Столица. Кабинет Бабушки в Квартире. Бабушка и Римовалс сидят против друг друга на торцах стола, обильно уставленного фруктами, зеленью и напитками. Время действия – за неделю до возвращения Комиссии в Столицу.

Бабушка: Угощайся, друг мой.

Римовалс: Да-да, конечно (рассеянно берёт что-то, кладёт обратно на стол)

Бабушка: Ты чем-то расстроен?

Римовалс: Нездоровится… Годы, наверное…

Бабушка: А я их вроде не чувствую. Всё дела, дела, некогда болеть.

Римовалс: Мне бы твоё здоровье.

Бабушка: Как говорится, береги это самое смолоду. А ты, помнится, не очень-то…

Римовалс: Что было – то было.

Бабушка: Ну ты слишком не расклеивайся, держи себя в руках.

Римовалс: Стараюсь…

Бабушка: Женщин, вот, не обходи. Говорят, что молодит.

Римовалс: Ах, где вы, где вы, женщины моей молодости!..

Бабушка: Не говори, ещё встречаются весьма и весьма…

Римовалс: Не знаю, не знаю…

Бабушка: Ну вот, хотя бы эта… новенькая… Анири, что ли?

Римовалс: Видел. Не в моём вкусе.

Бабушка: Ну ты скрытник! А кто шептался с ней вчера в комнатёнке за Бетелевым залом?

Римовалс: Вот уж сразу и шептался – ничего в этом доме не скроешь! Просто познакомились, поболтали…

Затемнение. Свет выхватывает другую часть сцены, где мы видим это свидание Римовалса и Анири.

Римовалс: Знаю, знаю, всё знаю, больше тебя знаю, и про твоего ребёнка, и про Ясава, и про всю эту историю… (Пауза) Тебе не кажется, что ты здорово влипла?

Анири: Да почему же?

Римовалс: Ты что – не видишь, что у нас происходит?

Анири: Что?

Римовалс: Овечка. Валсидалв и сто его сторонников убиты, архив Дома Дружбы сожжён, Семейные Советы отменены, завтра будет объявлена война… А ты…

Анири: По-моему, нормальная жизнь…

Римовалс (улыбаясь): Чувствуется наше, семейное воспитание… (Резко) Хватит притворяться! Может, ты ещё скажешь, что веришь в эту байку насчёт прощения твоего родителя?

Анири: Ну это было бы слишком…

Римовалс: Так. И дальше?

Анири: Всё я понимаю давно: баб у вас не хватает, а бабушке родить надо.

Римовалс (резко): Он нравится тебе?

Анири: Ты что! Ой, я… (смутилась)

Римовалс: То-то. Дело идёт к настоящей войне. Не с каким-то Гнусным врагом, а с… Поняла?

Анири: Но мне-то что за дело?

Римовалс (издевательски): Ах, тебе нет дела! Ну ладно. Извини. (Оборачивается, будто бы уходя).

Анири: Стой. (Римовалс поворачивается к ней) Есть дело.

Римовалс: Так оно лучше. Ты уже выбрала… или всё ещё, как… цветок в проруби?

Анири: Что такое прорубь?

Римовалс: В нашем климате их не бывает, но это к делу не относится. (С нажимом) К нашему делу.

Анири: Я согласна.

Римовалс: Умница, девочка. Быть тебе… быть тебе…

Анири: Говори же.

Римовалс: Быть тебе на хорошем месте. Даже очень хорошем.

Анири: Э, да ты не виляй, раз уж на то дело пошло. (Подражая Римовалсу) Наше Дело.

Римовалс (полуобнимая её): Будь умницей до конца…

Анири: Что ты, что, мне сейчас нельзя… То есть можно, конечно, но всё-таки…

Римовалс: Я не тороплю с этим. Сначала – Дело.

Анири: Я пойду до конца.

Римовалс (теснее обнимая её): Мы пойдём вместе.

Анири: Что я должна делать?

Римовалс (начинает покрывать поцелуями её лицо, шею): Пустяки, пустяки, мелочь просто…

Анири: Римовалс, что ты делаешь?

Римовалс (продолжая): Ничего особенного, пустяки…

Анири: Нас могут увидеть.

