Несколько иначе, чем в Евангелии от Матфея, рассказано об искушении Иисуса диаволом в Евангелии от Луки. В нем изменен порядок искушений. Вначале речь идет о камне, который сатана предлагает превратить в хлеб, затем он искушает Иисуса властью и, наконец, предлагает Ему спрыгнуть с крыши Храма в Иерусалиме. Дело в том, что вообще в Евангелии от Луки действие происходит не просто в Иерусалиме, а в Храме, который играет в повествовании огромную роль. Здесь второе искушение Иисуса перенесено на третье место именно для того, чтобы закончить рассказ в Храме.

В Евангелии от Марка, несмотря на предельную краткость этого даже не рассказа, а упоминания об искушениях в пустыне, есть один штрих – об Иисусе говорится: «и был со зверями» (Мк 1: 13). Как истолковать это замечание? Для этого надо открыть Ветхий Завет, пророчество Исайи, там, где пророк говорит о Мессии, о том времени, когда придет Он в мир:

«Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи» (Ис 11: 6–8).

Картина, нарисованная в пророчестве Исайи, и имеется в виду в Евангелии от Марка.

Это место из Исайи глубочайшим образом поразило греческих и римских писателей. Именно об этом написана, например, 4-я эклога Вергилия. Мало кто прошел мимо этой картины гармонии, которая наступит с приходом Мессии; гармонии, которая распространится не только на разумную часть творения, человечество, но и на природу.

Из опыта святых мы знаем, что, когда Бог входит в жизнь человека, дикие животные становятся подле него ручными. Мы знаем о медведе, который приходил к преподобному Сергию, о льве, посещавшем преподобного Герасима, о волке, усмиренном святым Франциском, – это свидетельства, пришедшие из русской глубинки (в первом примере), с Востока (во втором), из Европы (в третьем). Дикая природа животных отступила перед тем светом Христа, который исходил от святых.

…Кончились сорок дней поста. Иисус ответил на три искусительных вопроса сатаны, по-человечески вырос, укрепился. Вот ответ на вопрос о важности поста для нас. Пост должен нас не ослаблять, а укреплять. И если после Великого поста мы приходим к Пасхе ослабленными, значит, мы что-то делаем не так. Пост – всегда искушение, но он должен в конце концов нас укрепить, это евангельский критерий истинного поста. Ибо пост – это не диета, а школа жизни во Христе.

Вернувшись к людям, Иисус поселяется в Капернауме, в Галилее, и начинает Свою проповедь среди язычников. Он начинает ее словами: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф 4: 17). До Него именно этим призывом – «покайтесь» – начал свою проповедь Предтеча; и теперь это слово становится первым и, может быть, главным в проповеди Иисуса.

Что такое покаяние? Мы часто не в силах ответить на этот вопрос. Для нас покаяться – значит признать свои грехи. Мы приходим на исповедь, чтобы рассказать священнику о себе что-то плохое. Но проходит две-три недели, и мы снова вынуждены рассказывать ему о том же самом. Значит, покаяние наше не состоялось.

Действительно, в современном русском языке слово «покаяние» не несет большой эмоционально-смысловой нагрузки. А в иврите слово (тшу́ва) означает «поворот», от глагола  (шув) – «поворачивать». Это соответствует славянскому «обратиться», т. е. остановиться на дороге, по которой шли от Бога, повернуться и пойти к Богу. Это и есть покаяние. К этому призывает Иисус. Он не говорит: посыпьте голову пеплом, разорвите свои одежды, расскажите, какие вы плохие. Спаситель говорит: остановитесь и повернитесь. Вы шли от Бога – теперь идите к Богу. Когда мы приходим к таинству исповеди – вот оно, наше покаяние, наша остановка. После этой остановки очень важно идти к Богу. Мне кажется, что в этом контексте лучше употреблять слово «обращение», тем более, что оно есть в нашей традиции, в славянском языке. Это очень выразительное слово – «обратиться» – значит, повернуть туда, куда нас зовет Отец.

Иисус говорит нам: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Очень важно здесь слово «приблизилось». Оно напоминает нам о молитве «Отче наш», где мы говорим: «да приидет Царствие Твое…» Если Царство приблизилось, значит, оно уже есть. Словами «приблизилось Царство Небесное» Господь говорит нам, что оно уже наступило. Не Спаситель, не евангелисты и не христиане придумали такое выражение – (Ме́лкут Яхве) – Царство Божие. Оно было знакомо всем современникам Иисуса из их ветхозаветной религии. Для иудея Царство Небесное (слово «Небесное» заменяет здесь слово «Божие», чтобы не употреблять лишний раз имя Всевышнего) – это далекое будущее человечества, а для нас – сегодняшний день. И наша задача – увидеть его, понять, что оно приблизилось и уже среди нас.

