Аксинья, чьи достоинства ограничивались появлением на свет в семье известного политика, сыпала пошлыми анекдотами. К счастью, громкая музыка почти заглушала ее слова. Романенко рассеянно улыбался и сжимал руку Инны под столом. Выпивка лилась рекой. Официанты носились челноками, с маниакальным упорством угождая капризным гостям.

Сообразив, что ее не слушают, Аксинья потащила Егора танцевать.

Инна удовлетворенно улыбнулась.

Публика билась в истеричной агонии клубной музыки. Посмотреть на все со стороны – и ритуальные танцы людоедского племени Мумба-Юмба покажутся балетом «Жизель»! Лазерные лучи били вверх, вниз, расширялись и сужались. Тяжелый дым стелился по полу, химический воздух бил в ноздри. Люди, вздымая руки вверх, прыгали на одном месте, в их крови бушевали энергетики и экстази. Некоторым уже не хватало сил, и они бессильно отползали к уютным диванчикам, прихлебывая шампанское и бейлис. Другие продолжали прыгать, и в ядовито-зеленом свете прожекторов их лица казались гротескными масками распоясавшихся демонов.

Неистовство и вакханалия…

И жажда – неукротимая, неутолимая, заставляющая поглощать растворенный в баночках с газировкой кофеин. Кровь бурлит и толкается в сердце. Танцуй, не останавливайся! Музыка зовет…

Спустя два часа Егору захотелось домой.

Новые туфли жали, к тому же Аксинья, танцуя, отдавила ему пальцы на ногах. Слегка прихрамывая, Егор отошел к стойке и, заказав мохито, уставился в зал.

«Сноб» лишь внешне казался райским местом. Под верхней пенкой взбитых сливок кипели темные страсти. Лоск и гламур с посетителей слетали уже после двух крепких коктейлей. Светские львицы в сверкающих платьях беззастенчиво ковырялись в носу, размазывая остатки макияжа пальцами. Роскошные локоны сникали от пота, превращаясь в паклю. Важные лоснящиеся мужчинки средних лет, выкушав по бутылке водки, вспоминали свое пролетарское прошлое, проходившее в райкоме, звали официанта «человек!» и щелкали пальцами, не замечая на лицах холуев ненависти, скрытой за тщательно усвоенной вежливой улыбкой. Здесь «хозяева жизни» с пафосом рассказывали об успешном бизнесе, помалкивая, что уже три месяца не платят своим сотрудникам зарплату, хотя требовались для этого не бог весть какие деньги… Но если сгрести их в кучку, можно купить новой девочке новенькую машинку красного цвета, шиншилловое манто, а если будет себя хорошо вести, еще и свозить в Ниццу. Она ведь так хотела попробовать настоящую итальянскую кухню…

Крутые бизнесмены, швыряя на чай официанту минимальную зарплату среднестатистического россиянина, помалкивали о то и дело накатывающей волнами паранойе, когда все вокруг казались предателями и шпионами. И тогда в отдельно взятом королевстве начиналась война!

Любовницы, уличенные в адюльтере, мнимом или реальном, вылетали из насиженного гнездышка лишь в том, что было на них надето. Заместители, заподозренные в финансовых махинациях, с позором изгонялись с работы. С треском выкидывали простых сотрудников, выслушав очередного доносчика…

Но все это было там, за сверкающим занавесом!

Не лучше выглядело и новое поколение, пропитанное кокаином, силиконом и пороками. Они приезжали в «Сноб», уже подогретые торопливым сексом, снятым камерами мобильных телефонов, пили коктейли с абсентом, думая, что делают это шикарно и, несмотря на установленные в туалетах специальные приглушенные лампы, умудрялись попасть в вену… После их визитов на раковинах оставались следы кокаина. В узких коридорчиках, ведущих в вип-аппартаменты, слышались визг, хохот и стоны, страстные или страшные. Слева покрикивала от не испытываемого наслаждения грудастая Барби, которую пялил молодой кавказец, одетый лишь в загар и дорогие часы. Справа постанывал брошенный псевдо-друзьями мальчик с белокурыми кудрями, умирающий от передоза… Через час Барби уедет с новым другом в его квартиру на Воробьевых горах и проживет с ним целых две недели, после чего ее место займет другая. Через час двое крепких мужчин вынесут труп юноши по узкой лестнице и, затолкав его в багажник машины, увезут в неизвестном направлении. Сколько их, красивых, легкомысленных, как мотыльки, пропало в черных ямах ночных заведений столицы?..

