– Да, наградили имечком родители. Кстати, известные питерские театралы…, – начал Леопольд явно длинный рассказ о генеалогическом древе своей семьи, но был бесцеремонно прерван Василисой.

– Леопольд Казьмирыч, – так именно она его обозвала, обрезав отчество на свой манер, – расскажите нам наконец про бабу Соню.

– Кхм, не нужно так кричать о ней. Она, как бы это чётче выразиться. Бестелесная субстанция. Вот кто, – произнёс он полушепотом.

– Какая суб что?, – опешила Лиса.

– Привидение то бишь, – уточнил театрал.

Немая сцена. Мы стоим с открытыми ртами и смотрим то на Леопольда, то в темноту коридора, от куда мы пришли. Люди вокруг начали на нас оглядываться.

– Да Вы не волнуйтесь так. Она мирная и тихая. Вот кто ей понравится, то тому является и пускает без билета. Программку даст и бинокль за пять копеек тоже. У нас в музее берёт. Но ни разу не ошиблась. Вот и сегодня у нас действительно «Евгений Онегин», – начал нас успокаивать работник, тьфу, служитель Мельпомены.

– А кем она была до, так сказать…, – спросил я.

– Билетёршей, и на своём посту и умерла… в Блокаду, – грустно ответил Леопольд и тут же добавил, – но она весёлая, в день снятия Блокады в январе 44-го, который был последним рабочим днём театра перед ремонтом, она в конце представления вышла на сцену, таща на верёвке ящик настоящего французского шампанского, да и потом, когда захочет, то по бутылочке его дарит. Видно, тут есть погребок, который она только знает. Ведь из музея то программки и бинокли таскает…

В этом месте нашей беседы прозвенел первый звонок.

– Ой, а я Вам про наш театр так и не успел ничего рассказать. Я быстро…

И он начал свой краткий экскурс в историю «Мариинки»:

– Сегодня Мариинский или Кировский театр является визитной карточкой Санкт-Петербурга то бишь Ленинграда, его заслуженно причисляют к старейшим и лучшим мирoвым теaтрам oперы и бaлетa. А берёт он своё начало от Большого театра, основанного в 1783 году по приказу императрицы Екатерины II, которая абсолютно не думала, что он будет выполнять такие функции. Поначалу на его сцене ставили музыкальные и драматические спектакли. Πocле того, как построили нoвoе здaние в 1859 гoду, театр решили назвать Μapиинским в честь супpуги Алексaндpa II – импеpaтpицы Μapии Алексaндpoвны. С 1935 года он также носит название – Ленинградский ордена Ленина и ордена Октябрьской Революции академический театр оперы и балета имени С. М. Кирова, часто сокращённо – Кировский театр. Прижились оба названия и используются в зависимости от описываемых событий его истории, – уточнил Леопольд и продолжил:

– Первый театральный сезон в новом здании открылся 2 октября 1860 года оперой Михаила Глинки «Жизнь за царя». Изначально опера имела название «Иван Сусанин». Но один из государственных министров, посетив репетицию, посоветовал переименовать оперу и назвать её – «Жизнь за царя». Михаил Глинка долго не соглашался. Для него важен был героизм Сусанина, это он хотел поставить во главе угла, сделать тему подвига центральной. Тогда было предложено и другое название «Смерть за царя». Однако, после рассуждений и дискуссий, выводом которых стало убеждение в том, что «за царей» надо только жить, закрепилось название «Жизнь за царя». И композитор согласился. Сейчас опера снова идёт под первоначальным названием «Иван Сусанин». Царей то нет !

– Кстати, для царской сeмьи в тeaтpe былa пoстpoeнa oтдeльнaя poскoшнaя лoжa. А в ней, есть пoтaйнaя двepь. И ведёт онa пpямo в гpимёpки apтистoв. Это было сделано для того, чтoбы любой из монархов мoг пoблaгoдapить арстистов пoслe выступлeний. Бытует легенда, чтo потайной дверью нередко пoльзoвaлся импepaтop Никoлaй II, чтoбы «особенно поблагодарить» свою любовницу бaлepину Μaтильду Кшeсинскую.

– Ааа, понятно теперь зачем к ней подземный ход прокопали из Зимнего, – прервала рассказ о театре, Василиса.

– Да, есть такая легенда, но я продолжу:

– За всю свою долгую и успешную деятельность Мариинский театр подарил миру многих великих артистов: здесь служил выдающийся бас, основоположник российской исполнительской оперной школы Осип Петров, оттачивали свое мастерство и достигли вершин славы такие великие певцы, как Фёдор Шаляпин, Иван Ершов, Медея и Николай Фигнер, Софья Преображенская.