Римовалс: Тем лучше. Подумают, что я просто решил тебя трахнуть. Совершенно естественное и вполне принятое у нас дело…

Анири: Потом, потом, давай действительно – о Деле.

Римовалс: Ах, эта материалистическая молодёжь! (Щекочет её)

Анири (смеясь): Римовалс, не дури!

Римовалс: Не обижай Бабушку.

Анири:???

Римовалс: Не отказывай нашему бедному замотанному государственными делами старичку. Ни в чём не отказывай. Даже – будь поближе к нему.

Анири: Да, да, понимаю…

Римовалс: Чудно, ты просто прелесть. Будь к нему очень-очень близко. Так близко, чтобы в нужный момент… А?

Анири: Да, да…

Римовалс: Старикашечка наш болтлив стал с годами, ну, а ты и это тоже… Для пользы нашего Дела.

Анири: Я всё поняла.

Римовалс (снова целуя её): Ах, какая же ты прелесть… Просто чудо… Я, кажется, не удержусь всё-таки…

Затемнение. Свет снова – на Бабушку и Римовалса, которые продолжают мирную беседу.

Римовалс: Познакомились, поболтали – ну и всё. Как положено – надо же знать, кто у нас в Квартире живёт.

Бабушка: Хитрец, хитрец! Сам, небось, глаз на неё положил!

Римовалс: Куда мне с моими хворобами! Это, сдаётся, тебе подарочек…

Бабушка (с деланным возмущением): Мне?! Что ты, милый!

Римовалс (ребячливо): Покраснел, покраснел!

Бабушка: Да ну что ты, что ты…

Римовалс (Так же): Попался, попался! Клюнул на девчушку!

Бабушка: Да я и видел-то её пару раз, на приёмах.

Римовалс: Вот и соврал! Кто её сегодня утречком пораньше вызывал?

Бабушка (улыбаясь – будто сдаётся): Ну вызывал, вызывал, что уж я не человек, что ли, не мужчина…

Римовалс: Всё! За враньё с тебя фант! Та-ак… Погоди, что-нибудь придумаю… Так – лезь на стол, вешай связку бананов на уши и кричи: «Я – старый распутник». И руками хлопай!

Бабушка (смеясь): Ах ты, негодяй, негодяй…

Лезет на стол, цепляет на голову связку бананов и кричит, хлопая руками, как крыльями:

– Я старый распутник! Я старый распутник!

Затемнение. Тревожный аккорд. Свет – на другую часть сцены, где мы видим свидание Бабушки с Анири, о котором говорил Римовалс.

Бабушка: Ну как – нравится тебе здесь?

Анири (нервно): Да, да, конечно, только…

Бабушка: Договаривай, ничего не бойся (Анири мнётся), будь откровенная со мной.

Анири: Я иногда… боюсь.

Бабушка: Да чего же, дитя моё?

Анири: Не знаю. Просто страшно… Шорохи, тени, кто-то будто следит, подслушивает…

Бабушка (С улыбкой): Какие пустяки! Я, например, совсем не замечаю этого, привык. Впрочем, для человека со стороны это и вправду может показаться… страшноватым.

Анири: Я… так боюсь… быть одна…

Бабушка (после паузы): Но ведь я… с тобой?

Анири: Так редко и так… официально.

Бабушка: Мы можем видеться чаще… Ты хочешь?

Анири (порывисто): О, я была бы так счастлива, так счастлива!

Бабушка: Я старый человек, девочка… Старый, уставший, немного грустный, немного скучный…

Анири: Неправда! Вы добрый, красивый… как настоящий мужчина… зрелый мужчина…

Бабушка (игриво): Неужели лучше Ясава?

Анири: Это совсем другое…

Бабушка: Что же?

Анири: Я вас уважаю… Люблю… как отца…

Бабушка (обнимая её): Как отца?

Анири: Да… Да…

Бабушка (медленно целует её): Боже мой… Будь осторожна.

Анири (поддаваясь ласкам): Если вы со мной…

Бабушка: Это ещё не всё. Есть и другие люди. Опасные люди…

Анири: Кто? Кто? Скажите!

Бабушка: Твой вчерашний собеседник, например.

Анири (смущена): А?

Бабушка: Да, да, Римовалс. (Резко) О чём вы говорили?

