Проснулся я без крова над головой – под открытым небом на той же поляне. Утреннее небо было не сиреневым, а густо-синим, со всполохами фиолетового. Очень красиво. Интересно, а где у них солнце? Луны целых три, а чем их Утрония днем освещается? Надо будет у Кинсли спросить. Где он, кстати?
Нет. Бросил меня, видно. Надоел я ему своей тупостью нездешней. Может, вернется еще?
Я с надеждой огляделся. Увы. Тогда я решил понять, с чем, так сказать, выступлю на неведомые тропинки против невиданных зверей. Кошель с деньгами, которые мы заработали за возвращение украденного грахманом камня, Кинсли оставил мне – мешочек как был приторочен к ремню на поясе, так и остался там. Мои красные джинсы от грязи и утренней росы стали бордового цвета. Футболка тоже была грязная и влажная, ну и пусть ее. Что ж, задача номер один и одновременно второй квест – найти местную лавку.
«Интересно, – проведя языком по зубам, подумал я, – а как тут зубы чистят? Никак, наверное. Эх, Мойдодыра на них нет!»
У ручья, возле которого я умывался, меня и застиг вернувшийся Кинсли. Он был перепачкан в земле и копоти.
– Все в порядке, – сказал он, отдышавшись, – спрятано. Но я бы туда в ближайшие дни носу не казал.
«Ага! Не удрал, значит!» – обрадовался я, но постарался этого не показать.
– Куда – туда? – Я как ни в чем не бывало продолжил умываться, фыркая. Пытался стать примером для похожего на шахтера Кинсли. Тот, однако, только руки ополоснул.
– Сокровища и вещи волшебные, – таинственным шепотом сказал карлик, – я закопал прямо в расщелине под гнездом грахмана. Он никак не достанет. А прочие вряд ли туда сунутся. Если не расскажет никто. – И он с подозрением на меня покосился.
– Слушай, вы тут зубы чистите? – спросил я.
Кинсли уставился на меня ошарашенно.
– Из пасти воняет, что ли?
– Ну, не то чтобы воняет… – смутился я, – но люблю, когда…
– Понятно, – перебил он. Отошел в сторонку, сорвал какой-то листок, на салатный похожий, протянул мне. – Прожуй и выплюнь.
Я так и сделал. Провел языком по зубам… хм… гладкие, как глянцевый журнал, а во рту вкус приятный. Да-с…
Ежели наладить доставку этой травки в мой мир, производители зубных щеток и паст разорятся. Форму листка я постарался запомнить.
И вот я уже собрался сделать утреннюю инъекцию инсулина, как вспомнил, что шприц-ручки-то у меня нету! Но чувствую себя прекрасно. Это ничего не значит, конечно, и, возможно, скоро у меня начнут отниматься ноги и вообще разобьет паралич, но пока все было хорошо. Я не психую из-за каждой мелочи, не чувствую слабости, не ощущаю себя усталым и разбитым – в общем, нет всего того, что со мной случается, когда не сделаю инъекцию.
Если бы только знали здоровые, какое же это счастье – жить без уколов! Пять инъекций в день – иногда больше – врагу не пожелаешь. А забудешь или перепутаешь смесь инсулинов – страшно подумать… Но здесь я свободен от этого! Во всяком случае, пока. Нет, как бы то ни было, а я хочу хоть недельку пожить без инсулина. Пусть в меня тычут копьями, пусть заваливает булыжниками – все переживу!
– Ты о каких сокровищах и волшебных вещах говорил сейчас, Кинсли? – спросил я.
– А ты думаешь, кроме кристалла, из гнезда не высыпалось ничего? Как бы не так.
– А почему не забрал? – спросил я.
– Ты совсем, что ли? Еще удивительно, как нас вчера грахман не отследил. Хорошо, что темно уже было. Он еще долго будет свои сокровища разыскивать. Пусть там полежат пока.
Я помолчал, раздумывая.
– Скажи, а почему ты мне об этом сказал? Я, как кристалл схватил, и думать забыл, что там еще что-то есть.
