На восьмой день, согласно Уставу, мной были посланы разведчики с обычными указаниями: ни в коем случае не заходя в воду, могущую быть отравленной Гнусным Врагом, внимательно обследовать взглядом берег Каверзного Острова.

Здесь я должен сознаться в легкомыслии, которое, тем не менее, привело меня к окончательной победе.

Один из разведчиков, вглядываясь во вражескую землю, обнаружил, что над линией берега возвышаются какие-то причудливые предметы зеленоватых тонов. Обнаружив это, он, от служебного рвения, упал в воду, что позволило установить: во-первых, её неотравленность, во-вторых, незначительность её количества над линией дна.

Я принял решение, Великая Бабушка! С огромным бережением, посылая вперёд лазутчиков, я начал переправу. Всё дно пролива представляет собой отнюдь не песок, а множество мелких и средних камней, составляющих сплошную массу.

Глубина нигде не превышает двух локтей.

Основываясь на этом, позволю себе повторить предложение, высказанное в официальном донесении: наше доблестное метанье камней в предыдущие Войны, из коих (камней) далеко не все долетали до Каверзного Острова, превратило когда-то глубокий пролив в отмель, вполне удобную для переправы.

Убедившись в этом окончательно, я дал приказ высадки. Тут-то и обнаружилось коварство Гнусного Врага. Весь Каверзный Остров (1 500 локтей в ширину, 3 000 локтей в длину) изрыт нашими метательными камнями. Но везде, в каждой трещине, в каждой расселине растёт трава, растут зелёные кусты, есть даже несколько неповаленных и цветущих деревьев. Более того, прямо на поверхности камней, брошенных в прошлые войны, местами можно было заметить зелёный, сочный мох. Дважды я своими глазами видел молодой мох на камнях, брошенных уже моей армией: на них сохранились отметки воинских складов.

Трижды я наблюдал неизвестных мне четырёхпалых животных, и 26 раз мне доносили о птицах.

Никаких следов Гнусного Врага на Острове не обнаружилось, и это лишний раз доказывает его могущество и нашу доблесть.

Коварная хитрость и вероломство противника, без всякого предупреждения спрятавшегося или покинувшего остров, привели к следующему. Все, и Бывалые Воины, и Новые Молодцы, высадившиеся со мной на Острове, отказались мне повиноваться. Они разбрелись по Острову, не желая ни построиться, ни сделать перекличку. Это было явное сумасшествие: они, например, пели песни, в которых, Прости Бабушка, нельзя было обнаружить и следа Ликованья. К чести моей сказать, я никогда даже и не слышал таких песен.

Ещё раз хочу подчеркнуть свою предусмотрительность. Ровно половина армии (115 ножей) была оставлена мной на берегу с приказом не трогаться с места трое суток, и ночью я переправился к ним с Каверзного Острова. Ввиду исключительности обстановки я позволил себе использовать Особо Секретные Камни, предназначающиеся, как сказано в Уставе, на случай непосредственной встречи с Гнусным Врагом.

Хвала Великой Бабушке, снабдившей армию таким мощным оружием. Через час на поверхности воды нельзя было разглядеть никакого следа Каверзного Острова.

Тем же утром я приказал сняться с места, дабы случайно подплывшие к берегу трупы не смогли смутить моих воинов.

Итак, я уничтожил Каверзный Остров, Гнусный Враг или погиб в его потайных норах, или, лишённый своего пристанища, скитается по Великой Родне, где его, конечно, не стоит труда обнаружить и уничтожить.

В благодарность за это я объявлен изменником, покушающимся на власть Великой Бабушки.

Я солдат и привык рисковать жизнью, но неужели эти интриганы и предатели смогут опутать нашу прародительницу?! Я не верю в это. Правда восторжествует.

Завтра утром, перед Круглым Камнем, я крикну в глаза этим изменникам: «Да здравствует Великая Бабушка и Соединённая Родня!»

