– Толик, я работаю над монографией, и мне не до выпивок. Кроме того, Машенька опять ушла к Ловцову. Больше я ее к себе не пущу, раз сменила ученого на безграмотного шоферюгу, матерщинника и крамольника. Вечером позвоню Валентине, выпрошу прощение, приползу на коленях и проведу с ней остаток своих дней. Я посвящу себя науке, буду жить простой жизнью. Чай, щи, гречневая каша, и больше ничего. По праздникам – молоко с булочкой, но без изюма.

– А ты не хочешь почитать другу выдержки из монографии? Ведь я не раз давал тебе дельные советы! – Анатолий Ильич дыхнул перегаром. – Кстати, ты не только талантливый историк, но и замечательный винокур. Я угостил твоим самогоном московского хмыря, так он чуть не обалдел! Где, говорит, вы достали такой прекрасный шотландский виски? Налей мне, Нестор, своего напитка, ибо он сделан талантливым человеком. А талантливый человек талантлив во всем, за что бы ни брался. Ты цены себе не знаешь!

Нестор Николаевич вздохнул и пошел на кухню. Там в нише, где проходят водопроводные и фановые трубы, в дубовом бочонке набирал силу самогон. Самогонный аппарат остался у него с конца восьмидесятых годов, когда водку продавали по талонам и ее катастрофически не хватало. Он подставил глиняный кувшин и отвернул кран. В кувшин, журча, полилась жидкость, пахнущая спиртом и сивухой.

Толик сидел за столом и с притворным интересом читал бумаги, исписанные Нестором Николаевичем.

– Глубоко ты, Нестор, проник в тему, глубоко. Не понимаю только, почему не набираешь текст на компьютере. Так же намного проще. Не надо ни черкать, ни переписывать. Можно просто менять текст.

Слова друга задели Нестора Николаевича за живое.

– Ты не прав, Толик. Все великие историки писали пером или ручкой. И исправлять слова надо, перечеркивая их, а не заменяя. Перечеркнутые слова можно опять прочитать и, если нужно, вернуть в текст.

– Тебе видней. Ты пишешь слова, а я картины. Но мы оба пишем, и оба талантливы.

– Я принес тебе домашней водки, – Нестор поставил перед Толиком кувшин.

– Мне? А почему не нам? Не хочешь выпить со своим другом? Или считаешь, что пить со мной западло?

– Толик, ты же знаешь, я в глухой завязке. Стоит развязаться, и я опять потеряю месяц-другой впустую, начну выпивать даже с этим ничтожеством – соседом Ловцовым под закуску, которую будет готовить Машенька. Мое сердце больше такого не выдержит!

– Нехорошо получается, Нестор, нехорошо! Тебе, значит, пить нельзя, а твоему другу можно. Кстати, с похмелья я лучше пишу. Такие образы получаются, что Босх отдыхает! Все подкорка наружу выворачивается.

– Ладно, Толик, выпью одну, но не больше, – Нестор Николаевич достал из старого буфета с выбитым стеклом две рюмки. Буфет купил по случаю у соседки снизу. Он любил покупать старые вещи как символы времени, а следовательно – истории.

– А закусить не найдется? Раз Тайка посоветовала, чтобы меня кормили собутыльники, так покорми! Ге-ге-ге!

Нестор Николаевич понял, что сегодня вряд ли напишет хоть строчку, и покорно отправился на кухню. Там он нашел в холодильнике кусок отварного мяса, оставшегося от супа, и немного квашеной капусты в литровой банке.

Нестор выпил с Анатолием рюмку и был искренне уверен, что сегодня больше пить не будет. Но вторая рюмка пошла так легко, что казалось, будто ее вовсе и не было. Между прочим. Без всяких последствий. Релаксация. – Третья рюмка прошла незаметно, как тучка на небе.

– Ты, Толик, пойми. Мне пить нельзя. Я создал новое направление в истории.