– Не понимаю, – уставился на меня Кинсли. – А почему я не должен был говорить? Думаешь, – он стал оглядываться, – нас слышал кто?
– Да нет. – Я подбирал слова. – Ты мог просто меня в известность не ставить. Пошел бы, когда все уляжется, забрал да и продал. Разве там нечего загнать?
– Куда загнать? – не понял Кинсли. – Зачем продавать без тебя? – Он на какое-то время замолчал. – Ты с какой дикой планеты прибыл, парень? Я же твой провожатый, ты забыл? Мы с тобой, – поморщился карлик, – как одно целое. Я не могу тебя обмануть.
«Здорово. А сам на меня все время с недоверием косится. Или мне показалось?» – подумал я…
Вечерком за кружкой травяного чая Кинсли подробно рассказал об их мироустройстве. В Утронии четыре – если можно так сказать – центра силы. Западные королевства, бестиарий, маги Заморских холмов и некий Немо.
Западных королевств четыре. Одно из них – королевство готов. Эти ребята простые, сердитые и бесхитростные. Отличные бойцы, но «война им мать родна» не про них. В нескольких днях пути от готов – королевство Соуз. Смешанное. Там и двухголовые, и четырехрукие, и люди-рыбы. Король соузцев, по мнению Кинсли, безумец, да и подданные такие же. Рядом с Соузом – королевство фаншбов. Кто это такие, я понял плохо – полузвери, полулюди, полуволшебные существа. Четвертое можно назвать королевством только с оговоркой – оно состоит из кочевников, разбойников и обычного сброда. Занимают разбойники два леса Хуала и окрестности. К хуальцам никто не суется, но не наоборот.
Бестии, они же монстры, они же чудища, живут повсеместно, дерутся всегда и со всеми, законов не понимают, традиций не чтут. Одно слово – бестии.
Маги Заморских холмов. Эти живут особняком, занимая целый край на берегу восточного моря Славсев. И леса там первозданные, и горы могучие, и поля цветущие. Но ни чудовищ, ни людей, ни подданных западных королевств на Заморских холмах нет. Попасть в этот мир непросто – он защищен прозрачной стеной. Сквозь нее могут пройти только маги. Или те, кому они разрешат. Так было до недавнего времени.
Лет двадцать назад в Утронии объявился некий Немо. Первое время он вел себя спокойно, но в последние годы все изменилось. Немо и его войско рубит в салат всех и вся. И прозрачная магическая стена для него не преграда. Западным королевствам тоже достается, причем больше всех готам, но главными врагами Немо почему-то выбрал магов. Бестии тоже нередко отхватывают. По словам Кинсли, Немо – могучий маг. Более сильный, нежели любой из заморских, а может, даже сильнее их, вместе взятых. Интересно, что он и его войско очень редко нападают на одиночек. Группа магов или семья крупных бестий пребывают в большей опасности, чем когда они порознь.
«Больше чем по двое не собираться», – подумал я.
– По слухам, – наклонился ко мне Кинсли, – сейчас магов осталось совсем мало – сотни перебил проклятый Немо.
– Слабые, видать, маги, раз их так проредили.
– Дурак ты, – буркнул оруженосец, но пояснять не стал.
– А этот, как его… Рахли – он что же, не за стеной?
– Он отшельник. Уже много лет один живет.
– Хм… По-взрослому тут у вас: отшельники, интриги.
Получалось, что этот Немо со своим войском и есть четвертый центр силы. И главный.
– В общем, двигаем к твоей ведьме Пчелиной, – сказал я. – Других вариантов не вижу.
Кинсли покачал головой. Потом наконец сказал, поморщившись:
– Можно, конечно, попробовать пешим ходом дойти, но…
И тут за стенами таверны загрохотало. А нынче мы в другом заведении решили остаканиться, но тоже в срубе из черных бревен.
Грохот прекратился, тяжелая дверь отворилась, скрипнув нещадно, и на пороге нарисовалась та самая блондинка, которая чуть из меня шашлык не сделала позавчера. Или год прошел с того дня? Одета она была чуть побогаче – кожаные бриджи, безрукавка, сапоги. Видать, похолодало к вечеру-то.
