Поэтому доктор признал меня абсолютно здоровым и согласился с моими словами насчёт моего возраста. Для анкеты я даже дату дня рождения себе выбрал – 1 мая. Полагая, что например 7 ноября это уже слишком. И в этот день наверняка в будущем мой день рождения будет забываться. А День солидарности пролетариев всех стран самое то! Всегда будет «красным днём», то есть – выходным. Так ещё от «царя» повелось. Неужель рабочая власть это отменит?

Затем меня познакомили с моим воспитателем, вернее нашего пятого отряда.

Это был «рубаха парень». Таких позже называли «комсомольскими вожаками». Звали его Сева, как он сам мне представился. Лет ему было на вид около 17. На груди у него был интересный значок в виде красного знамени и буквами РКСМ.

Он повёл меня в расположение нашего отряда. Там никого не было. Как оказалось летом всех вывозили в летний лагерь и вернутся мои однокашники только через день. Поэтому мне выпала честь выбрать себе койку. Я в этом деле был уже опытным товарищем, но наглеть сильно не стал. Известно, что лучшие места это у печки или у глухой стены. Хуже на проходе, а ещё хуже у окна. Поэтому я занял койку у стены и недалеко от печки, которая ввиду жаркого августа ещё не топилась. Закинул в тумбочку мыло, зубную щётку и зубной порошок с парой книг и тетрадью с моими записками, я остановился в нерешительности, по поводу своего баула с остальными пожитками.

– Кинь тут…потом снесём в каптёрку, – махнул Сева рукой.

Я так и сделал… и мы пошли с ним в баню.

По дороге Сева мне поведал, что вообще всеобщая помывка будет послезавтра, после приезда всех, но раз положено при зачислении в интернат мыться, то вот он меня и сведёт туда сегодня. А потом…это уже как я захочу. – Есть тут у нас любители пара, – добавил он с незлой ехидцей, – не упускают возможности…а я люблю холодной водой раз в день в умывальнике ополоснутся и с меня довольно…

Я не стал с ним ни соглашаться, ни спорить, а перевёл разговор на другую тему, зная, что именно сейчас и сегодня насчёт гигиены идут жаркие споры. Одни называют это «буржуйским пережитком», «мещанством», а другие наоборот: «частью революционной культуры» и даже лозунги выдвинули: «в здоров теле – здоровый дух» и «чистота – залог здоровья».

Я задал ему вопрос о «текущем моменте в образовании».

Это его отвлекло от «скользкой» темы гигиены, и он с увлечением начал вводить меня в курс дела.

Выходило так, что вся власть в их школе принадлежала Советам школы и интерната. Советы, по мнению Севы, стали мощным инструментом в отстаивании учениками своих прав. Так например, наказать ребенка у них школе и в интернате можно было только с разрешения совета. А тот, естественно, имел тенденцию покрывать провинившегося. В глазах учителей дореволюционной закалки подобное нововведение ставило под удар вообще всю логику школьного образования.

– ШКРАБы ходят злые, как сычи, – весело он констатировал положение дел.

– А, что это за «крабы» такие?, – спросил я с недоумением.

– Да известно кто… Учителя…их теперь переименовали в школьных работников, сокращённо ШаКээР, а мы их ШКРАБАМи обозвали, – рассмеялся Сева и добавил:

– Советским учителем я буду… когда закончу своё Педучилище, – важно произнёс он последнее уточнение.

Под неспешный разговор мы добрались до проходной завода «Бромлей», как его звали в просторечье, а надписей было аж две. Одна солидная, старорежимная, с ятями «Общество механических заводов братьев Бромлей», а другая довольно неказистая и хлипкая, и к тому же с ошибками гласила «Государственый машиностроитильный завод № 2».

То ли Севу там знали, то ли тут был «проходной двор», а не фабричная пропускная, но у нас никто не спросил «за каким мы тут?» и мы спокойно проследовали в широко распахнутые ворота обобществлённого предприятия.

Ясное дело, что завод у братьев большевики отжали.