Самым любопытным было то, что далеко не все молодые люди имели право находиться тут. Они прибывали в компании «золотой молодежи», повиснув на сынках и дочках олигархов, попивая дармовую выпивку и униженно терпя оскорбления. Взъерошенные, как мокрые воробьи, эти были заметны с первого взгляда: по растерянным взглядам, нервным движениям и какой-то незримой угодливости…

Какая-то девица, хлопая наращенными ресницами, подсела на свободный стульчик у стойки и умильно поглядела на Егора. Грохочущая клубная музыка делала разговор невозможным. Поэтому Егор даже не сделал попытки расслышать, что ему говорила юная фея. От коктейлей уже пошатывало. Егор нетвердой походкой отправился на поиски Инны.

За столиком ее не было. На вопрос, где она, никто не мог ответить, только Аксинья странно ухмыльнулась и скосила глаза вбок. Егор нахмурился. Аксинья состроила гримасу: мол, ты совсем дурачок, что ли? Егор повернулся в указанном направлении. В каком-то темном закутке стояли, прижавшись друг к другу, двое.

Инна и Евгений Романенко целовались, позабыв обо всем на свете. Руки Инны сплелись на шее знаменитого фигуриста, а его ладони жадно шарили под наполовину расстегнутой блузкой Инны. Егор оторопело смотрел, как на спине мачехи под тканью возникают горы и холмы от постоянно движущихся ладоней Романенко. Егор стиснул зубы и отступил назад, не желая больше ничего видеть.

В этот момент в него врезался официант.

За буханьем музыки хруст и звон бьющейся посуды был практически неразличим, но Инна и Евгений отпрянули друг от друга, растерянно глядя на Егора. Тот, низко опустив голову, исподлобья посмотрел на них, потом стремительно пошел к выходу. Оценив ситуацию, Инна бросилась следом. Официант ползал на коленях, собирая осколки на поднос. Романенко тупо наблюдал за этим, не зная, на что решиться. Руки, засунутые в карманы, сами собой сжались в кулаки.

Инна догнала Егора на лестнице. Тот, шагая как автомат, не обращал внимания ни на ее крики, ни на дробный перестук каблучков, пока она не схватила его за руку.

– Подожди, куда ты летишь, – воскликнула она, вцепившись в его локоть.

Егор послушно остановился. Инна, развернув пасынка к себе лицом, вздрогнула. На нее смотрели глаза мужа, налитые кровью, безумные и опасные.

– Егор, давай отойдем в сторонку, я тебе сейчас все объясню. Ты просто все неправильно понял.

Егор неприятно рассмеялся.

– Я почему-то думал, что ты именно это и скажешь.

– Ох, пошли вон туда, – прошипела Инна, ловя на себе взгляды любопытствующих. Егор вяло сопротивлялся, но Инна, перепуганная перспективой объяснения с мужем, в этот момент была способна в одиночку справиться с дюжиной боксеров-тяжеловесов. Затолкав пасынка в наименее людный уголок холла, Инна усадила его на кожаный диванчик.

– Дай сигарету, – нервно попросила она.

Егор пошарил в карманах и сунул ей пачку, в которой болталась последняя, и недорогую зажигалку. Ее попытки прикурить ни к чему не привели – в зажигалке кончился газ. Несколько раз нервно нажав на кресало, Инна бросила эту затею и вытряхнула на диван содержимое сумочки. Найдя свою зажигалку, Инна жадно закурила, выдыхая дым, как паровоз-истерик. Молчание затягивалось.

– Ну, да, – устало сказала она. – У меня роман с Женькой. Мы редко видимся. У него жена, у меня – Боталов. Он собирается разводиться, я же все смелости никак не наберусь. У Женьки сын, у нас с Сашей дочь. Боталов меня никогда не отпустит…

– И что? – холодно спросил Егор. – Мне для чего эти откровения? Ты, между прочим, моего отца обманываешь. Как прикажешь реагировать?

– Егор… Понимаешь, все куда сложнее, чем ты думаешь. Твой отец далеко не святой человек. Я бы сказала даже – совсем не святой. И моя жизнь с ним – каторга, тюрьма, из которой не выбраться. Пока ты не ощутил этого на себе, пока тебе все кажется сказкой. Но рано или поздно ты со мной согласишься и все поймешь!

