Поэт есть тот, у кого крадут,
Над кем извечно заносят кнут,
Распятье – коему нет конца.
Не от тернового ли венца
Раны, поэт, на твоём челе?
Не в галилейской ли ты земле
Девой Пречистою был рождён?
Счастье, поэт, – это только сон…
Впрочем, во сне, наяву, – везде —
Слава Распятого на Кресте,
Роскошь того, кто и нищ и наг, —
Вот твоё счастье, поэт. Итак
(Мы отклонились…), поэт есть тот,
Кто не испрашивает щедрот
Ни у имущих (над чернью!) власть,
Ни у плебеев, готовых пасть
Ниц перед сильным. Готовый сжечь
Мир – лишь бы сбросить оковы с плеч.
Праздная сытость – удел глупцов.
Прочь эту маску, поэт! Лицо
Мага, проникшего в тайны книг,
Даже уродливое, есть – лик.
Облик не важен – важны слова
Вещие. Пусть о тебе молва
Сплетни разносит на злых устах.
Слава, поэт, – это только прах.
Время, поэт, – это только миг
Или же – вечность. Юнец? Старик?
Возраст неважен. Над всеми – Бог.
Жизнь есть сплетенье людских дорог
(О, перекрёстки встреч и разлук!),
Всё мирозданье, поэт, есть круг
Первый. Десятый же круг, поэт, —
Смерть. Но для избранных смерти – нет.
Май 1977
Бедный раб, доколе нам терпеть?
Горек плод бездействия пустого.
Если господин поднимет плеть,
Нам в ответ не вымолвить и слова.
Наши унижения – смешны
И безвестны наши возмущенья.
Бедный раб, страдания страны —
Обвиненье нашему терпенью.
Май 1977
В небе – ни зги. Ливень. Гроза.
Молнии нить.
Пани Ирен! Ваши глаза
Трудно забыть…
Словно гроза хочет разбить
Линии стен.
Ваши глаза трудно забыть,
Леди Ирен…
Что мне гроза!
Можно ведь спать, уши заткнув.
Как бы прогнать эти глаза…
А то – не усну.
2.06.1977
Я верю в то, что нет случайных встреч,
И наша встреча тоже не случайна.
(В случайностях подчас необычайный
Есть смысл). И нас уже не уберечь
От дней грядущих. Путь из них любой
Пока для нас пребудет светлой тайной.
О, наша встреча не была случайной,
Мы не могли не встретиться с тобой.
4.06.1977
Есть ли в сомненьях смысл и какой?
Впрочем, если и есть, то – случайный.
Высшая тайна – в том, что тайны
не существует как таковой.
Из сокровенных ночных глубин
путь к мелководью полудня – пройден.
Поиск ориентиров – бесплоден.
Есть ли смысл в измерениях длин?
Или широт? (долгота есть бред)
Или длиннот – на фальшивой ноте
времени, коего бег – в полёте.
Есть ли смысл в исчисленье лет?
Или же… или же смысл этой жизни есть —
искоренение осложнений
всех измерений, всех исчислений,
прочих сомнений, которым несть
даже числа? (нет! Число им – тьма)
Ночь. Глубина до донного ила,
вычерпать тьмы океан – по силам
только лишь тем, кто сошёл с ума,
впрочем…впрочем, безумен любой из нас.
Полностью – все и отчасти – каждый.
Шизофрения извечной жажды
смысла – всегда сегодня, сейчас!
Только не завтра (боязнь времён
будущих) – завтрашний день – опасен
страхом! И не во вчера: неясен
наш в нём исход, ибо мост сожжён.
Те же слепые – вожди слепых.
Что потеряли – того не видим.
Время же вечности – Semper Idem[8] —
нами потеряно. Меж иных
наших занятий, бездумных дел
мало ль найдётся, во имя которых
пепел мы превращаем в порох,
порох – в прах убиенных тел,
ибо…ибо убийствами длится мир.
