ВТОРАЯ ГЛАВА

СУББОТА

Назавтра, несмотря на дождь, мисс Блант, как и планировала, после полудня направилась к небольшому полутораэтажному дому мистера Гоулда. Таких зданий было немало в городе.

В дверях она столкнулась с Чаком, он уже успел рассказать мистеру Гоулду о последних событиях и приготовлениях к премьере. Коллега мисс Блант после приветствия сообщил, что режиссёр очень взволнован, так как возлагает на постановку большие надежды.

– Успех непременно будет, – сказала мисс Блант, попрощалась с Чаком и прошла в дом.

Она разулась, повесила на вешалку промокший плащ и поставила зонт в специально отведённое место, после чего направилась в просторный кабинет мистера Гоулда, где тот проводил большую часть времени. Слева размещалась богатая библиотека; справа у окна стоял письменный стол, а напротив входа располагался камин, рядом с которым находились два кресла и маленький стол, заваленный книгами и газетами.

В это субботнее утро мистер Гоулд, как обычно, сидел в кресле у камина. Голову худощавого старого джентльмена уже давно покрыла седина. Он внимательно смотрел на языки пламени, о чём-то размышляя, пока не услышал голос мисс Блант:

– Добрый день, мистер Гоулд.

Увидев Джули, он заулыбался и даже поднялся, чтобы обнять её.

– Вам не стоило вставать…

– Джули, прошу тебя, никогда больше не говори так! Джентльмен должен вставать в присутствии дамы, – ответил режиссёр с доброй улыбкой.

– Мистер Гоулд, вы не перестаёте меня удивлять. Даже при такой суете, сопровождающей премьеру, вы не теряете расположения духа.

– Грусть – это плохо, – наставительно произнёс режиссёр. – За свою долгую жизнь я многое понял и усвоил несколько уроков, и самое важное – что нельзя грустить и отчаиваться. Надо радоваться каждому мгновению. Жаль, что осознание этого приходит в пожилом возрасте.

Хозяин кабинета приглашающе указал Джули на мягкое коричневое кресло, стоявшее ближе к стеллажам с книгами. Дождавшись, когда мистер Гоулд займёт второе, актриса произнесла:

– Вы, как всегда, правы, мистер Гоулд. У меня нелёгкая судьба. В раннем детстве я осталась одна, меня воспитывала тётя, я пережила много трудностей, и порой возникали мысли свести счёты с жизнью, но всегда появлялся кто-то, кто помогал преодолеть сложный период. Знаете, как я называю таких людей?

– Как? – спросил режиссёр.

– Ангелы. Да-да, именно ангелы. Хоть я и не религиозный человек, но убеждена, что они существуют и в человеческом обличье спускаются на землю, чтобы помогать людям пройти через испытания. А вы верите в ангелов? Верите в бога?

Мистер Гоулд улыбнулся и ответил:

– Знаешь, в жизни часто встречаются люди, которые по непонятным причинам стараются помочь, направить к чему-то. А как их называть – ангелы или как-то иначе, это неважно. По поводу твоего вопроса о вере в бога… Я родился в еврейской семье в Польше и младенцем вместе с близкими пережил холокост. Они были брошены фашистами в концлагеря и погибли, а я и мама остались живы, потому что нас спрятала польская семья. Я мало что помню из того времени, – мистер Гоулд сделал паузу, после чего задумчиво продолжил: – Всю свою долгую жизнь, из-за ужасающих событий холокоста, я сторонился религии, поскольку был убеждён, что бога просто не существует, и человек – сам хозяин своей судьбы, но сейчас чувствую, что у всего происходящего есть некий план. Как ни печально это осознавать, но с годами понимаешь, что ты практически не управлял своей жизнью, тебя всё время кто-то куда-то направлял, ты был актёром в глобальном спектакле, называемом Жизнью, а кто режиссировал этот спектакль – бог или какие-то другие силы – мне не известно.

– А почему вы взяли меня тогда, сжалились над начинающей актрисой? – Джули решила задать вопрос, который мучал её уже давно.