На сцене блистали артисты балета: Матильда Кшесинская, Анна Павлова, Вацлав Нижинский, Галина Уланова, Рудольф Нуреев, Михаил Барышников. и многие, многие другие.

– Кстати, о привидениях. Если Вам явиться тут Шаляпин и станет гневно требовать ему доплатить или хотя бы налить выпить, то гоните его на ху…, тьфу, прочь. А то он потом орёт всю ночь и сторожей, то пугает, то спаивает, – закончил свой рассказ о театре Леопольд, аккурат под второй звонок.

– Пройдёмте в буфет, – предложил он, – по старой театральной традиции, перед представлением непременно нужно выпить коньку, закусив это лимончиком, а даме позволительно и шоколадом, – пояснил Леопольд.

Так и поступили. Там как раз все уже разошлись занимать места. – Нам тропиться было некуда. Ложа наша от нас никуда не убежит и её никто не займёт, – заверил нас наш театральный гид.

– По пятьдесят самого лучшего, – скомандовал Леопольд буфетчице.

Та, заискивающе улыбаясь, метнулась исполнять со словами:

– Сей момент Липольд Казьмирыч будет спольнено.

Вторая товарка за стойкой проворно, тем временем, нарезала лимон. Через минуту, со словами: «Сив ю пле», на наш столик были буфетчицей водружены три рюмашки с янтарной благоухающей жидкостью, блюдце с лимончиком и плитка шоколада «Ленинградский». И со словами: «Шоб не бегать», ею также была поставлена початая бутылочка «Шустовского», с аббревиатурой КС, то есть «коньяк старый, выдержка не менее 10 лет». – Одесский завод коньячных вин возобновил его производство, прерванное Революцией, – вспомнилось мне.

– Вот молодец, так молодец, – похвалил Леопольд работницу общепита и подкрепил свою похвалу нежным поглаживанием аккуратной попы буфетчицы. Которая была явно не против и расплылась в улыбке, что сделало её лицо ещё более приятным.

Толчок локотка в мой бок со стороны Василисы, вернул меня к «суровой реальности», оторвав от разглядывания заманчивых прелестей «театрально-буфетной Сирены», которые, как известно из легенд Гомера, очень опасные женские существа, особенно обитающие у буфетов.

Совершив театральный обряд, мы ведомые Леопольдом заспешили в нашу ложу. Тот захвалил с собой всё нами недопитое и несъеденное.

В нашу ложу вела отдельная дверь из коридора, которую Леопольд открыл своим ключом и запустил нас во внутрь.

Мы попали в небольшую комнату. С диванчиком, столиком с тремя стульчиками вокруг. Никаких особых изысков не было. Наш театральный друг споро поставил всё унесённое им из буфета на столик. Затем вручив нам свежие программки взамен раритетов и пожелав приятного просмотра удалился, сославшись на дела и обязанности, правда указал на телефонный аппарат и справочник внутренних номеров и добавил: «Если что, звоните».

Как только за ним закрылась дверь, из-за другой двери донеслась музыка, которая, одновременно с третьим звонком, оповестила нас о начале оперы.

Мы поторопились туда. Выйдя за дверь, мы оказались почти перед самой сценой, с лева от неё. Внизу была оркестровая яма. На сцене разворачивалось первое действо.

Из театральной программки мы узнали, что «Евгений Онегин» – лирическая камерная опера в трёх актах, семи картинах, на музыку Петра Ильича Чайковского, на либретто Константина Шиловского, по одноимённому роману в стихах А. С. Пушкина.

Я оглядел зал. Он был битком. Что не удивительно. Разгар театрального сезона, как нам пояснил Леопольд. – Людям скучно, вот и прут в театр. А летом никого. Полупустой зал. Жарко, душно, все на Море или загородом, – жаловался театральный функционер.

В «Царском Ложе» тоже были люди. – По виду иностранцы. Видно, делегация, – решил я.

На сцене декорации, типа сад летом в поместье, куча людей, крестьяне поют заунывно.

Через десять минут Василиса и я начали откровенно зевать. Я её тихонько подёргал, привлек внимание и указал на дверь, мол «выйдем». Та согласно кивнула, и мы с ней вышмыгнули из ложи.

В комнате за столиком сидел грустный мужик в старорежимном сюртуке.

– Вы кто такой?, – спросил я у него удивлённо.

Тот медленно встал во весь свой немалый рос и принял позу.

– Ну, и что?, – спросила Василиса с вызовом.

Тот стушевался и грустно молвил в рифму:

– «О времена, о нравы. Уж никто не узнает».