Она решительно подошла к нашему столику и прокричала Кинсли:
– Хар! Вагихма лахт ишма грахман!
Я встал. Это было ошибкой. Сразу же после этого я получил кулаком в челюсть и оказался под столом.
– Кирхма, алигла тахт! – продолжала ругаться девушка.
«Хороший удар», – подумал я, потирая челюсть и раздумывая, не остаться ли под столом. Но все-таки вылез.
– Я, конечно, очень извиняюсь, но что происходит? – спросил я, глядя на злобную валькирию.
– Не знаю, – обращаясь ко мне, процедила девушка, – из глотки какого шиврота ты вылез, из задницы какой вонючей беременной махральны, но лучше залезь обратно! – Она попыталась снова ударить, но на этот раз я был готов и отразил удар. Ате уки – так этот блок называется.
– А можно сначала, – снова блок, – объяснить… – попытался я придать беседе светскость, отклоняясь от удара в лицо.
– Нечего объяснять, – прошипела красавица, – из-за твоих дурацких подвигов разгневанный грахман напал на деревню. Пострадали люди. У Си́лка переломаны кости!
Кинсли попытался промямлить что-то успокаивающее, но девчонка его не слушала, а выхватила из-за пояса длинный нож и снова бросилась на меня.
Сделав шаг навстречу, я перехватил ее руку с ножом, резко повернулся к валькирии спиной и нанес удар ребром ладони в пах. Не надо думать, что удары в пах только для мальчиков болезненны. Поднырнув под рукой с ножом, я резко вывернул ее за спину девчонке. Она сопротивлялась, пыталась со всей силы наступить мне на ногу, но я уже не шутил и дрался всерьез.
Да, всех нас учили, что девочек бить нельзя. Но на тренировках карате гендерных различий не делали: девочка или мальчик перед тобой – бейся.
Я дернул вверх ее вывернутую руку, и валькирия разжала кисть, роняя нож.
– Может, все-таки вернемся к диалогу? – почти эротично прошептал я на ухо нападавшей.
– Шахвраз! Букх! Малиндагр! – выплюнула проклятия она.
«Татарский, что ли? Или тюрский какой-нибудь?» – подумал я.
– Шайна, – наконец заговорил Кинсли, уши которого от страха были крепко прижаты к щекам, – этот мальчишка ни в чем не виноват!
– Тогда кто? Ты, что ли?
– Шайна, – я оттолкнул девчонку, отпуская руку, – карлик не прав. Я виноват, это я разрушил гнездо грахмана.
– Карлик?! – возмутился Кинсли. У него даже уши выпрямились.
То-то же. Не будет мальчишкой называть.
– Думаешь, я этого не знаю, подонок? – Шайна, разминая пострадавшее плечо, наклонилась за ножом.
– Могу спросить – откуда? – Я снова уселся, надеясь, что драка окончена.
– Сначала скажи, откуда ты вылез, ублюдок, – проворчала девчонка, усаживаясь за стол напротив меня, – что, как младенец, ничего не знаешь? И правда, что ли, из матки махральны? А задницу я тебе еще надеру, – закончила она вдруг.
Пахнуло плохим Голливудом.
– Он из другого мира… – начал Кинсли.
– Да. Я у вас всего третий день. Что касается моей задницы, – добавил я хмуро, – она когда угодно в твоем распоряжении.
Хм… Хотел, чтобы прозвучало брутально, получилось… то, что получилось.
– Мы ответили на твой вопрос? Теперь ответь на мой. Откуда ты узнала о нашем… – Так и хотелось сказать «подвиге», но я сказал: – Приключении?
– Финфор, – проговорил Кинсли как о чем-то известном всем.
– Кинсли, – сказала Шайна, – принеси, он в походной сумке.