– Инна, я не хочу этого слушать…

– Я прошу тебя ничего не говорить отцу, – перебила его Инна. – Ну, подумай сам, кому ты сделаешь лучше? Он и так уже догадывается, но, пока я сижу взаперти, у него нет повода. Разведется он со мной, что дальше-то будет? Не со мной, тут как раз все ясно. С тобой что будет? Новая мачеха может оказаться не такой лояльной. Или ты надеешься, что Саша вернется к твоей матери?

– Инна, хватит…

– Егор, я тебя очень прошу, пожалуйста… Я сама расскажу, когда придет время.

– Инна, – прервал ее Егор, – ты понимаешь, о чем меня просишь? Это, черт побери, мой отец!

Его голос, жесткий и холодный, ударил по ушам Инны. Она зажмурилась и, откинувшись на подушки, затянулась, глотая дым и застрявшие в горле слезы.

– Егор, а как же Алиса? – негромко спросила она. – Ей и так живется несладко. Мы ведь только на людях счастливая пара. Дома без конца ругаемся, и этому конца нет. Если бы ты знал, как я хочу уйти…

– Так уходи! У твоего конькобежца небось не в Бутово халупка и деньжата водятся…

– Если я попробую уйти, через неделю меня найдут в Москве-реке, – глухо сказала Инна и раздавила окурок в пепельнице. – Твой отец – страшный человек. Ты даже не представляешь, сколько скелетов в его шкафах!

– А в твоих? – парировал Егор.

Инна открыла рот, чтобы ответить, но прямо над ее ухом раздался жеманный голос, заставившей ее прекратить диалог.

– Инна, мусик, как я рад тебя видеть!

Егор поднял глаза.

Рядом стояло нечто, отдаленно похожее на мужчину: тщательно налакированные волосы стояли дыбом, простецкое, почти крестьянское лицо было тщательно затонировано, маленькие глазки подведены. Существо было облачено в белую рубашку с кружевным жабо и обтягивающие штанишки из сине-зеленой кожи, переливающейся мелкими чешуйками. Существо протянуло Инне тощие ручонки, увенчанные россыпью колец, и с силой выдернуло ее с дивана.

– Тебя так давно не было видно, – щебетало существо, почти прикасаясь щеками к лицу Инны в приветствии. – Неужели твой тиран и деспот решил навеки заточить тебя в башне? Но ты нашла силы сбежать? Какая молодчуля! Смотри, что на мне! Это последняя коллекция Готье. Отвалил сумасшедшие деньги. И только что увидел еще два таких же наряда, причем один – на Алмазове! Ну не свинство ли?! А кто этот пусик с тобой? Ты времени зря не теряешь…

– Пусик – это сын тирана и деспота, – ответила Инна. – Знакомьтесь: Егор, журналист, очень способный. Он недавно в Москве. А это – Антуан, певец, наша новая звезда.

– Очень рад, – пропел Антуан и ловким движением бедра оттеснил Инну куда-то вбок. – Между прочим, для друзей я просто Тоша.

Вспомнив о неудачной попытке Насти организовать интервью с Антуаном, Егор хищно улыбнулся.

– А я так просто счастлив! – в тон Антуану пропел он и с силой пожал руку, безвольную, как лапка мертвого бройлера. – Егор, для друзей просто… Егор.

Подхватив Антуана под локоть, Егор потащил его в сторонку.

Антуан запрокинул голову и глупо захихикал.

– Егор, – робко позвала Инна.

Тот обернулся.

На лице пасынка Инна увидела улыбку – тонкую, как у гадюки.

– Не бойся, – прошипел он. – Я не скажу.

Мечты – они, как песчаные замки.

Ты их возводишь, громоздя одну на другую, а потом кто-то наступает на сооружение кирзовым сапогом.

Влажный, осыпающийся звук – и нет мечты.

Финита!

