Глава 4.

Вливание в коллектив прошло буднично. Для меня…

Сколько вот таких «вливаний» было за мою кочевую жизнь? Не счесть…

Главный принцип, – это хороший «подгон» коллективу.

А какой «подгон» хорош для ребят интернатовцев в возрасте 10-13 лет?

Конечно же что-то съестное, а лучше всего сладкое.

Перед самым приездом детей из летних лагерей, я отпросился и сбегал в ближайшую непмановскую кондитерскую и купил там кило тянучек и кило карамели. Сторговался по сходной цене, так как они явно у них уже слежались. Народ в Москве разбогател буквально на глазах и такого сорта сахар под видом конфет уже за лакомство не воспринимал. О чём говорил и сам ассортимент лавки, с громким названием «Кондитерская Марцыпанова». Там были разного рода пирожные и шоколадные изделия. Моими самыми любимыми были конфеты «Птичье молоко». А из других лакомств: зефир и мармелад. Но что-то мне подсказывало, что нужно быть проще и никому об этом не следует знать. А лакомится ими так, чтобы об этом никто не знал и не догадывался. А «ириски-карамельки» долгое время будут самыми пролетарскими сладостями. Но нужно быть с ними осторожным, чтобы не испортить зубы.

Знакомство с моими будущими однокашниками прошло «на ура». Хотя один хлыщ и такая же девица отказались от угощения. Буркнув, что не любят сладкого.

А услышавший это «колобок», тут же подскочил и попросил их долю себе. Сказав при этом:

– Серый, ну их…непманов.

Хотя я всем представился как Сергей, этот пухлый весельчак уже переиначил моё имя на свой лад. И снова мне что-то подсказало, что время Сержа уже безвозвратно ушло, а Серый это лучше, чем Серёжа…

«Колобок» оказался Костей, но отзывался без обиды на кликуху «колобок», ха-ха.

Фактически это был мой первый тут знакомый ровесник. Сева всё же был нашим воспитателем и учителем…преподавал в школе труд.

Вот такое появилось новое направление обучения. Работать детям нельзя, а к труду приучаться надо! Трудовое воспитание называется!

Были небольшие тёрки с парнем, который якобы занимал мою койку раньше. Но так как он был явно хлипче меня, то дальше словесного недовольства не пошло.

Конечно, если бы это был какой то местный вожак или авторитет, то тогда да… я сам бы уступил. А так нельзя было «терять лицо» и поэтому я просто сказал: «кто первый встал…того и тапки», чем вызвал всеобщий хохот.

Затем был небольшой доклад «кто я и от куда».

«Анкета сына пролетариев из Питера» прокатила и среди сверстников. Хотя большинство из них имели как раз вот такую свою настоящую биографию. Только москвичей.

Но ответив на несколько уточняющих вопросов о Питере, и сославшись на плохую память, ввиду моего малолетства в то время, ребята от меня с расспросами на время отстали.

Тем более, что нас позвали на обед, а после обеда мы все дружно пошли смотреть урожай. Как оказалось тут были распаханы целые большие куски земли под огороды, которые ребята называли делянками.

Мне всё это было до жути… не интересно и даже в некоторой степени стрёмно. Ну не лежала у меня душа к земле и огородничеству.

Хотя у нас на даче и были какие то грядки и Глаша с другими своими товарками там возилась.

Традиционно там всё лето варилось варенье. Начиналось всё с клубники и так вот до самой осени…что там булькало в огромных, как мне тогда казалось, медных тазах, распространяя по всей округе сладкий дурман. Мне давали полакомится пенкой. Хорошие у меня остались о том времени воспоминания. Слава Богу, что больше слёзы на глаза от них не накатывались.

Тут я оценил состав и количество нашего интерната или как ребята сами себя называли – коммуны.

Как я и решил с самого начала, увидев количество комнат и коек, и столов в столовой, нас было около 50 человек воспитанников при пяти воспитателях. Причём сюда входили и директор и два его зама. Отдельно шли завхоз, повар, и сторож. Воспитанники интерната были разбиты условно на семь отрядов. Самый многочисленный был мой. Двенадцать парней и десять девушек. В четвёртом отряде, в шестом и седьмом было где то по семь – пять человек. И десять ребят в образном тринадцатом отряде как его тут в шутку называли, имея ввиду 1-3. Да, в этом была вся картина российского сиротства. Самый массовый возраст был мой, от 10 до 13 лет. Младшие просто не выживали, а старше … тоже…но уже по иной…криминальной причине.

С удивлением узнал, что всю работу ребята делали тут сами. Назначались как дежурные на время, так и выбирались на постоянно-временной основе: старосты отрядов, заведующие складом, кладовой, столовой и так далее.