Вот последнее слово полководца Хирдирфа.

Неяркое предвечернее солнце осветило и плоские камни города, и узкие улицы из жёлтого и белого камня, и редкие запретные сады, убежища от пыли и вони города, и Квартиру (я ещё не описывал её, да и описывать не буду, пожалуй), когда члены Семьи собрались в комнате ожиданий у Большого Парадного Зала.

Стол в Зале был уже накрыт, и служители почтительно удалялись: они не могли присутствовать на Обеде, так как не были допущены к Главному Таинству Семьи – Полному Лицезрению Великой Бабушки. Когда Зал опустел, члены Семьи, девятнадцать высокороднейших лиц (недобор – Авова и Ясава не было), вошли и расселись по старшинству. Согласно Церемониалу, семнадцать мгновений они просидели молча и без движений. Это время считается оптимальным для достижения состояния глубокого внутреннего экстаза.

«Рыбец-то нынче без душка!» – чревоугодливо думал Наимладший Зять Бабушки, самый несерьёзный член Семьи Валсотявс, которого полным именем никто и не звал – а просто Тявсиком. Однако Семья – дело интимное, а в народе именем Валсотявса детей пугали. Был он Батей Пристрастных Бесед и дело своё любил изобретательно.

Достигнув состояния глубокого внутреннего экстаза, члены Семьи встали, приготовившись к появлению Бабушки. Сандаловые двери, тщательно закрашенные белой масляной краской, распахнулись, и в Зале появился Бабушка рука об руку с виновницей торжества – отменной Анири. Вслед за Бабушкой сели и все остальные.

– Милые детки! – Бабушка сиял. – Ну-ка, познакомьтесь с этой милашкой, которая опять стала полноправным членом Семьи. Уж так она мне помогла в нашем женском деле, что и сказать нет мочи. Я даже прослезилась!

Согласно Церемониала, все члены Семьи слегка прослезились, не переставая испытывать чувство глубокого внутреннего экстаза. Вообще всё шло, как положено.

– Кушайте, детки! – пригласил Бабушка, и каждый стал кушать на свой манер. В этом вопросе разномыслие допускалось.

Выпив для начала по маленькой рюмке питья тёмного оливкого цвета, которое и подавалось только на Парадных обедах, каждый приступил к еде, обнаруживая при этом, как говорится, свой характер и склонности, налегая кто на паштет из крокодильей печени, кто на диковинные грибы-рыжики, кто на солёный ананас, фаршированный лапшой, а кто и на милую сердцу тёртую, подгнившую тыкву.

Тявсик же, оставив без всякого внимания все эти мелочи, пристроился к рыбцу и, покамест те пили да жевали лапшу, в четверть часа с небольшим доехал его всего, так что когда Бабушка вспомнил было о рыбце и, сказавши: «А каково вам, детки, покажется вот это произведение природы», показал на него, то все увидели, что от произведения природы остался один хвост, а Тявсик, между тем, пришипился на своём дальнем краю, будто и не он, и как бы задумчиво стал тыкать ножом в какую-то сушёную маленькую рыбку. (И опять это Гоголь, Гоголь и даже более чем в прошлый раз – Гоголь, но удержаться невозможно, чтоб не списать!)

– Подождите напиваться, милые детки! – неожиданно закричал Бабушка. – Я совсем забыл! Мы же одержали Великую Победу. При наличии некоторых недостатков, – добавил он после паузы. – Некоторое своеволие имело место. Вот и недальновидный Хирдирф из-за него погиб… Но главное, дети, победа! Веселитесь!

И все опять стали веселиться, уже несколько вразнобой, нестройно, да и голоса стали погромче, что, впрочем, отвечало Церемониалу. Уговорив питьё оливкового цвета, перешли на зелёное, которое уже наливали побольше, не стесняясь, уже и закуски выбирались без прежнего тщания, а просто те, что стояли поближе, уже и дамы стали приятно повизгивать, ощущая блудливые прикасания соседей… И тут встал Римовалс.