– Нет, это было бы непрофессионально с моей стороны. Режиссёр в первую очередь смотрит на человека, пытаясь разглядеть его потенциал, его внутренний мир, а тебя я взял, так как посчитал, что ты станешь хорошей драматической актрисой. И, как видишь, я оказался прав.

– Спасибо за предоставленный мне шанс. Познакомившись с вами, я начала по-другому смотреть на многие вещи.

Взглянув на актрису, мистер Гоулд заметил:

– Джули, ты должна понять, что театр – не главное в твоей жизни, ты ещё молодая и должна стараться создать семью.

– О чём вы говорите, мистер Гоулд?! – воскликнула Джули. – Мне уже сорок, а в таком возрасте сложно к кому-то привыкнуть. Кроме того, вы же знаете, какие сейчас пошли мужчины: таких джентльменов, как вы и Чак, практически не осталось. Вы для меня – как отец, а Чак – как брат.

– У тебя всё ещё впереди, – повторил мистер Гоулд.

Мисс Блант печально покачала головой:

– Я совсем одинока и никогда по-настоящему не любила. Всё, что у меня есть, – это работа в театре. Личная жизнь не сложилась: когда-то мне очень нравился один парень, он так красиво ухаживал… Но незадолго до свадьбы он встретил другую, бросил меня и женился на ней. С тех пор я одна.

Мистер Гоулд ничего не ответил.

– Если бы не вы и театр, то не знаю, что сейчас было бы со мной… – добавила Джули.

– Ты прекрасная актриса и я благодарен судьбе, что ты продолжаешь играть в моих постановках, – сказал режиссёр. – Ты бы могла выступать на лучших сценах страны, но осталась здесь.

– Вы же знаете, что я много раз отпрашивалась у вас, ездила на пробы, но меня никуда не взяли.

Режиссёр вздохнул и сказал:

– Я устал тебе повторять, что у этих снобов абсолютно нет вкуса, они ничего не понимают в театре. Ты прекрасная драматическая актриса, и если они этого не разглядели – значит, им недостаёт профессионального мастерства.

Джули посмотрела на режиссёра и, стесняясь, произнесла виновато:

– Мистер Гоулд, я хочу ещё раз поехать в Лондон и попробовать себя в роли Гертруды в новом спектакле «Глобуса». Честное слово, это будет последняя попытка.

– Да, конечно, я не против, ты замечательная артистка и достойна работы в лучших театрах. А когда ты хочешь ехать? – поинтересовался мистер Гоулд.

– Пробы в понедельник, а если меня утвердят на роль, то репетиции начнутся через два месяца, в январе.

– Я предполагал, что пробы будут после премьеры, но ты хорошо знаешь роль, так что я не возражаю.

– Спасибо! Я поеду заблаговременно, утром. Пробы днём, а вечером я успею прийти на репетицию.

– Мы и так много репетируем, ты вполне можешь взять выходной на один день.

– Обещаю вам, это в последний раз. Если и в этот раз меня не возьмут, я перестану пытаться. В понедельник решится моя судьба.

Режиссёр взглянул на расстроенную Джули и, стараясь подбодрить её, сказал:

– Судьбы решают не какие-то там театральные режиссёры, а мы сами, и если тебя не возьмут, ничего страшного. Жизнь на этом не заканчивается. У тебя есть прекрасная роль Рахели, и ты сможешь ещё много лет радовать публику, исполняя её. Посмотри, какие программки мы подготовили, Чак только что принёс их из типографии.

Джули взяла театральную программу, главная страница которой была посвящена их предстоящему спектаклю, взглянула на неё и задумчиво спросила:

– Мистер Гоулд, вы уверены, что спектакль удастся? Мы вчера беседовали с мистером Дрейсоном, он не совсем разделяет ваш оптимизм, предлагает не торопиться и перенести премьеру на месяц, чтобы мы смогли провести больше репетиций.

Мистеру Гоулду не совсем нравилась эта идея, он даже выбрался из кресла.