Анири: Он… он сказал, что хочет меня…

Бабушка: Ну?

Анири: Ну, это…

Бабушка: Трахнуть, что ли?

Анири: Да.

Бабушка (смеясь): Его любимое дело! Но на этом он не успокоится. Он нравится тебе?

Анири: Что вы?! Ужасно противный!

Бабушка: Посмотри мне в глаза (Анири смотрит). Не врёшь, кажется.

Анири: Как вы могли подумать?

Бабушка: А вот мог! Работа такая. (Начинает гладить её, вкрадчиво) Но ты хорошая девочка и (крепко обнимает её) чувствуешь силу… Не так ли?

Анири (в истоме): О да, да!

Бабушка: Ты просто прелесть… Но Римовалса не гони (Целует, гладит её)… не гони… будь поближе к нему… попробуй стать его поверенной… Лады? Ты ведь умница? Умница…

Анири: Для вас – всё… всё… всё…

Бабушка: Какая ты прелесть… Я, кажется, не удержусь…

Затемнение. Потом – Анири одна, у зеркала. Всё время смотрит в него.

Анири (торжественно): Друг мой, пойми меня… я – мать. Будущая мать. И ради ребёнка, нашего ребёнка, милый Ясав, я была обязана пойти на всё… Ради его будущего… Не осуждай, ты не можешь осуждать меня. Между нами всё будет по-прежнему, но ты должен понять меня… Пойми! (Меняет тон на естественный) Не то… не то… (Охорашивается, в раздумье) Может быть… Пожалуй… (Вдруг порывисто, страстно) Наконец-то, наконец-то ты здесь! Я так ждала тебя, так ждала, любовь моя, жизнь моя! Как я счастлива, что вижу тебя! О Ясав, мой повелитель! Надежда моя! Как я страдала в тиши одиноких ночей! Слёзы покрывали моё сердце, печаль снедала моё сердце, и не было минуты, чтобы твой милый образ не стоял у меня перед глазами, мой Властелин! (Вдруг морщится с отвращением) Фу, какая дешёвка, пошлость… Нет, только не так! (Вдруг – холодно) Здравствуй, Ясав. Как съездил? Я рада. Послушай, Ясав, я должна сказать тебе одну вещь. Дело в том, что я поняла: мы оба обманывались в своих чувствах. Любовь вскружила нам головы, но это… Это было лишь сновидением! (Обычным тоном) Нет, не сновидением… (Снова продолжает репетировать) Любовь наша была мимолётной. Понимаешь? Кажется, мы охладели друг к другу? И кроме того – я встретила настоящую любовь… Не волнуйся – твоего положения в Квартире это не испортит. При случае я всегда замолвлю за тебя словечко. Расстанемся друзьями? Ну а что касается ребёнка, то ведь его всё равно возьмёт на воспитание Семейный Совет. Мы оба будем иметь к нему равный доступ – очень небольшой. Ну что ж – расстанемся без обиды. Желаю тебе счастья, Ясав (протягивает руку к зеркалу, любуется собой) Да, вот так лучше всего: желаю тебе счастья, Ясав!

Освещённая узким лучом света Анири застывает посередине сцены, любуясь на себя в зеркало. А по краям сцены – два луча выхватывают Бабушку и Римовалса.

Бабушка: Кто обольщал когда-нибудь так женщин?

Римовалс: Кто женщину так обольстить сумел?

Оба говорят напористо, торжествующе, резко.

Римовалс: Она моя! Но не нужна надолго!

Бабушка: Против меня был Бог, и суд, и совесть…

Римовалс: И не было друзей, чтоб мне помочь…

Бабушка: Один лишь дьявол да притворный вид!

Римовалс: Мир – и ничто. И всё ж она моя!

Бабушка: Мир – и ничто. И всё ж она моя!

Ну почему же, почему я никогда никого не соблазнил! Даже Раису Павловну не пришлось… Как-то всё само собой произошло, для меня по крайней мере. Три года разницы, да я и не первым был… Уж на что великий человек Шекспир, а судьба такая же, наверное… Не зря поговаривают, что леди Макбет по характеру – вылитая Энн Хатауэй…

Устал я. Сколько страниц отгрохал за три месяца. Сидел вечерами как проклятый, ни одного нового лица не видел. Ну теперь нагляжусь. В агитколлектив записали! А выборы в районные Советы на носу. Завтра пойду по квартирам списки сверять. Я на себя весь свой дом взял. Два подъезда, три этажа, двадцать четыре квартиры. И ни одной Квартиры! И Бабушки ни одной, хотя бабусь хватает.