Ад Алигьери, Босховы черти,
пир Вальсингама в лагере смерти —
перемешались. Зенит и надир
скоро покинут свои места,
дабы не видеть смерти достойных.
Есть ли смысл в бесконечных войнах,
разъединяющих наши уста,
чтобы…чтобы не соединялись – впредь…
и не тянулись друг к другу. Властью
силы мы сами сводим к несчастью
радость, заносим над счастьем плеть.
Смерть? Но что для Любви – умереть?
Снова она возродится из пены.
Всё, кроме страшной пытки измены,
тело Любви способно стерпеть.
Только измена имеет власть
над непокорной Любовью. Вечен
их поединок. Успех обеспечен
только измене. Легко попасть
в сети её. От холодных ран
стрел её – сердцу нет излеченья.
Есть ли смысл в любовных мученьях,
если слова о любви – обман?
Если…если нищий равен королю,
если не четыре – дважды два…
Ноль, увы, равняется нулю,
ибо пустота – всегда жива.
Ибо пустота – извечный круг,
замкнутый вращением времён.
Ибо тишиною полон звук,
полон осязаемостью – сон.
Между словом «да» и словом «нет» —
некая незримая черта.
На вопросы Вечности ответ —
цифра ноль – святая простота.
Если шторм опасен кораблю,
если штиль есть гибель для него,
значит, ноль равняется нулю
(равенство всего и ничего).
Сколь же он велик и сколь же мал!
Ноль! Экватор? Твёрдая вода?
Ох, Господь, однако, и задал
нам головоломку, господа!
Не гадайте, ибо не дана
человеку истина сия.
В мире существует лишь одна
формула земного бытия.
Июль-август 1977
Когда Блок писал «Двенадцать»,
Он был зол.
Когда Платонов писал «Чевенгур»,
Он был зол.
Когда Борис Пастернак писал
Свой знаменитый роман,
Он опять-таки
Был зол.
Ненависть!
Вот что может создать
Гениальное произведение.
Ибо, как говорит Булгаков,
Мир невозможен без теней.
Но ненависть невозможна
Без любви.
Ненависть должна быть светлой.
Без Иисуса Христа в конце
Поэма «Двенадцать» была бы
Бредом.
Чтобы описание человеческой
Трагедии
Стало гениальным произведением,
Необходим
Белый
Венчик
Из роз.
Август 1977
Виктор Кривулин, мудрец и эстет,
Ищет в религии смысл бытия.
Мёртвый Христос, улыбаясь в ответ,
Шепчет: «Да сбудется воля твоя…»
Виктор Кривулин смыкает глаза…
Знаков и цифр за окном хоровод.
Тройка… семёрка… а вместо туза —
Буквочка «г» – сокращённое «год».
Дьявольской меткой отмечен журнал[9].
Номер квартиры – могильным крестом.
Некий опальный поэт умирал,
Кажется, тоже в тридцать седьмом.
Виктор Кривулин рыдает навзрыд:
«Боже, помилуй, спаси, помоги!..»
Дьявол круги за окном мастерит,
Первый… девятый… чертит круги.
Виктор Кривулин, опальный поэт,
Ищет в поэзии смысл бытия.
Мёртвый Кузмин, улыбаясь в ответ,
Шепчет: «Да сбудется воля твоя».
Август 1977
Дано в привычках нам и ощущеньях
Какое-то незримое родство,
Безумное смешенье: волшебство
И будничность обманутого зренья,
И трижды повторённое одно
Свершенье мысли, слова и творенья,
И вечное единство повторенья
В неясных ощущеньях нам дано…
1977
В брошенной деревне
На исходе дня
Тихо Время дремлет,
Греясь у огня.
Гостем Дождь заходит
В опустевший дом.
Время о погоде
Говорит с Дождём…
В брошенной деревне,
Ветхой и больной,
Умирает Время
За чужой стеной.
Лишь часы маячат
В тихой темноте.