– Какое? – трезвым голосом спросил Филь-Баранов. Его самогон пока не брал.

Выпивка после длительного воздержания вызвала в Несторе Николаевиче приступ красноречия.

– Автомобильное.

– Не понял.

– Автомобиль отражает жизнь человека, как зеркало – лицо. Посмотри на автомобиль, и ты поймешь, что такое его хозяин. Эти, с позволения сказать, историки судят об эпохе по найденным черепкам, берестяным грамотам и прочей ерунде. Хотя, быть может, они в чем-то правы. Ведь в те времена не было автомобилей. А сейчас-то они есть! Понимаешь?

– Не понимаю, к чему это ты.

Нестор молча разлил самогон и одним махом выпил свою рюмку.

– У тебя есть фотоаппарат?

– Есть. У настоящего художника всегда несколько фотоаппаратов. Но при чем здесь фотоаппарат?

– Что ты делаешь со своим фотоаппаратом?

– Фотографирую. Но зачем тебе…

– Стоп! Отвечать на вопросы! Самому вопросов не задавать! Что ты фотографируешь?

– Природу. Таисию. Детей. Животных. Да мало ли что!

– Ты фотографируешь всякую ерунду, а я буду писать фотоаппаратом новейшую историю.

– Историю пишут ручкой.

– Ма-а-алчать! Я буду писать фотоаппаратом. Там, где въезд и выезд из города, мы устроим фотозасаду, нет, две фотозасады, чтобы ничего не упустить, Мы с тобой по очереди будем дежурить и фотографировать все въезжающие и выезжающие машины.

– Зачем?!

– Для определения количества въезжающих и выезжающих машин в зависимости от времени суток, месяца, дня недели и времени года. Потом высчитаем достоверные коэффициенты прибытия и отбытия, коэффициенты местных машин и машин из других регионов. Составим график посещаемости Зимнегорского района машинами из других регионов и каждого региона в отдельности, потом…

– Но зачем тебе вся эта галиматья?!

– Пойми, Толик, все дело в коэффициентах. Современная наука, статистика, политика и экономика строятся исключительно на коэффициентах. Без коэффициентов ни один уважающий себя ученый с тобой даже разговаривать не будет. Коэффициенты должны быть достоверные, истинные и реальные. Это как отпечатки пальцев, группа крови или тканевая совместимость. Для получения таких коэффициентов нам надо точно знать площадь Зимнегоского района, количество жителей и их распределение по возрастным, половым и профессиональным группам. Умножаем, например, количество жителей улицы на нужный коэффициент и получаем нужные сведения. Возможно, мы будем работать на грани государственной тайны и нас заставят пройти обследование на детекторе лжи. Возможны допросы с применением дополнительных средств, – Нестор снизил голос до шепота. – Но ради науки я готов на всё. А ты?

– Я тоже. Нестор, налей-ка нам еще по рюмке твоего прекрасного самогона. Что-то сегодня до меня плохо доходят твои аргументы.

Нестор Николаевич вновь наполнил рюмки и чокнулся с Филь-Барановым.

– Ты, Толик, слушай внимательно и попытайся понять открытое мною направление в исторической науке. В истории важно не только знать прошлое и настоящее, но и предвидеть будущее. Возьми хотя бы тех же Нострадамуса и Вангу. Они предсказывали будущее. Как они его предсказывали, промолчим. Но даже их слабые дилетантские попытки принесли славу. Работали они бессистемно, мало что понимая, но зная слабое место истории. А слабое место – это отсутствие достоверного предвидения, предсказаний и прогнозов. Почему? Из-за отсутствия надежных коэффициентов, являющихся ключами к воротам в будущее. Понимаешь? Но это пустующее место мы заполним строго научными вычислениями. Мы гармонию проверим алгеброй, как сказал…

– Нестор, плесни-ка мне еще немного твоего напитка.

Они выпили еще по рюмке.

– Толик, поможешь воплотить мой метод в жизнь?