Даже здесь были ответственные за ту или иную пашню или участок огорода.

Так вот, земля была ещё одним фактором, заставившим меня срочно покинуть улицу и влиться в ряды детдомовцев.

И ничего тут странного. Просто большевики, наряду с внедрением частной собственности в хозяйстве страны реши внедрять её везде. Так это коснулось и борьбы с беспризорностью. Вот такие коммуны стали активно создавать на селе и они преобразовывались в сельхозпредприятия. Дети трудились на земле, добывая себе пропитание, а излишки руководство таких коммун сдавало в виде продналога и продавало свободно на рынке. За вырученные деньги покупало одежду, дрова и всё необходимое. Таким образом уменьшая бремя государства по их содержанию. А следующий шаг большевиков совсем меня сбил с толку. Детей стали отдавать на усыновление-удочерение в крестьянские семьи. И крестьяне стали их брать! Теперь они не были лишними ртами, как совсем недавно даже свои дети. На земле снова стало выгодно работать, а на каждого члена семьи была положен надел земли от 4 до 10 десятин.

Так что у меня угрожающе замаячила перспектива после очередной облавы детмилиции оказаться в натуральном рабстве у какого ни будь мироеда. И я был уверен, что меня там охраняли бы не хуже, чем в каком ни будь «домзаке».

Но вот я стоял и тут перед натуральным огородом и всё шло к тому, что меня тоже «запрягут его пахать».

Должен констатировать, что мне этого совсем не хотелось, как и другим любым простым трудом заниматься.

И тут мне пришла помощь совсем от постороннего человека.

– Сергей привет, – обратилась ко мне главная воспитатель или зам. директора по воспитанию, товарищ Надя, – как она мне представилась в первый наш день знакомства, позавчера, когда и принимала меня в состав интерната.

– Привет товарищ Надя, – ответил я.

– Пойдём… познакомлю тебя с нашим директором и другими воспитателями, – потянула она меня энергично за руку.

Я давно заметил эту группу взрослых и сразу понял кто это, но не стал внаглую разглядывать их.

– Ну, ну… вот ты какой… доброволец, – с приятной улыбкой обратился ко мне скорее всего наш директор. Он был высок, худ, с чернявыми вихрами на голове, с бородкой и живыми глазами. Одет в партикулярное платье, которое носили все учителя в моей гимназии. Кстати, и мы все были одеты в подобие гимназической формы. Только из дешёвой ткани, серого цвета и без всяких там нашивок, блях и даже пуговиц. Всё было на крючках и завязках. С обувью была просто беда. На некоторых ребятах были лапти, а многие бегали тут босиком. Особенно малышня. На голове тоже был разнобой. От гимназических фуражек до будёновок и матросских бескозырок. Некоторые носили что-то типа тюбетеек. Довольно модный на то время головной убор.

При слове «доброволец», все вокруг засмеялись, а я подумал, что в принципе не плохо… в духе времени, подсказал мне мой внутренний голос, но вслух я сказал вежливо:

– Здравствуйте, меня зовут Сергей, отчество я себе взял Владленович в честь…, – начал я рассказ своей легенды, но был остановлен директором, который её за меня продолжил:

– В честь Владимира Ленина, а фамилию взял Козырев, от своей клички «козырь», чтобы помнить беспризорное прошлое и всех детей в будущем сделать счастливыми. Верно?

– Всё верно, – согласился я, широко при этом улыбнувшись. Тот «спец» мне это советовал, – чаще улыбаться, мне идёт.

– И образован на уровне теперешних требований даже к седьмому классу, – добавила, с некоторым сомнением в голосе, строгая женщина, в глухом синем длинном платье, что носили все совслужащие женского полу, которых я до этого встречал.

– Да, товарищ Синицына… а Вы боялись, что не того нам взяла товарищ Надя, – обратился к ней серьёзно директор.

– Пал Семёныч…, – вспыхнула та, – и ничего я не боялась…просто Надя такая…доверчивая…что ли…, – добавил «синий чулок», как я уже обозвал про себя эту грымзу.

– Ну так проэкзаменуйте Сергея Владленовича, – предложил весело директор, которого, как выяснилось только что, звали Павлом Семёновичем.

– Интересно, какие у них тут у всех клички?, – пронеслось у меня в голове, а обсуждение моей персоны продолжалось.

– Увольте…пусть с ним в школе мучаются…коль взяли в пятый класс прямо из подворотни, – сухо добавила грымза.

При этих словах, моя улыбка показалась мне неуместной, и я сделал серьёзное лицо.