– Вы же не Никулин, чтобы Вас все узнавали. Небось поёте тут…, – ответил я ему и прервался, начиная понимать.

– Да, пою. Вернее, пел. Ноооо !, как пел… Не то, что эти, – ответил гордо незнакомец и небрежно махнул в сторону двери, ведущей в ложу, от которой доносились звуки действа на сцене.

– А, что Вы поёте или пели?, – задала вопрос Василиса.

– Ну, из этого, – гость махнул в сторону ложи, – это ария Гремина.

– Ну, так напойте нам, раз Вы такой талант, а то там, мы чуть не уснули, – предложила ему ехидно Василиса.

– За так-с, не пою-с, – с апломбом ответил незнакомец, ещё больше приняв позу гордеца.

– Так, а сколько?, – спросил я с интересом.

– Извольте-с красненькую-с, – ответил с надеждой в голосе певец.

– Это ж сколько в рублях?, – уточнил я.

– Известно-с сколько-с – десять целковых, – ответил тот.

– Огооо, – возмутилась Василиса, – да столько и в ресторане не берут…

Не успела она договорить, как гость вспыхнул от гнева и выпалил:

– Я не кабацкий горлодёр…

Но затем, вроде как что-то вспомнив, говорит спокойно:

– Мне бы хоть на рюмашку или вот хоть сами поднесите, – и кивает на нашу початую «Шустовского».

– Так в чём проблема. Сами бы и налили себе…, – начал я удивлённо, но был прерван его гневным взглядом и отповедью:

– Воровать-с не приучен-с ! Сударь !

И уже более смиренно:

– Ну так, что? Нальёте неприкаянному служителю Мельпомены?

– Вначале спой, – потребовала Василиса.

– А, что петь то?, – спросил он.

– Ну хоть из этого, – она кивнула в сторону дверей в ложу.

И гость с охотой затянул:

«Любви все возрасты покорны,

Её порывы благотворны.

И юноше в расцвете лет, едва увидевшему свет,

И закалённому судьбой бойцу с седою головой.»

– Стоп, стоп, – замахал я руками, останавливая певца.

– Что, не понравилось?, – с опаской, вперемешку с обидой, тот спросил.

– Понравилось, но громко очень, – поторопился я его успокоить и в подтверждение пододвинул к нему полную рюмочку коньяка.

– Что есть, то есть, – сказал он довольно, успокоившись и взяв осторожно полный до краёв маленький сосуд «амброзии», ловко его опустошил. После, занюхал её рукавом своего сюртука и крякнул от удовольствия.

– А, как тебя зовут?, – спросила Василиса.

– Так Фёдором кличут, – коротко тот ответил.

– Послушай, Федя, а как нам от сюда до Англетера добраться?

– Так просто. Хош пёхом, а хош на извозчике, коли пятак не жалко, – удивился тот вопросу, – туточки рядом, рукой подать, – добавил он.

– А, можешь нас проводить? А то, мы не местные, – продолжила Василиса использовать аборигена.

– Так с превеликим нашим удовольствием. Чего хорошим людям не помочь, – при этих словах он бросил красноречивый взгляд на недопитую бутылку коньяка.

– Ну, тогда в путь, – предложил я и махнул в сторону двери в коридор и добавил, – а это тебе за труды, может что споёшь нам по дороге, – и указал на вожделенный им сосуд.

– Я Вас на выходе буду ждать, – сказал Федя нам в след.

– Наверное решил ещё рюмаху махнуть, – сказал я Василисе по дороге к гардеробу.

Под удивлёнными взглядами бабушек-билетёрш и гардеробщиц мы оделись и вышли на свежесть улицы. – Наверное, редко, кто уходит до конца первого акта, – сказал я Василисе. Та только хмыкнула неопределённо.

На улице нас уже поджидал Федя в шикарной бобровой шубе до самого полу и в такой же шапке-пирожке. В руках у него была импозантная трость. На ногах лакированные штиблеты. – Наверное из реквизита одолжил, хулиган, ха-ха, – подумалось мне.

Я что-то не мог вспомнить, как он мимо нас прошёл. Может через служебный выход. Но не важно. Наверняка, он же там служит.

Отойдя от театра, Федя затянул «Из-за острова на стрежень».

Мы, зная некоторые слова, с удовольствием ему подпевали. Затем была «Дубинушка» и «Эх, ухнем».

Тепло с ним распрощавшись у памятника Николаю I, он заторопился назад в театр, сославшись на срочные дела, а мы двинулись к себе в гостиницу, хорошо освещённый фасад которой уже был виден.

Нам в наших московских зимних одеждах было жарковато. Весна в «городе на Неве» вступала в свои права. Снег за день заметно осел и посерел. Под ногами была слякоть. Хотя снег с пешеходной и проезжей части был убран тщательно.