– Да, Нестор, да. Всегда готовь помочь другу. Что я должен делать?

– Как что?! Фотографировать. Ты что, не понял? Мы подвергнем полученные фотографии статистическому анализу и определим коэффициенты истины для всех проезжающих машин. Эти коэффициенты – ключи к будущему, к победе исторической науки над темнотой, мракобесием и невежеством. Мы подключим к вычислению коэффициентов компьютерного программиста. Он составит программу исследования населения при помощи моих… нет, наших коэффициентов. Вслушайся, как звучит: «Исторические коэффициенты Мохового – Филь-Баранова».

– А почему свою фамилию ты поставил первой?

– Я поставил ее в алфавитном порядке.

– Но у многих нет автомобилей.

– В том-то и дело! У них будет особый коэффициент. Безавтомобильный. Но тебе этого не понять. Ты художник, а не ученый.

– Ты хочешь сказать, что художник глупее ученого?

– Неправда. Просто художники и ученые думают разными полушариями мозга: те – левым полушарием, а эти – правым. Понимаешь? Я сказал то, что сказал. Каждый должен заниматься своим делом. Ты делаешь художественные фотографии, а я их научно обрабатываю.

– А какое полушарие умнее?

– Оба полушария умны, но каждое по-своему.

– Нестор, ты знаешь, что твои статьи на исторические темы всегда вызывали мое уважение. Даже Тайка их с интересом читала. Но сейчас ты, по-моему, перегнул палку. Как бы это сказать… может, ты поторопился с автомобилями? Может, стоит фотографировать не их, а, скажем, дома? Чем домовые коэффициенты хуже машинных?

– Толик, ты мне в душу не плюй! Машины – дело динамичное и отражающее меняющуюся действительность, дома меняются медленней, чем автомобили. Понимаешь?

– Кажется, начинаю понимать.

Они допили кувшин, и Толик остался ночевать у своего закадычного друга.

На следующий день Нестор Николаевич и Анатолий Ильич опохмелялись пивком и отъедались кислыми щами, которые им принесла Машенька. Друзья готовились к первому исследованию новейшей истории Зимнегорска.

Отхлебнув из бутылки пива, Анатолий посмотрел на книжную полку своего друга.

– Смотрю, у тебя тоже есть сборник «С высот былинных Зимнегорска». Я такой же с собой захватил, даже не помню зачем. Кажется, кто-то меня об этом просил.

– Я был на презентации и с тобой поздоровался, но ты не ответил, потому что любезничал с этой дважды разведенной библиотекаршей.

– Тебе нравятся стихи в сборнике?

– Не все. Открою тебе тайну. Под псевдонимом Нестор Летописец я напечатал там отрывок из своей поэмы «Ухабы истории». Всю поэму печатать не стали, мол, она заняла бы половину книги. Ты читал этот отрывок?

– Конечно! – соврал Филь-Баранов.

– Ну и как?

– В своих стихах ты отражаешь, как в зеркале, прошлое, настоящее и будущее человечества. И трудно сказать, кого в тебе больше – поэта или историка. Ты – исторический поэт, ты же – поэтический историк. Ты – поэт истории и историк поэзии. Принеси еще кувшинчик твоего изумительного напитка, производство которого восходит к историческим корням всех напитков мира. Ты разгадал древнейший секрет винокурения, ибо ты – талант.

– Нет, нет и еще раз нет! – вдруг заупрямился Нестор. В него внезапно вселился дух трезвости. Этот дух был с похмелья и потому упрям. – Я не позволю, чтобы мой друг – талантливый художник – спивался! Пусть лучше сопьюсь я, пусть я, а не ты, буду валяться под забором! Ты нужен людям, ты и твои талантливые полотна. Я не налью тебе больше ни капли! С этого момента ты станешь абсолютным трезвенником, – Нестор хотел добавить еще несколько убедительных фраз, но, положив лоб на локоть, уснул прямо за столом.