В Евангелии от Луки Спаситель говорит: «Не придет Царствие Божие приметным образом… Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк 17: 20–21).

Действительно, внутри нас всех, внутри Церкви есть Царство Божие. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», – говорит Господь в Евангелии от Матфея (18: 20).

Как говорит мать Тереза из Калькутты, Бог, Царство Небесное проявляется в том, как мы относимся друг к другу. Это Царство уже есть и имеет своих граждан: преподобных Серафима, Николая, Сергия, Александра Невского и других святых. Не случайно же во время Литургии, совершая таинство Евхаристии, мы читаем молитву:

«Достойно и праведно Тя пети^[3], Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити, Тебе поклонятися на всяком месте владычества Твоего: Ты бо еси^[4] Бог неизречен, недоведом, невидим, непостижим, присно сый, такожде сый^[5], Ты, и Единородный Сын, и Дух Твой Святый; Ты от небытия в бытие нас привел еси, и отпадшия возставил еси паки^[6], и не отступил еси вся творя, дондеже^[7] нас на небо возвел еси, и Царство Твое даровал еси будущее…»

То Царство, которое Господь даровал нам, становится реальным Царством. Для иудея Ветхого Завета оно – в будущем. А нам оно даровано уже теперь.

В средние века бытовала точка зрения, имевшая социальную подоплеку, – кому плохо живется на земле, будет хорошо на небе. Это действительно как-то утешало людей. Но к проповеди Спасителя это не имеет никакого отношения. В Царство Небесное мы входим уже здесь, на земле. Там просто станет ясно, кто просияет сразу, а кто будет ждать, пока святые отмолят его грехи. Наша задача заключается в том, чтобы войти в Царство самим и ввести в него других уже теперь, не после смерти, а при жизни.

«Царство Божие – внутри нас» (Лк 17: 21). Именно так это звучит в переводе на французский и английский языки, так и в русском переводе под редакцией епископа Кассиана – «внутри нас». Это очень важное место, меняющее все акценты, во многом изменяющее наше понимание Благой Вести.

Но что происходит с Царством, которое уже проповедуется, которое среди нас? Иоанн Креститель арестован и обезглавлен, а Спаситель по поводу его судьбы говорит: «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф 11: 12).

Слова «Царство Небесное силою берется» и вся фраза до конца – одно из темных мест Евангелия. Обычно это толкуется таким образом: чтобы войти в Царство Небесное, нужны усилия. Отечественные толкователи говорят, например, что для этого нужно изучать Священное Писание, в совершенстве овладев славянским языком. Но трудно представить себе, как человек, от зари до зари работающий в поле или на заводе, может овладеть славянским языком. Конечно, это не представляет особого труда, например, для московской интеллигенции. Но Церковь создана Господом не только для нее, она создана для всех и каждого, и все в ней равны. Поэтому призыв «изучайте – тогда поймете» представляется спорным.

В греческом тексте 11-го стиха употреблен глагол βιάζω – «подвергать насилию». Значит, речь здесь идет о том, что Царство Небесное подвергается насилию. Это касается судьбы не только Иоанна Крестителя, но и всех тех христиан, которые позже будут схвачены, замучены, казнены. Это значит, что Царство Небесное подвергается насилию со стороны секулярного, враждебного Богу мира.

Так что здесь Христос говорит нам совсем не о том, что мы должны предпринимать усилия, чтобы войти в Царство Небесное. Здесь речь о другом: Царство Божие, как только оно становится сколько-нибудь видимым для людей, тут же становится объектом атаки и насилия. Примеров тому множество. И главный пример – Крест, на котором был распят Христос. Еще – мученики, от Иоанна Предтечи до сегодняшних. Причем мученики – это не только те, кто был насильственным путем лишен жизни. Преподобный Серафим Саровский, удивительно передающий нам свет Христов, духоносный, замечательный святой, которого мы так любим, тоже был своего рода мучеником. Ведь всю жизнь его преследовали церковные власти.