Сева знал куда тут топать и поплутав немного среди корпусов и строений мы уверенно вошли в приземистое здание с нехитрой надписью «Баня».

Тут уже точно Севу знали и нас пустили дальше в помывочную.

Сева, как и говорил ранее, от халявы помыться отказался и принялся трещать с банщиком, а я с удовольствием воспользовался возможностью помыться по-человечески, а не холодной водой, неизвестно где и второпях.

А тут ещё мне в интернате завхоз выдал нормальный кусочек мыла, невзрачного на вид и такого же запаха…но МЫЛА! Вот так! Большими буквами.

Между прочим, его можно было сменять на полфунта хлеба. На что Сева мне по дороге намекал. Однако я к гигиене относился совсем по иному и максимум, что ему пообещал – это обмылок. Тем более, что это как бы его доля…раз он не мылся.

Никого в бане, кроме нас и тамошней обслуги, не было. – Смена ещё не закончилась, – пояснил банщик. Так что баня была в моём полном распоряжении. В предбаннике лежали горы шаек, на гвоздиках висели мочалки разного рода изношенности, а в большой бадье отмокало даже с десяток берёзовых веников.

Я прихватил всего в одном количестве и зашёл в следующее помещение – раздевалку. Тут тоже всё было ясно. Были длинные скамьи, несколько столов, вдоль стен такие же незамысловатые вешалки в виде длинных досок с вбитыми в них гвоздями. Видимо это для верхней одежды в холодное время года.

Быстро раздевшись до гола и сложив вещи аккуратно на скамью, я поторопился в помывочную.

Насчёт воды ничего банщик не сказал, но я не стал наглеть и решил ограничится одной горячей шайкой. Такая в то время было норма. Холодной можешь хоть утопится…но это на любителя и то после парной. Я, честно говоря, любил.

Быстро ополоснувшись слегка тёплой водой, что бежала из крана холодной воды, я вбежал в парилку.

От температуры там… у меня аж спёрло дыхание. Я, будучи бездомным, регулярно посещал бани. Власти в Москве, несмотря ни на что, поддерживали их работоспособность и даже открывали постоянно новые при различных заводах и просто котельных. Где был технический пар и вода. В некоторые вход был бесплатный, в некоторые за чисто символическую плату, но были и дорогие бани. Те же Сандуны или Воронцовские тут неподалёку. Там тебе за 10 тысяч царских или за 10 рублей советскими даже простынь выдавали и будёновку для парной. Можно было купить и мыло пахучее и пиво с воблой. Но это меня тогда не интересовало. Я мылся обычным, а спиртное не употреблял, как и не курил. Раз, конечно, попробовал когда то…но и всё…как отрезало. Тем более, что грустных примеров курящих и пьющих моих «товарищей по несчастью» было вокруг полно. Практически все… и пили и курили при первой же возможности. Были и «марафетчики». Эти нюхали морфий и кокаин. Они свободно продавались в аптеках. Но дорого. 25 новых рублей упаковочка порошка в один грамм. Ещё были в ампулах для уколов. Но то уже совсем пропащие.

Парная была так себе… на троечку. Почерневшие непонятно от чего деревянные настилы на сходах, которые анфиладой окружали источник жара, разогретые камни и высокими ступенями поднимались под самый потолок.

Я не решился взбираться и решил потеть внизу.

Первый раз без веника и пара.

Выскочив через десять минут изрядно пропотевшим я окатил себя холодной водой, набранной мною предварительно. Но особого удовольствия не получил, так вода из холодного крана тут лилась тёплая. – Наверное устоялась и нагрелась в трубах, – я решил.

Но делать было нечего, и я приступил к помывке.

Затем я ещё несколько раз ходил в парную, уже плескал воду на камни и разгонял на теле пар, безжалостно хлестая себя веником.

Потом окончательно ополоснувшись, собрав банный инвентарь я вышел в раздевалку. Там по прежнему было пусто.

Растеревшись вафельным полотенцем, которое мне выдал завхоз интерната вместе с мылом и чистым исподнем, я на нём же и растянулся на лавке. Ощущая во всём теле неимоверную благость.

