– Я это вёл к тому, что у всех религий есть одна основная задача – подготовка к загробной жизни. С этой точки зрения ошибки в земной жизни очень важны. Всё время, пока мы здесь, нами строится, как бы это сказать, – он пощелкал пальцами, находя подходящее слово. – Каменная лестница для перехода на следующий уровень.

– Карма, – кивнул я.

– Да, можно и так сказать. Когда человек ошибается, он должен исправить или преодолеть то, что сделал, создавая некий клей между ступеньками. Трудности и исправление помогает укрепить наш дух, сделать нас опытней и сильнее в этой жизни, чтобы в следующей идти дальше. Без клея лестница рухнет, и я даже боюсь предположить, что ждёт человека после жизни, который совершенно не ошибается. Наверное, колесить по вечному кругу или идти вниз на предыдущие «лестницы».

От слов «колесить по вечному кругу» мне стало жутко не по себе. Меня всегда воротило от мистических бредней, да и в этот раз мой разум сопротивлялся со стойкостью последнего повстанца, но ведь мой ежедневник и есть «мистификация» в моей реальности.

– Простите, а как ваша фамилия, если не секрет? – вспоминаю я об истиной цели поездки.

– Не секрет, Фрунзин. А что? – есть, попался, «вторая сторона договора».

– Извините, а вы не вспомните, двенадцать лет назад вы заключали договор аренды на неделю…

– С книжным магазином, – спокойно продолжил сосед по столику. – Конечно помню! Про эту историю все мои друзья знают, да я никогда ничего и не скрывал.

– Не поделитесь?

– Мне прислали странную инструкцию, документы на мое имя и вознаграждение. Мы с ребятами тогда проверили несколько раз – вроде все чисто. Вот я и воспользовался загадочной помощью.

– Помощью? – эта история имеет намного больше общего с моей, чем я предполагал. Неужели он тоже предприниматель? – Какой помощью?

– Мы тогда задумали открыть музыкальный клуб, у которого была концепция вне времени и формата. Ну и как всегда – амбиций море, а денег хватало только на сосиску в тесте. Поэтому та сумма нас спасла. И вот!

При этих словах он обвёл рукой помещение и улыбнулся. Меня же ждало новое открытие – я внезапно осознал, что никогда не связывался с теми, кто что-то создает. Трудности в бизнесе, нехватка финансов или угроза банкротства – да, но чем именно занимаются мои должники, меня никогда не волновало. Те, кто передали мне ежедневник наоборот знали, что делали. Их средства не пропали даром, а ушли в созидание.

Черта под «Итого» становилась чернее некуда. Кто хозяин ежедневника, и что за сила за ним стоит – большая тайна. Если у меня есть карма, то я её почти уничтожил, и что принесёт мне вся эта история – непонятно.

– Прости, – предпринимаю последнюю попытку. – А был обратный адрес на конверте с инструкцией и договором?

– Нет, не был. Иначе, я бы поблагодарил этих людей.

Это тупик.

Глава 7

Возраст: 33 года

Место: Москва

Сырая земля с тяжёлым стуком падала на крышку гроба, с каждым взмахом лопаты всё больше скрывая последнее пристанище покойника. Эти звуки гигантским молотом вбивают в меня ледяной кол от макушки до самых пяток, будто меня пригвоздили к промёрзлой земле, парализуя любое желание двигаться. Похороны всегда вгоняли меня в тупой ступор, и мысли теряются где-то в районе груди глухой пробкой, от которой и дышать тяжело, и говорить не хочется, и аппетит терялся на несколько дней вперёд.

Однако моей Анюте было гораздо хуже. Два дня назад её словно выключили, когда она узнала о смерти своего брата. До того активная и жизнерадостная девушка искрила по нашей квартире идеями и планами, заполняя пространство вокруг себя теплым уютом. Услышав телефонный звонок, она спрыгнула с дивана, успев стукнуть меня по плечу своим кулачком, и поговорив по телефону исчезла в самой себе. Снаружи от неё осталось только выбеленное лицо и стеклянный взгляд. Моя жена не плакала, не закатывала громких рыданий со стонами и причитаниями. Нет, не было ничего подобного. Аня просто ни на что не реагировала, до самых похорон оставаясь ходячий мраморной статуей, огромными партиями запихивающая в себя противно пахнущие лекарства.