Погляжу по списку. Девятьсот шестой год, девятьсот двенадцатый. О, рекордсменка! Мария Никитична Смелкова, год рождения 1895. Как раз в той самой квартире, за стенкой… Она там старшая. А вообще состав странный. Коваленко Вера Афанасьевна, 1915-го, Богданова Надежда Афанасьевна, 1922-го, Семеновская Фаня Моисеевна, 1920-го, Свободина Татьяна Александровна, 1940-го, Крымова Мария Сергеевна, 1952-го. И ведь не коммуналка! Не квартира, а детективный роман: не поймёшь, кто кому кем приходится.

С Коваленко и Богдановой всё ясно: обе Афанасьевны, очевидно, сёстры. Крымова – наверняка чья-то дочка. Свободина, наверное, тоже. Но почему разные фамилии? Где мужики? И откуда взялась Семеновская?..

И кто из них Голос?

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА СТАРШЕГО БАТИ СРАЖЕНИЙ ХИРДИРФА, ОРДЕНОНОСЦА

(Приложение к Четвёртой Беседе в Центральных Рекреациях Дома Дружбы)

Хвала Великой Бабушке!

Особый Квинтет уже вынес мне приговор, не подлежащий обжалованью. Предатели, вы ещё пожалеете об этом! Вы побоялись отказать мне в письменных принадлежностях, и вы побоитесь завтра, после моей казни, уничтожить материалы Бесед. Моя записка – последний вызов вам, жалкие трусы!

Я погибну, но и вы не уйдёте от Суда Великой Бабушки, величайшей деятельницы всех времён.

Я чист перед тобой, Великая Бабушка, я чист и перед судом истории, и никто не может обвинить меня в предательстве.

Более того. Я – первый полководец, ступивший на землю Каверзного Острова и вернувшийся оттуда невредимым. Потери были огромны, но зато теперь спокойствию и благоденствию Великой Родни ничто не угрожает.

Ещё раз изложу всё по порядку – так, как я изложил в официальном донесении, перехваченном интриганами, как потом повторял на каждой из Четырёх Бесед, как ни старались Сынки Дома Дружбы запутать и запугать меня.

После объявления новой Войны Гнусному Врагу я немедленно прибыл в Квартиру, зная, что я первый по очереди из Когорты Полководцев на пост Главнокомандующего.

Старший брат Римовалс передал мне личное обращение Великой Бабушки. В случае успешного окончания Войны мне было милостиво обещано Малое Парадное Лицезрение Великой Бабушки с приобщением к Первичным Таинствам Семьи. Смею заметить, что всю свою многолетнюю службу я стремился к этой почести как к высшему знаку отличия.

Далее, как и положено, я собрал Дежурную Когорту Бывалых Воинов и приступил к абсолютно Добровольному Набору Новых Молодцов.

Великая Бабушка! Я не привык лицемерить, тем более перед лицом смерти, и должен сказать, что Всенародное Ликованье проявлялось лишь чуть обширнее, чем в прошлую Войну с Гнусным Врагом. Причиной этому – несомненно, предательские действия кого-то, приближённого к Квартире, – боги, спасите её жителей, спасите Высокородных членов Семьи! Мои Бывалые Воины, вступая в Дружбу с Новыми Молодцами, доносили мне о пагубных слухах, касающихся каких-то лиственных козней.

Меры были приняты, и Возмущённый Народ подверг справедливому наказанию некоторых отдельных отщепенцев, замеченных в Недостаточном Ликовании.

Далее, повинуясь Уставу Войны, я милостиво принял Добровольные Приношения от населения пищей и одеждой и отдал приказ выступать.

Как и всегда, на берегу, в виду Каверзного Острова, были установлены метательные орудия, дабы сокрушить Гнусного Врага. Как и всегда, Враг коварно ничем не проявлял своего присутствия.

Я действовал строго по Уставу Войны и в течение недели неустанно приказывал осыпать камнями Каверзный Остров.