– Великая Бабушка! Дорогие братья и сёстры! Этому дню, нашему замечательному празднику, предшествовала долгая и, я бы даже сказал, титаническая работа. Спасибо! Но этот день одновременно – начало большого и, я верю, прекрасного пути…

Во время этого тоста Бабушка ловил взгляды, вспыхивавшие между Римовалсом и Анири. Они не нравились ему, эти взгляды. Римовалс продолжал.

– Поясню мысль маленькой притчей. Жил-был у бабушки, у простой такой старушки, серенький такой козлик. Вздумалось козлику в лес погуляти, листочков там пожевати, всё такое прочее, – выцедил Римовалс. – И, представьте, встретил он там этакую молоденькую козочку, тоже серенькую. И привёл её в квартиру… виноват, в хижину. И стали они втроём жить-поживать да добра наживать… Вот так же, вместе, под руководством Великой Бабушки, мы пойдём по новому прекрасному пути. Ура!

«Какой ещё новый путь», – подумал Тявсик, но закричал вместе со всеми:

– Ура!

Римовалс сел и встретился взглядом с Бабушкой. Потом непроизвольно оба взглянули на Анири, опять друг на друга, опять на Анири, растерянно шнырявшую глазами по залу.

«Предаст», – подумал Римовалс. «Предала», – подумал Бабушка. И они снова обменялись взглядами, в которых Анири могла бы прочитать свой смертный приговор, не будь она такой самонадеянной и опрометчивой интриганкой…

– Поди, отдохни, милашка, – ласково сказал Бабушка Анири, показывая рукой на дверь, ведущую в выделенные ей покои. – В твоём положении не стоит здесь засиживаться. Сейчас такое начнётся!..

И началось. Согласно Церемониалу, части неофициальной.

Не только пошла игра в фанты с раздеванием, не только проигравшие Бабушка и Римовалс, голые, отплясывали канкан на столе, сшибая бутылки и заливая разноцветными напитками прикорнувших на полу, не только Тявсик, будучи в ударе, ползал вокруг стола, изображая знаменитого рыбца, для чего оставшийся хвост оного воткнул себе в надлежащее место… Было не только это, но и многое, многое другое, что длилось бы долго, если б не было пределов естеству человеческому… В конце концов, все заснули вповалку, как всегда в таких случаях. Но, что бывало крайне редко, двое из пировавших лишь изображали сон. В темноте, таясь друг от друга, выскользнули через разные двери Бабушка и Римовалс.

Быстро, но стараясь не производить шума, они пробирались по Квартире, каждый своим путём, но к одной цели – к комнате Анири.

Бабушка открыл восточную дверь в покои на мгновение раньше, чем Римовалс.

– Драться не будем? – тихо спросил Римовалс с усмешкой, увидев Бабушку.

– Если и будем, то не теперь. Посмотри.

И только тут Римовалс заметил распростёртое посреди комнаты тело Анири. Ни ран, ни крови – спокойная, даже умиротворённая улыбка застыла на её мёртвом лице.

В эту ночь в Столице умерли все недавно родившие женщины.

А вот и ещё стихи. И в них, как водится, новый, совершенно неожиданный взгляд на события.

ххх

 
Кто жил и мыслил, тот не может
Героев наших осудить.
Пусть Римовалса зависть гложет
Великой Бабушкой прослыть.
Пусть Бабушка рукой неверной
Поступок совершает скверный…
В глаза – великих благ сулят,
А за спиной готовят яд.
К чему, спросите, их интриги,
Зачем, узнайте, их обман.
Что власть? – Мираж, дурной туман,
И тяжелы её вериги.
Зачем же рвутся к ней сейчас? —
Всё дело в лечащих врачах.
 