Неспеша дойдя до нашей «Англии», как нам расшифровал это мудрёное французское название гостиницы «Англетер», Леопольд, мы там сходили в наш номер и сняли только верхнюю одежду. Переодеваться специально для похода в ресторан смысла не было. Готовясь идти в театр, я взял тут же в гостинице напрокат смокинг, который мне подогнали за одну примерку и за десять минут. А Василиса имела прекрасные вечерние наряды у себя в безмерном багаже, который следовал с нами в багажном вагоне, а затем его доставили следом за нами в отель и в наш номер. Сервис и услуги по всей стране прямо на глазах достигли высокого уровня. Даже моя недавняя поездка на мою «малую родину» это подтвердила.

Конечно, личная заинтересованность играет большую роль. За фиксированную зарплату, даже самую высокую, этого не добиться. К сожалению, такова человеческая природа. Нужно в человеке пробудить интерес. Самый простой способ, это прямая материальная зависимость от достигнутого результата. Более сложный и требующий времени, это взращивание в человеке иных качеств, таких как любовь к своей работе, человеколюбие, энтузиазм и даже, если хотите совесть и бескорыстие. Ведь не на пустом месте возникли выражения «любимая работа» и «сделано на совесть»? Собственно говоря, на первом принципе построены социалистические отношения: «от каждого по возможностям и каждому по труду», а на втором уже коммунистические: «от каждого по возможностям и каждому по потребностям». Только я бы добавил, что «по возросшим возможностям» и «сознательным потребностям». А для этого, как правильно говорили все основоположники коммунистического учения, а потом и практики построения социализма-коммунизма, нужна материальная база, на основе новых производительных сил и производственных отношений. По этому поводу «кукурузник» даже заявлял, после своей поездки в США в 60-е годы, – что с этой точки зрения, в Америке можно хоть завтра объявить коммунизм, но там нет ни одного коммуниста в Правительстве. А у нас наоборот, одни коммунисты «у руля», а необходимой материальной базы и производительных сил для коммунизма недостаточно. Поэтому и возник этот дебильный для несведущих лозунг: «догнать и перегнать Америку !». А ещё и в Конституцию записали, что в 80-м году у нас уже будет Коммунизм ! И что? Ну допустим, наступил Новый 1980-й год. Как был в стране дефицит, так он и остался. Все ехали за ним в Москву. Там можно было, день по ней побегав и постояв в километровых очередях, купить всё. А тут ещё и деньги отменили. То есть, можно идти в магазин всё брать бесплатно. Ну, Вы представляете, что произошло бы? Мягко говоря: «ничего хорошего». То есть это нельзя было бы назвать коммунизмом. Для коммунизма нужны другие люди. Которым всё равно: «есть в стране деньги или их нет». Они добросовестно выполняют свою работу. Дворник метёт улицу или чистит снег с раннего утра до позднего вечере за 90 рублей в месяц. Уборщица моет полы в учреждении, как у себя дома. То есть, не той грязной тряпкой елозит и размазывает грязь, а чистой и со сменой воды и даже с добавлением мыла. Так же, она «с любовью к ближнему» и туалет моет. И это тоже за те же 90 рублей в месяц. А работники этого учреждения, которые получают от 120 до 300 рублей в месяц и занимаются, например… планированием. Во-первых, бережно и с любовью относятся к труду уборщицы и ведут себя в учреждении «как принято в хороших домах», то есть не ходят обутыми и переобуваются в тапочки или в крайнем случае надевают бахилы. Не мусорят, а если где то по неосторожности и напачкали, то тут же за собой и убрали. И к своему делу так же относятся. То есть, так всё спланировали, что нет дефицита. И дворник с уборщицей получили положенные им квартиры, купили без очереди обычные продукты хорошего качества: не гнилую картошку и капусту, свежие помидоры или там апельсины в своём городке, а не в Москве. И конечно, модную одежду и обувь по госцене. И их жизнь ни чем не отличается от жизни работников учреждения. Просто одним нравится мести улицу и убирать снег, другим заниматься уборкой и при этом не утруждать мозги. А третьим наоборот, хочется так мозгами поработать, что бы всем от этого было хорошо и ещё лучше. Вот тогда на улице наступит Коммунизм сам по себе. Как например, прошёл «каменный век», не от того, что камни кончились, а человек изменился. Так прошли эпохи рабовладения, крепостничества и феодализма, наступил капитализм и потом кое где социализм. Но перескочить из одного строя в другой нельзя. Обёртка будет красивая, а внутри будет ка-ка. Должен меняться человек.