Когда Лёшу закапывали, моя благоверная стояла пошатываясь, уткнувшись взглядом в заполняемую землёй яму. Она молча плакала с застывшим лицом, и только белые ручки яростно теребили носовой платок. Складывалось впечатление, что еще мгновение, и она нырнет в яму вслед за своим братом.

Двинувшись вместе с процессией к выходу, Аня облокотилась об мою руку, и я повел её до машины. И опять ни слова – только гнетущее молчание, чавкающая земля под ногами и противный весенний дождь, бьющий по нашему зонтику тяжелыми серыми каплями. Сев в машину, Анька в конце концов разрыдалась. Сам не в силах сдержаться от слёз, я вышел из машины. Когда горе утраты переполняет, не хочется ни на кого вываливать тёмную массу своих переживаний, намачивая верхней край жилетки. Наоборот, возникает потребность переосознать произошедшее в себе, понять и принять это, и в конце концов найти себя в мире, где этого человека больше нет.

В конце концов слёзы и сигареты у меня закончились, и я решил сесть за руль обратно, а заодно и привести Аньку в порядок.

– Как ты, солнышко? – спросил я, застегивая ремень безопасности.

– Нормально, – гнусаво ответила она. – Прости, сорвалась…

– Не смей так говорить, я всё понимаю и…

– Слушай, Саш, я долго думала… И поняла…

Анька вновь уронила голову в платок, конвульсивно сотрясаясь от рыданий. На этот раз она быстро взяла себя в руки и оправилась буквально через минуту.

– Я долго думала… – она явно была в замешательстве. Давненько я не видел свою жену в таком состоянии, с трудом подбирающую слова, сражаясь с внутренними сомнениями. Даже свой висок она массировала особенно яростно. – Я понимаю. Всё понимаю – это порядок вещей, и нарушать его нельзя. И все же, ты бы не мог… Одолжить… Да, одолжить ежедневник. Мне нужна одна, всего одна запись.

– Ты хочешь спасти Лешу? – спрашиваю я.

– Прости… – она вновь начала плакать, не в силах взять себя в руки. – Я понимаю – так нельзя…

– Почему нельзя?

– Ну как же, – Анька даже немного забылась. – Кто его знает, может для наших душ нет времени. Может для них не существует ни начала, ни конца… Ну, в нашем понимании? Вдруг, если мы отправляемся назад и спасаем жизнь, то вытаскиваем на этот свет не того, кто жил раньше, а лишь его физическую оболочку, когда душу уже вернуть невозможно. Поэтому и сомневаюсь.

– А если без сомнений, то ты хочешь не дать Лёше сесть в ту машину?

– Угу, – ответила она, и воспоминания о гибели её брата вновь вызвали приступ слёз. Я понимаю её, мне тоже жалко Лёху, он занимал хороший кусок моей жизни, и вместе с его кончиной этот самый кусок из меня вырвали с корнем. Но было кое-что ещё, что угнетало меня кроме самого факта смерти.

– Это не поможет, – отрезал я, чувствуя что во мне вскипает раздражение и злость.

Аня постаралась прекратить плакать.

– То есть? – всхлипывая переспросила она.

– То и есть. Не получается. Ты помнишь, откуда у него эта машина?

– Он её купил две недели назад…

– Всё верно. А деньги у него от меня. Помнишь, около месяца назад мы с ним в баре сидели? Он у меня денег хотел занять, а я ему за место этого результаты матчей на неделю расписал. На выигрышные деньги он эту машину и купил.

– Так не говори ему результаты матчей и всё! – взволновано парировала Аня.

Ох, милая моя, если бы это «и всё» заключалось в таком простом действии, ты бы сейчас не на поминки ехала, а со мной в Италию летела.