– Ну…молодой человек…не гневайтесь так на Аделаиду Вениаминовну, она у нас известны скептик. Ну, а раз ты такой серьёзный, то и дело тебе серьёзное… Читать любишь?, – сменил тему директор.

– Очень, – коротко ответил я и снова расцвёл улыбкой.

– Ну вот и хорошо… будешь библиотекарем нашего интерната, – вынес решение Павел Семёнович.

Я с радостью согласился и уже через десять минут рассматривал стеллажи настоящей императорской библиотеки дворца, где находилась наша коммуна, как я и сам стал её называть.

– Ну как? Нравится?, – весело спросила у меня товарищ Надя.

– А то?, – выдохнул я.

– Справишься?

– Конечно, товарищ Надя!

Я посещал несколько раз настоящую библиотеку в моей гимназии и представлял её устройство и работу.

– Ну тогда вот возьми тут методичка по библиотечному делу, – как мне показалось, с большим облегчением вручила мне тоненькую книжицу Надя.

– Скорее всего на неё это «повесили», а она к «живой работе тянется», – как позже она мне пояснила, чем и подтвердила мою догадку.

Вот так я и был избавлен от физического труда. И даже наоборот. На следующем собрании коммуны поставил вопрос о выделении мне либо дежурных, либо ещё двух помощников. А то я сам с библиотечными фондами ещё не разобрался, а кому то нужно хотя бы мыть полы и пыль вытирать.

К тому времени моя повёрнутость на чистоте уже была всем известна и находила поддержку у руководства, и такая постановка вопроса была всячески поддержана. Тем более, что руководство было заинтересовано в новых местах приложения усилий воспитанников. Что-бы все были при деле.

Дела в школе у меня шли хорошо. Я быстро договорился о свободном посещении уроков. Приходил только на контрольные работы. Да и то … чтобы поднять общий уровень успеваемости своей группы. Повсеместно внедрялось групповое оценивание. На всех уровнях внедрялась уравниловка, превалирование коллектива над индивидуальностью. Так и оценка ставилась на весь класс или группу.

Образование в стране проходило бурный период реформ и развития. Преподавателей катастрофически не хватало.

Шёл процесс ликвидации неграмотности.

Очень интересные истории поведали мне мои однокашники о своём летнем отдыхе.

Чтобы разнообразить своё питание, они там открыли школу и клуб. Вот так взяли и в сарае бывшей помещичьей усадьбы, с которой рядом был их палаточный лагерь и открыли.

Сделали примитивный ремонт, всё завесили кумачом и самодельными плакатами.

И устраивали там чтения газет и книг для селян.

Отдельно шло обучение счёту и грамоте.

За что пережили нападение кулаков и подкулачников. Так как разъяснили мужикам как те их дурят.

По закону нельзя было давать в рост ни деньги, ни зерно, ничего…А мироеды этим занимались. Причём грабительски. Отбирая до половины урожая.

Но ничего. Приехал районный оперуполномоченный с ЧОНовцами и те нашли «виновных». Две семьи кулаков, на кого указали деятели из Комбеда, увезли, а их имущество, что не влезло на подводы, в том числе и их дома разрешили разобрать крестьянам.

Село гуляло неделю. Несмотря на церковный пост, резали и ели скотину, что осталась. Так как не получалось её по иному поделить.

Дома тех кулаков тут же занял председатель Сельсовета и главный Комбедовец.

Позже дети из села рассказали, что это всё Ванька-безштаный, главный Комбедовец, так отомстил. Одна семья не отдала за него некую Маруську. А глава другой семьи «копал под него». Хотел в их селе «копетив» делать. Чтобы всем гуртом землю пахать и урожай собирать, а потом делить среди всех, согласно отработанного времени…

Но директор интерната тогда постановил: «В дела становления Советской власти на селе больше не вмешиваться. В том смысле, что не настраивать одну прослойку против другой. Так как от кулака сейчас, на данном историческом этапе, есть реальная польза в борьбе с голодом в городах. Так как он сознательно производит «товарное зерно» на продажу, а середняк с бедняком этого не хотят или не могут по разным причинам». Вот такая формулировка была в протоколе того собрания летнего лагеря «1-го коммунистического интерната Замоскворечья», что пылился, вместе с другими в отдельной папке в библиотеке, чтобы каждый желающий мог с ними ознакомится.

– Странные дела там творились, – решил я, но тоже в расспросы не вдавался. Хотя, как по мне, за набитые морды и исписанные стены сарая разной пахабщиной, высылать семьи в Сибирь, это слишком. Хотя могли и до Сибири не доехать…эх-хэ-хэ.