Кому-кому, а Диме об этом было известно прекрасно. Уже год он жил в Москве, а удача по-прежнему стояла тылом, не думая обернуться даже в мимолетном проявлении благосклонности. Утром – занятия по вокалу в училище, ночью, раз в два дня – дежурство в магазине…

Осень уже брала свое. По вечерам в городе царили сырость и холод. В магазине еще не включили отопление, да и дома, на съемной квартире, было зябко. Вдвоем с Маринкой они купили обогреватель, выбрав самый дешевый и маленький, но толку от него почти не было. Ночью, набросав на себя все, что было теплого, они стучали зубами, лежа на толстом ватном одеяле. Одолженный Егором надувной матрац Маринка случайно проколола ножом, когда по примеру аристократии решила позавтракать в постели. Дима страшно ругался, ведь именно ему пришлось идти к Егору и униженно просить прощения за испорченную вещь. Хорошо, хоть тот не потребовал вернуть деньги немедленно…

После трагической гибели матраца Марина, чувствуя за собой определенную вину, умудрилась где-то раздобыть кровать: старую, обшарпанную, с растянутой сеткой и дряблым ватным матрацем. Спать на ней было тоже не слишком удобно, но, по крайней мере, гораздо теплее. Однако в последние несколько дней Диме все чаще приходилось ночевать в других местах: то у Егора, то на работе, то еще где-нибудь, потому что Марина, отчаявшись захомутать красавчика-соседа в свои тенета, решила устраивать личную жизнь с любым потенциальным женихом.

События последнего полугодия жизни Димы развивались какими-то неровными толчками: вверх, вниз, пауза… Однако в этой кривой глубина падений была куда круче, чем траектория взлетов.

Он стоял на улице, мрачный и пришибленный.

Только что закончилось очередное прослушивание на роль в мюзикле. Маринка, ошарашенная новой возможностью, прилетела домой как безумная, начала тормошить и требовать, чтобы он пошел с ней:

– Дима, это молодежный мюзикл, почти как на Бродвее! – орала она. – Об этом пока мало кто знает! Ну, вставай же, скорее, пока туда не сбежалась вся Москва…

До здания, в котором проходил кастинг, Дима и Марина долетели за час, что, учитывая расстояние, явно превышало человеческие возможности. В метро влетели, когда двери поезда уже закрывались, маршрутку пришлось брать штурмом, используя гитару как оружие. Сидя внутри, Маринка начала истерически подхихикивать и тыкать пальцами куда-то вбок. Дима скосил глаза на собственное плечо и увидел толстый шов. В спешке он надел кофту наизнанку. Маринка хихикала и кренилась на бок, заваливаясь на недовольно косившуюся на нее толстую тетку в вязаной безрукавке. А вот Дима почему-то не разделял веселья подруги. В сердце зашевелился червячок нехорошего предчувствия: зря едем, все зря…

Так оно и вышло.

Уже на подходе к бывшему Дому пионеров Дима и Марина увидели змеившуюся очередь – как минимум сотня претендентов на роль! Однако в этой очереди что-то было неправильное… В воздухе витало странное напряжение. Никто не распевался, почти никто не разговаривал. Лица молодых людей были напряжены и серьезны.

– Странно, – медленно сказал он. – Будто на бойню идут. Чего все такие злые?

– Никто внутрь не заходит, – ответила Марина, вытягивая шею. – Кажется, двери закрыты. Неужели прослушивание уже началось? Мы же вовремя приехали…

– «Мало кто знает», – ехидно процитировал Дима подругу. – «Пока вся Москва не сбежалась»… Да вся Москва уже тут. И, похоже, с утра. Чего такой ажиотаж-то?

– Мюзикл американцы продюсируют, – процедила сквозь зубы Марина. – Насколько я знаю, приличные бабки будут платить. Что-то вроде «Нотр-Дама». Говорят, даже Алмазов согласился принять участие. Премьера на Новый год ожидается, вроде бы по одному из центральных каналов покажут…

– По телику?

– Ну да, а что?

Дима вздохнул.

– Дура ты, Маринка. Кто же нас с тобой в «ящик» пустит? Тем более если сам Алмазов согласился принять участие. Да там даже массовка из звезд будет! Пошли отсюда.

– Ты с ума сошел? – яростно прошипела Маринка. – Это же шанс, понимаешь? Шанс!!! Да я тут костьми лягу, а попаду на прослушивание!

– Где ты уже своими костьми не ложилась, а толку чуть, – ехидно фыркнул Дима.

Марина покраснела и зло сощурила глаза.

– Не хочешь, не надо, можешь уходить, я тебя не задерживаю, – процедила она. – А я хоть до ночи останусь. Потом будешь локти кусать, и не говори, что я тебя не предупреждала!

Марина вырвала гитару у Димы и решительно направилась к очереди. Он посмотрел ей вслед, не зная, тащиться за ней или послушаться голоса разума и вернуться домой. Девушка, усиленно работая локтями, продиралась сквозь толпу, игнорируя недовольные реплики. Она еще несколько минут надеялась, что Димка побежит следом…

Черт побери!