ххх

 
Мы все стареем понемногу,
Шалит желудок, почки врут,
Но Бабушке-то, слава богу,
Подохнуть сразу не дадут.
Он сам не достаёт лекарства,
Не нужно мелкого коварства,
Чтоб записаться на приём:
Все лучшие врачи при нём.
А Римовалс? – Ещё не старый,
Но дальновидный, как жираф, —
Он тоже хочет высших прав,
Чтоб возраста смягчить удары.
Вот вам разгадка всех интриг.
Не осуждайте, люди, их.
 

– Ну ладно, налей ещё. Нет, бетеля больше не нужно. Не люблю мешать. Говоришь, уже намешал? Хе-хе, это ты верно. Но и то сказать – работа собачья… Так, со стороны-то, шлемоносец, оно, вроде бы, почётно… А какой там почёт? 15 танталов в месяц и жратва казённая… Выпить-то не на что… Что? Ну – сегодня! Сегодня дело особое… Заработал… А вот не скажу, как! Ишь ты, чего захотел! Никогда ещё Лорф секретов не выдавал. Ну чёрт с тобой, давай ещё… Давай, что ли, и бетеля немножко. Ну – эх, пошло, поехало, поплыло по жилам!.. Тебя-то как зовут? А, всё равно не запомню… Чего трубят-то? А ты послушай, послушай! То-то, покушение на Бабушку, видал, а?! Что делают, гады?! Всё им мало, говорунам проклятым!.. Чего было сегодня, ох, чего было!.. Н-да, ну, твоё здоровье!.. Так вот, слушай, только смотри – тс-с, никому, чтоб никак, а то, знаешь – раз-два и всё!.. Сегодня я на часах стоял. Где, где?! В Квартире, конечно! Да не бойся, не бойся, я тихо. Ну вот – стою я на часах. Не один, конечно, я ведь, не шути, начальник смены. Ещё со мной двенадцать балбесов – вот вроде тебя… Да ты не обижайся, слушай! Стоят, значит, по четверо, остальные отдыхают, ну а я так – посты проверяю. Ну это, конечно, всё тайна, но ты вроде парень хороший, ладно уж… Так вот, я как раз спать собирался пойти – ночь, время спокойное, никто не шастает ни вокруг, ни около. Тут слышу – звоночек сигнальный… Вот тебе чем хочешь клянусь: 10 лет прослужил, никогда он при мне не звонил. Знаешь, откуда? От самой… Ну, понял? Я – что, я пошёл, дверь там такая, ну вот ничего особенного, дверь как дверь… Стучусь. Вхожу, значит. Боюсь, конечно, но виду не подаю. Смотрю, сидит в кресле старичок лысенький, тихенький такой. «Я, – говорит, – к вам с порученьем. От неё…» (Это он мне-то на «вы», понял?) Я, конечно, вытянулся, стою. «Знаете, – говорит, – дружок, сегодня на неё покушенье будет». – «Как так?» – «А вот так! Есть, – говорит, – у нас ещё нехорошие людишки. Вы как на это смотрите?» Ну, у меня и слов-то не было. Он на меня посмотрел внимательно и продолжает: «Вы не беспокойтесь, всё уже предусмотрено, от вас только одно требуется: схватить. Сможете?» «Так точно!» – говорю. «Вот вам тридцать танталов, но – молчок. И с собой никого брать пока не нужно, шум-то лишний ни к чему…» Иду с ним, две комнаты прошли, в третью дверь открываем – глянь, там человек пятнадцать, и все с бляхами золотыми, я так и обалдел. А старичок этот и говорит: «Вот видите, простой шлемоносец приходит, докладывает – будьте все свидетелями… Правда?» – тут он ко мне оборачивается и вроде бы подмигивает. «Истинная правда», – говорю, потому что тридцать танталов-то уже в кармане. Все зашумели, заговорили – где же они, галдят. «Сейчас увидите», – говорит старичок, идёт с ними обратно, открывает какой-то чуланчик, а в нём человек лежит.