Кинсли недовольно вздохнул, но соскочил с лавки и вышел из заведения. Шайна, щелкнув пальцами, подозвала к себе разносчицу и велела принести две кружки зайти и мяса. Я тоже заказал еще кружку. Сидр – вот на что был похож этот напиток. Да, малосладкий сидр – я как-то покупал такой. Хуже пива, конечно, но пить можно.
– Смотри, чужак. – Шайна подставила ладонь, в которую Кинсли покорно вложил круглый красный шар. – Эта штука называется финфор.
Вдруг внутри шара, будто на дисплее круглого смартфона, я увидел нас с Кинсли – в тот момент, когда мы в расщелине прятались. Потом загорелось гнездо, стоящее на валуне, выбежал, пряча за пазуху камень, Кинсли. Далее на круглом «дисплее» стало видно, как я ныряю в море и долго плыву. Интересно, кто нас снимал? И откуда? И чем?
– Но как…
– Эта волшебная штуковина – глаз мертвого шрубаглакла. Глаз этот способен увидеть что угодно. Нужно только заклятие произнести. У нас о финфоре даже дети знают. Но ты, конечно, об этом слышишь впервые, – сказала Шайна, приложилась к кружке и долго пила.
Эх, нет у меня мобильника с собой! Ткнул бы ей сейчас в красивую мордочку, со словами: «А вот это видела!» И показал бы, на что способен современный телефон! Хотя что-то подсказывало, она не сильно бы удивилась – у них тут только черта лысого нет. Да и то не факт.
Внутри шара началась новая «трансляция»: грахман летал над каким-то поселением – наверное, та деревушка, что прямо возле грахманских скал. Птеродактиль наводил на жителей ужас, они бегали, кричали, прятались в домах. Грахман снес соломенные крыши у двух строений, а потом, вставив бошку в некрытый дом, вытащил подростка. Тот извивался и истошно орал. Грахман, резко крутанув головой, отшвырнул мальчишку, который пролетел через полдеревни, пока не врезался спиной в стену дальнего дома. Чудище издало отвратительный крик, похожий на свист тормозов, взмыло в небо и, громко хлопая крыльями, улетело.
– Когда это было? – мрачно спросил я.
– Вчера, – брезгливо бросила Шайна. – И это не в последний раз. Тупой грахман решил, что виновны деревенские. Пока не выбьет из них свои сокровища, будет нападать. Силк уже у лекарей, но поднимут ли его – неизвестно. – Она снова уставилась на меня взглядом полным злобы и осуждения.
– Кинсли, а что, если снова с Рахли переговорить? – спросил я. – Может, он поспособствует?
– Ты, я смотрю, все привык делать чужими руками? – вместо карлика ответила Шайна. – Давай беги, может, он тебя не на месяц, а на всю жизнь в рабство заберет. – Она неженственно сплюнула под стол, почти попав мне на кроссовок. – Хотя от этого всем стало бы только лучше.
«Она уже знает про договор с волшебником?! Да, им тут СМИ не нужны – новости разносятся с порывами ветра, видимо».
– Как можно остановить грахмана? – Настроение у меня начало портиться, внутри закипало горячее желание решить проблемы. Пренебрежение и злоба Шайны раздражали, как и совесть, которая подала голос сразу после увиденного в шаре.
– Убить только, – ответила валькирия. – Но я одна не справлюсь.
– А вдвоем?
Шайна снова взглянула матерно. Потом во взгляде сомненье мелькнуло – видимо, вспомнила, как я ее только что укатал.
– Там руками махать без толку. Какое твое оружие? – спросила она.
Я хотел сказать про острое слово, что ранит в самое сердце, но промолчал.
– Автомат Калашникова, – сказал с умным видом. – Жаль, что дома забыл.
Автомат, к слову, я в жизни в руках не держал.
– Это еще что? – спросила Шайна.
– Палка такая, что жалящих пчел выпускает, – сказал я.
– Ты – маг? – Во взгляде ее впервые мелькнул интерес.
– Нет. Почему?
– Не знаю тогда, что в вашем диком мире за палки, что пуляются пчелами. Тут все проще: мечи, кинжалы, копья да арбалеты.