Дождь и Время плачут
О чужой беде…
Ноябрь 1977
Над домом поэта всегда – догорающий свет.
Над словом поэта всегда – ощущение тайны.
Налево – знамения света и слов не случайны.
Направо – ни дома, ни тайны давно уже нет.
Над телом поэта всегда – современников суд.
Над тенью поэта всегда – пересуды потомков.
Налево – одно из имён назовут вам негромко;
Направо же – в списки десятки других занесут.
Над жизнью поэта всегда – ожиданье конца.
Над смертью поэта всегда – дуновение славы.
Налево – признанье, портреты, венки…
А направо —
Презренье невежды и недоуменье слепца.
Ноябрь 1977
Воображенье – суетный удел
Поэта, музыканта и бродяги.
Мы все тоскуем по плащу и шпаге,
Нам кажется, что все мы – не у дел.
Воображенье – время, годы, дни…
Участники печальной пантомимы,
Мы ищем то, что невообразимо…
О, Господи, спаси и сохрани!
Две стрелы.
Движение по кругу.
Маятник почти что невесом.
Месяц май.
Двенадцать.
Ближе к югу
Солнце.
Люди, вспомнив о своём
счастье,
поднимаются с постели,
одеваются,
куда-нибудь
тихо направляются
без цели.
Две стрелы
указывают
путь.
Век мой! Я ли жил
под синим солнцем Крыма,
взглядом останавливая
облака?
Жизнь моя ни с чем
не была сравнима,
как изгиб реки,
жизнь была легка.
Лёгкою рукой
с камешками моря
капельки дождя я
собирал в горсти.
Руки целовал
смуглолицей Флоре,
при дворе дриад
будучи в чести.
Велика ли честь?
С черноморской влагой
в чаше дня смешав
чистое вино,
медлил я прочесть
книгу Карадага,
видя в глубине
золотое дно.
Золотой мой век
не имел начала,
он не знал границ,
но имел конец.
Перейдя мостки
древнего причала,
минул я твоё
устье, Ингулец.
Пантикапей! Здесь
сны мои ютились,
в письменах твоих
на листах дерев.
Велика ли честь —
явь? – когда нам снились
золотых веков
строчки – нараспев.
Где ты, певчих снов
длительная глосса?
Что осталось нам?
Лишь сердец союз.
Подмосковный лес.
Память. Знак вопроса.
Знак молчанья. Речь
полусонных муз.
Музыка! С тобой
свита Аполлона!
Сны молчат. Но ты
до сих пор живёшь
в нас. И ныне мы,
как во время оно,
истиной твоей
проверяем ложь.
В водах древних рек
время быстротечно,
вечен лишь один
Бог. Но если так,
золотой наш век
вечен, ибо вечны
музыка,
стихи,
Солнце,
Карадаг.
Читать стихи Марины и совсем
Не думать о постывших наважденьях,
Жестокости, о суетных движеньях
Земных или же Солнечных систем.
Кому-то снится сон
О вечности времён;
Кому-то виден свет
Звезды, которой – нет;
Кому-то слышен зов
Литых колоколов,
А мне ни звёзд, ни снов не знать —
Твои стихи читать.
На очертаньях птиц уснувший взор
Остановить, полёта ожидая.
В полотна Доменико Гирландайо
Входить – как во дворец или в собор.
Кому-то падать ниц
Пред сонмом светлых лиц.
Кому-то – мерить бег
Быстротекущих рек.
Кому-то строить дом
На острове пустом,
А мне – в твоих полотнах жить,
Тебя благодарить.
Искать в картинах или же в словах,
В реальном мире действий несомненных
Тебя. Быть отражением Елены
Прекрасной в неотступных зеркалах.
Кому-то снится свет
Быстротекущих лет,
Кому-то строить мост
Над сонмом светлых звёзд,
Кому-то слышен зов
Пустынных островов,
А мне – твои лишь руки греть,
С тобою – умереть.
Декабрь 1977
О проекте
О подписке