– Ты думаешь, я идиот? Конечно два дня назад я так и сделал. Но это не помогло – тогда твой брат повесился от безысходности.

– Так дал бы ему сумму, но не такую большую…

– Твою мать, Аня! – я стукнул по рулю, не в силах больше сдерживаться. – Твою мать!!! Ты думаешь тебе плохо и больно от потери брата? Я пережил восемь его смертей. Восемь! Я перепробовал всё – давал денег, не давал, и работу ему предлагал, и охрану приставлял, и сам с ним находился. Ничего не получилось. Даже когда я его насильно отвёз в элитный санаторий, у него ни с того ни с сего просто остановилось сердце…

– Боже… – Аня с ужасом наблюдала мою тираду, не смея даже пикнуть. Она даже и вообразить не могла, что я испытывал в эти два дня, которые обернулись для меня двумя неделями сплошного кошмара.

Каждая новая смерть становилась новым кругом ада. Я знал, что Лёха должен умереть, но ничего не мог с этим поделать. Вновь и вновь Анька уходила в себя, охваченная горем утраты. Я уже стал ненавидеть этот проклятущий телефон, с его грёбанными новостями. Вновь и вновь меня окатывала волна тупой немощности из-за потери друга и осознания собственного бессилия. Меня словно выжигали изнутри на протяжении двух недель без остановки.

– Значит это судьба… – потупив взгляд, прошелестела моя спутница

– Чёрт-чёрт-чёрт! – меня несло по инерции. – Грёбаный фатум, грёбаный ежедневник, гребанное всё!!!

– Сашенька, ты чего?

– Ты что, не понимаешь? У меня в руках сила, которая меняет ход времени. Ты представляешь, какая это власть?! А я ничего не могу поделать с одним единственным событием…

– Может ты не с того начинал исправлять?

– Ты меня учить будешь? – я в секунду вытащил ежедневник из кобуры и кинул его Аньке на колени. – На, сама бери и делай, если такая умная.

Она не мешкая взяла книгу и уже потянулась за ручкой, как что-то её остановило, и моя жена замерла с вытянутой рукой, вопросительно прожигая ежедневник глазами. Ритуально помассировав висок, она отмерла и захлопнула книгу.

– Нет, – отрезала она. – Мало ли… Нет-нет… Я за это не возьмусь.

– Хорошо, давай по-другому, – я схватил ежедневник и положив на руль, раскрыл его. – Вот так сойдет?

В моей голове фонтанировало месиво из обиды и гнева (больше на самого себя и отчасти на ежедневник), сжав в крепкие тиски мой измученный разум. Находясь на грани истощения, я ударился в крайность, словно протестующий подросток, и трясущейся рукой написал дату своего рождения с пометкой «я родился».

– С этого момента всё исправлять?

– Ты сдурел совсем?! – вскрикнула она. – С ума сошел? Хватит истерить и возьми себя в руки, идиот! Ты хоть представляешь какие последствия могут быть, если это зачеркнуть? Ты вообще о последствиях последние лет десять задумывался, или для тебя это слово совсем перестало существовать?

Аня так вошла в раж, что совсем забыла и про себя, и про своего брата. Она вырвала ежедневник из моих рук и бросила его на заднее сиденье как нечто грязное и противное.

– Придурок! – не могла она успокоиться.

– Прости, – начал я остывать. – Я очень устал. Хотел вернуть Лёшу и провёл две недели в какой-то непонятной погоне. Вся эта история с неудачными попытками в конец меня вымотала.

– Да, я понимаю, – она тоже взяла себя в руки, вновь начиная всхлипывать. – И ты прости. Лёшку уже не вернёшь и надо учится с этим жить. Слушай, что у тебя с кондиционером? Жарко как-то…

Бедная Анюта – похороны плюс скандал дают довольно неслабую сумму, наваливающуюся тяжёлым камнем на бедный организм, вот температура и скакнула.