Она возилась с ним уже несколько месяцев.

Да, это он пустил ее пожить к себе домой. Но разве она не отработала его гостеприимство в койке? Разве не она стирала его грязные джинсы в старой ванне, старательно игнорируя сальные шуточки пьяного соседа, который всегда приходил помочиться в тот момент, когда Марина устраивала стирку или собиралась помыться. Задвижка на хлипкой двери отсутствовала. Несколько раз Марина с визгом хлестала ввалившегося в ванную соседа мокрыми джинсами. Тот мерзко хихикал и уворачивался. Дважды он заходил в те минуты, когда она, красная и распаренная, сидела в ванне, одетая лишь в пену, а один раз он застал ее совершенно голой, когда она только-только стянула трусики и задрала ногу, чтобы забраться под душ. После этого случая Димка соорудил в ванной запор в виде тонкого крючка из проволоки. Но мастер из Димки был тот еще! Крючок плохо держал дверь, при нажатии она открывалась на пару сантиметров, позволяя сунуть в щель карандаш и поддеть крючок. Впрочем, если сосед пытался войти, Марина успевала прикрыться. Поэтому тот выбрал другую тактику: приоткрывал дверь и, сопя, наблюдал за процессом мытья, старательно шуруя потной рукой у себя в штанах…

Переезд в новую квартиру, пусть даже совершенно неприспособленную к жизни, стал для Марины сказкой. Наконец-то можно ходить по квартире, не беспокоясь о пьяном соглядатае, не прятать деньги, вещи, не бояться, что по возвращении выяснится, что ее любимая гитара уже несколько часов принадлежит мужику из соседнего дома!

Да, конечно, за переезд в какой-то степени следует благодарить Димку. Но, в конце концов, это не его заслуга! Просто он оказался в нужном месте в нужное время. Да и к Егору бы не пошел – Марина настояла, когда разоткровенничавшийся Димка вскользь упомянул о богатеньком папике нового знакомого. Вот только прибрать к рукам не получилось ни папу, ни сыночка…

Марина ревниво припомнила ногастую блондиночку-мачеху, волоокую, ухоженную. Таких не меняют на унылых хомячков! Да и сыночек оказался не промах. Переехав, Марина то и дело поднималась наверх: то соли одолжить, то сахару, старательно выбирая наряды из немудреного гардероба. Тут подтянем, там подберем, грудь нараспашку, в глазах поволока…

Бери меня, я вся твоя!

Но Егор почему-то «брать» отказывался и в гости не приглашал, оставляя томиться в прихожей. Трижды на голос из глубины его квартиры выходили девицы – всякий раз другие: брюнетка, блондинка и даже эмо с розовыми волосами. Всучив соседке сахар или соль, Егор с неизменной вежливостью выпроваживал Марину прочь. И только в глазах, черных, как ночное озеро, светилось презрение.

Сволочь…

Марина пристроилась в хвост очереди и, обняв гитару, угрюмо уставилась вперед. Спустя четверть часа дверь приоткрылась. Толпа заволновалась и рванула на штурм. Марина бросилась к дверям вместе со всеми, не заметив вышедшего с черного хода Егора.

Димке повезло больше.

Спотыкаясь обо все подряд, придерживая руками сползающие модные джинсы от псевдодизайнерского дома моды, Дима побрел к остановке и буквально налетел на Егора, торопившегося к своему автомобильчику.

– О, привет, – удивился Егор. – А ты тут откуда?

– На прослушивание с Маринкой пришли, – ответил Димка.

Хорошо бы Егор направлялся домой и подвез его! Иначе опять придется тащиться через всю Москву в маршрутках, потом в метро. С неба сыпалась какая-то мокрая пакость, сущее наказание, а не дождь…

Унылая беспросветность.

Бесперспективняк…

Слово, которое Димка выговаривал с первого раза, а у Маринки никак не получалось, отчего она злилась и долго, тщательно тренировалась по слогам.

– Чего ж не остался? – весело спросил Егор. – Если ты домой, садись, подброшу.

– Спасибо, – с благодарностью сказал Димка, дождался, пока «Фольксваген» хрюкнет сигнализацией, и забрался в уютное, пахнущее кожей нутро автомобильчика. – Я решил, что нет смысла оставаться. По слухам, мюзикл будет из звездного состава.