Ну так вот…за всё это…за читку книг и газет, за науку…селяне несли в лагерь детям, всё что было у них на огороде. Поэтому все были довольны и сыты. И даже в общем прибавили в весе до 14%. Кстати, этот показатель был основным в оценке работы директоров детдомов того времени. Всех детей постоянно взвешивали на весах и меряли рост. Вычитая из прироста естественный рост организма детей! Всё по науке.

Я, чтобы не отставать от веяний времени, создал кружок читателей, пока три человека. Каждому члену кружка поручили привлечь минимум ещё одного. И вообще, следить, чтобы у всех коммуновцев «на руках» была хоть одна книга из рекомендованных к прочтению. И следить за целостностью книг и за сроками возврата. Ну и само собою, проверять их прочтение, посредством пересказов на вечерах книголюба.

Инициатива моя была замечена и я был поощрён дополнительным пайком. Который раздавал самым худым из младшей 13-й группы. Что тоже было отмечено и за что я получил настоящую зимнюю шапку из овчины, как награду. Тут же на неё прицепил красноармейскую звезду и с гордостью носил.

Затем меня нагрузили преподаванием иностранных языков. Вернее не так. Нужно было как то заинтересовать школьников и коммуновцев изучать иностранный язык. Обязательный у нас в школе был немецкий.

Но мне намекнули, что неплохо бы и французский с английским факультативно начать изучать. В смысле мне организовать кружки по их изучению.

А за это ….ну в общем…всё, что захочу… в пределах сметы на содержание нашего «богоугодного заведения», как раньше называли детдома.

Я отказываться не собирался, так как нужно было зарабатывать авторитет… и материальная сторона тоже играла роль. Я постепенно вырос из своих вещей и раздал их младшим, кто нуждался. А у самого к зиме пока была шапка и интернатовское пальто, из солдатского сукна, гимназического покроя. Нужны были ботинки или сапоги, к ним тёплые носки. Под пальто нужен был хороший свитер или телогрейка, на шею шарф, на руки перчатки…можно вязанные. Завхоз твёрдо всем обещал к зиме только пальто. А обувку одну пару на двоих-троих. Это имелось в виду что-то фабричное, а лапти конечно с обмотками были у всех.

И тут «языки»… Удивляла меня наша советская власть своим полётом мысли…

Начал я свою деятельность с изучения трудов основоположников Маркса и Энгельса. Они, как известно, были немцами, но жили то во Франции, то в Англии. И много писали вот на всех этих трёх языках. От этого я и оттолкнулся.

То есть от работ великих теоретиков коммунизма, где было написано, что с наибольшей вероятностью социалистические революции в Европе произойдут в Германии, Англии и Франции.

В Германии уже случилась одна революция в 1918 году и тоже сбросила своего царя – кайзера и там сильны позиции коммунистов и социалистов.

Во Франции и Англии ещё революций не было. Но эти страны сотрясают стачки и восстания на местах…в их колониях. Про это тоже указал в своём вступлении.

Ну и конечно, языки нужно знать, потому, как не все труды пока переведены на русский язык, взять ту же переписку Энгельса с Каутским. И может кто-то из нашей коммуны в недалёком будущем первый их и переведёт на язык главного народа первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян – русский, – который к тому же ещё и язык межнационального общения. И все народы Советской России и бывших царских окраин прочтут труды великих творцов будущего всего человечества.

Но и это не всё.

Нужно будет вскорости идти на помощь нашим братьям-пролетариям Германии, Англии и Франции…когда они там скинут своих буржуев и те там пойдут на них войной. Или того хуже… задавят революционное движение и нам нужно будут там раздувать поджар мировой революции, как учит нас товарищ Троцкий… Тут у меня в голове щёлкнуло и про «льва революции» я не смог произнести больше ни слова, пока не выдавил: «…но это сейчас не главное…»

И продолжил в ключе последних Ленинских установок «…на мирное сосуществование двух систем…социализма и капитализма…торговли между ними..». Вспомнил Каннскую декларацию союзников-победителей, где признавалось право всех на свою систему хозяйствования и невмешательство в дела друг друга.

Тут я плавно перетёк на «текущий момент» и «гидру империализма», что взращивает предателей внутри молодой страны Советов. Напомнил всем и про «заговор послов» и арест Локкарта, убийство эсэрами посла Мирбаха в 1918 году, интервенцию. И про то, как важно было бы нашим товарищам чекистам тогда и сейчас иметь помощников из числа рабочей детворы, что могли бы подслушивать разговоры иностранцев и потом в чека передавать.

Тут и случился этот перелом…

Все как один записались на все три языка…

Для практики, я поручал тереться им возле иностранцев, которых стало полно в Москве в виду НЭПа. А что бы проверять, просил всё потом записывать. Но об этом позже…