– Тогда вот. – Я кивнул Кинсли, и тот расчехлил мой детский лук. – Я, правда, стрелок аховый, но хоть что-то…
Девушка захохотала в голос.
– Ладно, пойдем, – сказала она, отсмеявшись, – будешь этой игрушкой грахмана отвлекать, а я ему на спину запрыгнуть попытаюсь.
Вот и весь план.
Грахмана мы прождали в засаде почти до ночи. Я уже стал носом клевать – спать хотелось после зайти и пережитых волнений.
Шайна толкнула меня в плечо, когда в опустившейся тьме ничего разглядеть было невозможно. Но вскоре стал виден силуэт летящего чудовища и слышен стук крыльев.
– Эй! – Шайна вскочила, замахала руками и закричала грахману: – Шарвагма крухм клахма сипла! Ямн сипла свардрла!
«Говорят, немецкий – язык войны? Есть претенденты покруче», – подумал я.
Грахман завис над нами. Он визжал, как легковушка на повороте, и посылал крыльями сногсшибательные воздушные потоки. В смысле, сшибающие с ног.
«Неужто он ее понял? – подумал я. – Неужели даже такие тупые уроды, которые считают, что украсть могут только соседи, понимают язык Древних?»
– Что ты ему сказала? – крикнул я. Мой переводчик Кинсли где-то поодаль схоронился.
– Что это я поганый кристалл украла! – крикнула Шайна. – Отвлеки грахмана на себя!
Красавица держала в руках два длинных кинжала и выглядела очень решительно, да и облачена была соответствующе. Нагрудник из белого металла, шлем, из-под которого светлые волосы струились, наручи, наколенники, кожаные шорты. В общем, художник Валеджо тотчас бы схватился за карандаш. Грахман Шайну, очевидно, знал – он стучал крыльями и орал угрожающе, но атаковать не решался. Зато постоянно смещался в небе, видимо, выбирал угол атаки. Но Шайна тоже не стояла на месте – все время оставалась лицом к грахману, выставив вперед два кинжала, словно клыки.
Я вылез из-за камня, перебежал так, чтобы оказаться у грахмана за спиной, и стал в него стрелы пускать. Ни одна не воткнулась. Птеродактиль не яблочко – стрелы, стукнувшись об ороговевшую кожу, отлетали, как бильярдные шары от бортов. Впрочем, отвлечь я смог – грахман в воздухе развернулся и, заметив меня, сразу напал. Я бросился наутек. Недалеко убежать получилось – дикая боль пронзила плечо. Сквозь ее приступы и мой собственный вопль прорывались окрики Шайны.
– Заставь его снизиться! – кричала она.
Оказывается, я болтался в пасти грахмана – прокусив плечо, гнусный звероящер тащил меня вверх, то ли желая швырнуть, как того пацана, то ли планируя сожрать. Превозмогая дикую боль, я смог слегка развернуться и свободной рукой со всей силы врезать гаду в глаз. Грахман только моргнул. Но и помешать мне не смог. Я стал молотить тварь по глазу со всей силы – костяшки у меня еще с тренировок к боли были нечувствительны, отжимания на кулаках приносят плоды. Один из ударов особо удачным получился – грахман даже пасть распахнул. Из утробы вновь визг тормозов раздался. А я – как тот сыр у вороны – вниз полетел. Чтобы не соврать, метра четыре до земли было. Ноги отбил, но остался жив – это главное, а вот плечо визжало от боли громче, чем недавно грахман. Как только я смог подняться, тварь опять на меня бросилась. Я выставил руки перед лицом, как пятиклассница, когда в нее кем-то брошенный мячик летит. Стыдно признаться, но в тот момент я полностью растерялся.
Как уж Шайна умудрилась грахману на спину вспрыгнуть – незнаемо, но смогла, – я и сквозь пальцы увидел. Увидел и то, как она вонзила кинжалы прямо ему в слуховые отверстия. Клацнули клинки, фонтаном брызнула темная кровь, истошно заорали тормоза легковушки. Тело мертвого грахмана рухнуло прямо на меня…
О проекте
О подписке