Если бы ни звуки завода, что иногда пугающе резко врывались и в баню, я наверное там мог бы и уснуть.

Но отдохнув от мытья, я быстро оделся и прихватив свои вещи и местные, что должен был отдать банщику, выскочил в предбанник.

Там ничего не поменялось. Банщики воспользовались «свежим человеком» в лице Севы, и рассказывали ему что-то «жизненное».

И моё появление вызвало у них разную реакцию. Сева неподдельно обрадовался, а служители «гигиены» так же искренне… огорчились.

Отчитавшись о помывке мы с Севой поспешили назад, в расчёте успеть к обеду.

Надо сказать, что 1-й коммунистический интернат Замоскворечья располагался не абы где, а в каких то бывших царских хоромах. Которые вначале…как водится… изрядно ограбили…хорошо не спалили, как это делали крестьяне по всей России, а уже потом отремонтировали под нужды сирот и просто детей рабочих и не только… как потом выяснилось.

Вокруг помпезного здания интерната раскинулся так называемы «Нескучный Сад». Любимое место отдыха москвичей. Правда за годы войн и революций он изрядно потускнел, как мне вещал со знанием дела москвич Сева, но вот НЭП повлиял на него положительно. Как ни странно… С сомнением в голосе сказал мой воспитатель.

Я газеты читал и знал, что такое, этот НЭП – новая экономическая политика большевиков.

Не от жизни хорошей они пошли на фактический возврат к «старому миру»…

Голод и разруха были причинами объективными. А «военный коммунизм» был причиной субъективной. То есть эксперимент по ускоренному насильному построению «самого справедливого общества», как ещё писали некоторые газеты, попросту с треском провалился.

Но большевики это назвали «два шага вперёд и шаг назад».

Основные этапы введения НЭПа в СССР:

Замена продразверстки налогом с уменьшением в два раза, с переходом к денежному эквиваленту. Декрет от 21 марта 1921.

Разрешение свободного товарообмена сельхозпродукцией. Декрет 28 марта 1921.

Создание кооперативов, которые были уничтожены в 1917. Декрет 7 апреля 1921.

Перевод некоторой промышленности из рук государства в частные руки. Декрет 17 мая 1921.

Создание условий для развития частной торговли. Декрет 24 мая 1921.

Разрешение ВРЕМЕННО предоставлять возможность частникам брать в аренду государственные предприятия. Декрет 5 июля 1921.

Разрешение частному капиталу создавать любые предприятия (в том числе и промышленные) со штатом до 20 человек. Если предприятие механизировано – не более 10. Декрет 7 июля 1921.

И сразу это дало свои плоды.

Как по мановению волшебной палочки пустые полки магазинов заполнились товарами. Но пока сказывался неурожай. И зима обещала быть голодной, но уже не такой как до этого.

Забегая наперед, скажу, что НЭП привел к тому, что очень многие идеалистически настроенные большевики пускали себе пулю в лоб. Они считали, что восстанавливается капитализм, и они зря проливали кровь на фронтах Гражданской. А вот не идеалистически настроенные большевики очень здорово использовали НЭП, потому что во время НЭПа было легко «отмыть» то, что было награбленного время «эксов.»

НЭП, – это треугольник: руководитель отдельного звена ЦК партии, руководитель синдиката или треста, а также НЭПман, как «барыга», через которого идет весь этот процесс. Это вообще было коррупционной схемой с самого начала, но НЭП был мерой вынужденной – большевики без него не удержали бы власть.

Но к этому я пришёл позже. А пока я понятия не имел, что хорошо, а что плохо. Поэтому перед Севой стал разыгрывать «идейного». Выдав расхожую тогда сентенцию: «НЭП по Ленину, – это смычка крестьянства и пролетариата. Если ты против смычки крестьянства и пролетариата, значит ты противник рабочей власти Советов!».

Услышав такое от беспризорника, Сева аж крякнул от удивления, но похвалил и как мне показалось, с этого момента зауважал.