– Питер звонил мне сегодня, справлялся о моём здоровье, и я заверил его, что всё пройдёт на высшем уровне, и переносить премьеру нет необходимости.

– И что он вам ответил?

– Пожелал удачи и сказал, что ему всё больше нравится наша постановка. В ней масса загадок, непредсказуемых поворотов, и зрителю будет над чем подумать.

– Кстати, а почему вам так приглянулось именно это произведение?

Подойдя к заваленному бумагами письменному столу, мистер Гоулд взял одну из книг и протянул её Джули.

– Прошлой весной после одного из наших выступлений ко мне подошёл молодой человек и сказал, что он – писатель. Помнится, так волновался, что с трудом произнёс своё имя. Затем вручил мне эту книгу со словами: «Почитайте, там описана прекрасная история любви». Я торопился, но взял рукопись, поблагодарил автора, и мы распрощались.

– До постановки я даже не слышала об этом писателе, – сказала мисс Блант, рассматривая красочную обложку: «Акива и Рахель. История великой любви».

– Равно как и я на тот момент… – ответил режиссёр и продолжил: – Так вот. Я убрал рукопись на полку и совсем забыл о ней. Как ты знаешь, я регулярно посещаю книжные магазины и покупаю книги, которые планирую прочитать. В тот вечер я подготовил два новых томика, начал читать один из них, но книга показалась мне настолько неинтересной, что уже на пятой странице я её закрыл. Вторая тоже не впечатлила, я и её отложил в сторону. Пошарив на полке в надежде найти что-то новое, я наткнулся на забытую книжку того юноши. Взяв её, я подумал: «Видимо, и здесь меня ожидает разочарование. Наверняка будет скучно и неинтересно, и я не дойду даже до пятой страницы». Однако, к моему удивлению, я так увлёкся сюжетом, что закончил читать в пять часов утра со слезами на глазах. Эта книга произвела на меня такое впечатление, что на следующий день я её перечитал и решил сделать по ней театральную постановку.

Слушая режиссёра, мисс Блант продолжала листать книгу, временами вчитываясь в тот или иной отрывок. Затем она спросила:

– А что, автор так хорошо пишет?

– Он ещё молод, и ему нужно шлифовать мастерство, но сама история любви главных героев необычайно красива. Как выяснилось позже, роман написан по историческим фактам, а сама история любви между Акивой и Рахель произошла в Иерусалиме около двух тысяч лет назад. Она была практически забыта, но автору удалось вдохнуть в неё вторую жизнь, он так грамотно выстроил сюжет, что сопереживание героям возрастает и возрастает до самой кульминации.

Глядя на собеседницу, которая долистала книгу до конца и принялась читать послесловие, мистер Гоулд продолжил:

– Эта книга не о религии, как может показаться на первый взгляд. В ней рассказывается о трансформации личности и силе человеческой любви, о роли женщины в судьбе мужчины. О том, что любовь способна творить чудеса и даже из обычного неграмотного пастуха, который только в сорок лет начал изучать алфавит, может получиться один из великих мудрецов всех времён. Акиве удалось добиться этого только благодаря любящей жене Рахель, которая на протяжение всего пути помогала и поддерживала мужа. Она отправляла ему деньги, чтобы Акива продолжал учиться, хотя все говорили ей посмотреть правде в глаза, бросить этого пастуха, который не учится, а забавляется с другими женщинами. Но она верила, несмотря ни на что.

Немного подумав, режиссёр добавил:

– Не знаю, удастся ли ему написать что-либо более достойное, но это произведение у него получилось – он прочувствовал героев. Знаешь, это всегда видно – писательское отношение к персонажам. Оно непременно читается… иногда, может быть, не вполне явно, между строк, но – читается.

– Тут я с вами согласна, – сказала Джули. – Когда писатель не погружается в сюжет, в персонажей, как бы гениально ни была написана книга, это сразу чувствуется.

Мисс Блант положила книгу на стол и задумчиво посмотрела на режиссёра.