Вообще царская Россия вовсе не была страной благостно-христианской, и XIX век совсем не был золотым веком православия, как это любят сейчас изображать. Это было безбожное государство, быть может, одно из самых безбожных на земле. Причем именно по той причине, что оно не выдержало третьего искушения и пошло по пути государственного православия, грубейшей подмены религии духа и сердца религией внешних форм, парадного и показного благочестия.

Страшно, что при царской власти в здании Двенадцати коллегий (министерств) в Санкт-Петербурге было место и для ведомства по делам религий, причем появилось оно, в сущности, уже в допетровские времена, приблизительно в середине XV века. Огосударствление Церкви привело к тому, что к концу XIX века в России стало стыдно быть православным человеком. Та самая Церковь, к которой принадлежали Серафим Саровский и Тихон Задонский, управлялась чиновниками в генеральских мундирах.

Обо всём этом сказано в Евангелии. И чем ярче Царство Небесное проявляет себя, тем более дерзко действуют грабители. Это один из основных моментов в истории христианства.

Когда-то один из епископов на вопрос иностранного журналиста, гонима ли Церковь в Советском Союзе, ответил, что Церковь всегда гонима. И это действительно так, такова природа Церкви. Если ее не гонят «физически», то это делается в какой-то изощренной форме, что еще хуже.

Говоря о том, что Царство Небесное уже здесь, Иисус призывает нас. Первое, что Он делает, – собирает учеников. Он видит Симона и Андрея, закидывающих сеть, и говорит им: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф 4: 19). Если перевести дословно, то получится: «Вы будете рыболовами человеков».

Начиная с XVIII века, это выражение – «ловцы человеков» – очень полюбили атеисты. Они говорили, что церковники – ловцы, заманивающие людей в свои сети. Газета «Правда» и другие подобные издания постоянно использовали этот «фразеологизм», видя в нем какой-то негативный оттенок. Но на языке евангельском это нечто совсем другое.

В Библии вода всегда символизирует смерть. Вспомним псалом: «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услыши голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих» (Пс 129: 1–2).

Из какой глубины взывает молящийся? Из глубины вод, топящих его. В другом псалме говорится: «Если бы не Господь был с нами… воды потопили бы нас» (Пс 123: 1, 4).

Человечество эпохи заката греческой культуры на рубеже нашей эры жило, раздираемое чудовищным страхом перед смертью. Такого страха человечество еще не знало. Гомеровские герои тоже боялись смерти, но во времена греческого полиса этот страх прошел. Греки очень любили свои полисы и поэтому думали: я умру, но полис останется. Потом, когда полисная система стала распадаться, страх перед смертью вновь стал возвращаться к людям. К тому времени, когда Иисус начал Свою проповедь, этот страх достиг апогея и буквально парализовал жизнь античного общества.

Мы, конечно, не в такой степени христиане, чтобы не бояться смерти. Но часто за страх перед смертью мы принимаем боязнь смерти наших близких. Этот страх имеет другую природу и никакого отношения к страху смерти не имеет, это просто боль за наших близких. Страх смерти преодолевается, когда не боишься собственной смерти. Своей проповедью Христос дал людям нечто такое, что они перестали бояться смерти, Он вытащил их из пучины вод, символизирующих смерть, избавил от страха, спас. Вот почему Он делает апостолов именно ловцами человеков, которые, подобно рыболовам, вытаскивающим рыбу из воды, вытаскивают нас из пучины страха перед смертью.

Платон сказал однажды, что мы, люди, те впадины Земли, в которых живем, принимаем за Землю, а воздух – за небо. Если бы мы вдруг увидели подлинную Землю и подлинное небо, мы в них ничего не поняли бы, как ничего не понимает рыба, вытащенная из воды. Отталкиваясь от этого платоновского образа, можно сказать, что в христианстве человек действительно начинает чувствовать подлинность жизни. В первый момент у него наступает шок, как у вытащенной из воды рыбы. Опыт показывает, что люди, открывшие для себя Бога, несколько месяцев, а то и год-полтора живут в каком-то необычном состоянии, не понимая, что с ними происходит, что произошло с миром, – они увидели его совершенно новыми глазами. Господь Своими руками, руками Своих апостолов вытаскивает человека из пучины прежней жизни, открывая ему новую действительность, сначала этому человеку абсолютно непонятную, пугающую, ввергающую его в растерянность. Но со временем всё встает на свои места. Таков путь к Богу.