубами другого.

Раздался звонок, возвестивший о приходе графа. Он вошел спокойно, уверенно, точно в свой дом. Галантно поцеловав пальчики молодой женщины, он обернулся к мужу и, дружески протянув ему руку, спросил: – Как поживаете, мой дорогой Дю Руа? У него уже не было того холодного, высокомерного вида, как прежде, наоборот, теперь лицо его выражало приветливость, ясно говорившую о том, что положение изменилось. Удивленный, журналист постарался ответить любезностью на любезность. И через пять минут можно было подумать, что они знакомы и дружны уже десять лет. Тогда Мадлена с сияющим лицом сказала им

Он стоял позади нее с букетом в руках, испытывая желание спрятать его, выбросить. Все же он сказал: – Посмотри, я принес тебе розы! Она быстро обернулась и, улыбаясь, воскликнула: – Ах, как мило, что ты об этом подумал!

быть, эти люди казались ей издали более поэтичными? Нет, но, пожалуй, более похожими на героев романов, более благородными, более ласковыми, более живописными. Она, однако, вовсе не хотела, чтобы они были такими изысканными, как в романах. Так почему же ее так оскорбляла в них тысяча незаметных мелочей, тысяча неуловимых грубостей, вся их крестьянская натура – их слова, движения, смех?

какого-нибудь пустяка – зарубки на двери, сломанного стула, – говорящего о том или ином мелком домашнем событии: им овладели ароматы земли, смолы и деревьев, доносившиеся из соснового леса, запахи жилья, канав, навоза. Старуха все время молчала, печальная и суровая, следя за своей невесткой с проснувшейся в сердце ненавистью – ненавистью старой труженицы, старой крестьянки с огрубевшими руками и изуродованным тяжелой работой телом, – к этой городской даме, внушавшей ей отвращение, казавшейся ей проклятым, нечистым существом, созданным для безделья и для греха.

И Мадлене, которая чувствовала себя неловко, пришлось подставить свои щеки звучным поцелуям крестьянина, который вытер после этого губы тыльной стороной руки. Старуха тоже поцеловала невестку, но с враждебной сдержанностью. Нет, не такую жену желала она для своего сына; она мечтала о толстой, свежей фермерше, румяной, как яблочко, и круглой, как племенная кобыла. А эта дама имела вид гулящей девки, со своими оборками и запахом мускуса. Для старухи все духи были «мускусом».

Она поглядывала на него искоса, находя его поистине очаровательным, испытывая желание, похожее на то, которое является при виде спелого плода на дереве, но в то же время удерживаемая рассудком, советовавшим ей дождаться обеда и насладиться этим плодом в должное время. Она сказала, немного покраснев от волновавших ее мыслей: – Мой милый ученик, поверьте моему опыту, моему большому опыту. Поцелуи в вагоне ничего не стоят. Они только расстраивают желудок. Покраснев еще больше, она прошептала: – Не следует жать хлеб незрелым.

Она засмеялась. Он сложил руки на коленях как благонравный мальчик. – У вас глупый вид, – сказала она. Он ответил: – Я играю роль, к которой вы сами меня только что обязали, и я из нее больше не выйду. Она спросила: – Почему? – Потому что вы берете на себя управление всем домом и даже моей особой. Это, впрочем, подобает вам, как вдове.

Он обхватил правой рукой ее голову и, повернув к себе лицо, накинулся на губы, как ястреб на свою добычу. Она продолжала вырываться, отталкивая его, освобождаясь из его объятий. Наконец это ей удалось, и она повторила: – Да перестаньте же. Он не слушал и снова обнял ее, целуя жадными дрожащими губами, стараясь опрокинуть ее на диван. С большим усилием она вырвалась и быстро встала: – О, перестаньте же, Жорж. Мы ведь не дети и отлично можем подождать до Руана. Он сидел весь красный, охлажденный ее разумными словами. Потом к нему снова вернулось его хладнокровие, и он весело сказал