– Всё нормально, это тебе жарко, а не в… – я не успел договорить, как Анька уже начала колдовать на панели «климат-контроля», порхая своими пальчиками-бабочками над цветками-кнопками. Как и полагается всякому пассажиру, она совершенно не понимала куда нажимать и зачем все эти светящиеся кнопочки, а попытки помочь ей были встречены шлепком по моей ни в чём неповинной кисти. Минуту промаявшись, моя жена каким-то образом начала набирать не очень хорошую комбинацию, которую знал только я.

Ой, нет. Ой-ёй, нет-нет!

Щёлк!

– Сашенька, что это? – уставилась она на тайник, открывшийся справа от моего сиденья.

– Это пистолет, – как можно хладнокровней ответил я. Не хватало еще оправдываться в этот день за оружие.

– Боже, зачем тебе?

– Так, знаешь что! – я закрыл обратно тайник и настроил кондиционер похолодней. – На всякий, как говорится. Нужно же мне быть спокойным…

– Ох, солнышко, – выдохнула она. – Осторожней, Сашка. Бога ради, будь осторожней.

– Хорошо.

Я отвёз Аню на поминки, но сам в дом заходить не стал – не было во мне сил сидеть за столом, где сконцентрировано гнетущее настроение по ушедшему. Хватит с меня. Во всей бесконечной вселенной я хотел лишь в душ, крепкий сухой скотч и баньки. Через час я подъехал к своему дому и уставившими глазами искал место, где можно было припарковать свою «Марусю». Стоило мне увидеть подходящую пустоту для своей машины, как в моё окно кто-то постучался.

Так и хочется прокричать «Судьба, баста! Хватит меня испытывать!», или небесным прейскурантом мне сегодня покой вообще не предусмотрен?

– Да, – почти прокричал я, открывая окно, но тут же сменил тон, вместе с этим избавляясь от усталости и натягивая на своё лицо улыбку. – Чем могу быть полезен?

На меня смотрела маленькая фотография Кирилла Павловича, аккуратно вклеенная в его собственное удостоверение. Собственно, рука держащая «корочку» принадлежала ему же.

– Александр Георгиевич? Нам нужно с вами поговорить. Не хотелось вас врасплох дома заставать, поэтому решил к вам на улице подойти.

Скотина, как всегда вежлив до зубного скрежета.

– Хорошо, я только припаркуюсь, – ответил я такой же сладенькой вежливостью и закрыл окно.

Ох и дурное у меня предчувствие на это раз, ох и дурное!

Одновременно выполняя манипуляции с разворотом автомобиля, я быстро набрал нужную комбинацию на электронной панели, открыл тайник, и, стараясь двигаться как можно незаметней, переложил пистолет себе в пальто.

Анькино предостережение «Будь осторожней» звучало эхом в моей черепной коробке, что пугало меня ещё больше. Всё это очень скверно пахнет.

Закрыв «Марусю» я пошёл к Кириллу Павловичу, ожидавшего меня возле чёрной иномарки, припаркованной неподалёку от моего подъезда. За восемь лет Павлович ни раз ко мне наведывался с целью «побеседовать», и каждый раз наша встреча заканчивалась ШМЯКом, который исправлял ситуацию. Но сегодня всё было иначе: не было рядом с ним подкрепления, и машина была не та, и домой он ко мне ни разу не приходил. Кирилл Павлович ждал меня возле своего авто как-то напряжённо, словно куда-то спешил.

– Вы хотели побеседовать у меня дома? – как можно спокойней говорю я.

– Угу, – он смотрел на меня исподлобья, сканируя острым взглядом. Никогда он так на меня не смотрел. Открыто и враждебно. Какая муха его укусила? – Ну, что скажешь?

Только сейчас я заметил, что в его машине кто-то сидел. Таинственный «некто» вышел из чёрной иномарки, показываю свою гладковыбритую голову, огромные, как у кота Базилио, чёрные очки и белою трость с красными полосами. По всей видимости он был слепым.

– Ого! – удивился лысый. – Я такого никогда не видел.

– Давай вердикт! – не сводя с меня глаз ответил Павлович.

– Сейчас, – лысым оказался молоденький паренёк, каким-то образом затесавшийся в компанию моего преследователя.