Книга первая
Приход в мир

Появление Иисуса

Среда Иисуса

Даже самый невнимательный читатель Евангелия обязательно заметит, что Иисус постоянно называл себя «Сыном Человеческим». Многие реформаторы приводят убедительные доводы в пользу того, что данное определение восходит к более ранним повествованиям, это слово якобы было заимствовано у пророка Даниила и из известных пророчеств и вложено ему в уста. Не исключено. Но достоверно и другое: Иисус воспринимал себя полноценным человеком и хотел быть уверенным, что его таким признают и другие.

Уже поэтому он, бесспорно, претендует на простое человеческое уважение. Человек ему вовсе не кажется жалкой тварью, какой его часто представляют. Он – и это несомненно – считал человечество своего рода дворянским сословием среди прочих тварных существ, более высоким по сравнению с тем, что признается и смутно ощущается нами сегодня, что мы осмеливаемся лишь робко высказывать. И эту веру он оправдал. В нем человек действительно возведен в дворянское достоинство.

Когда мы смотрим на Иисуса как на человека, который искал и нашел путь к Отцу, то и нас, людей, и наш путь к Нему озаряет благодатный свет. Иисуса, как и нас, родила женщина, и простота его человеческого существования вызывает у нас сочувствие уже потому, что она характерна и для нас, призванных самой жизнью к тому же устремлению.

Судя по имеющимся у нас источникам, он происходил из среды, на первый взгляд, до удивления простой и незатейливой. По тогдашним понятиям, условия его жизни были самыми обыкновенными, по-другому и не скажешь. Они почти полностью лишены чего-то необычного, и евангельское повествование как таковое не считает нужным их обсуждать. Но именно по причине своей простоты они столь многозначительны.

Как раз молчание источников окутывает его жизнь тайной, и этот покров таинственности бережно и стыдливо скрывает его человеческое бытие, по крайней мере, от непочтительного прикосновения. «Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем». Похоже, что такое восприятие Павлом Иисуса непроизвольно заставило евангелистов почтительно замолчать и проявить сдержанность в вопросах, которые, возможно, оказались бы достойными внимания нашего поколения, достигшего своей учености благодаря чтению различного рода книг.

Жизнеописание Иисуса как таковое для нас особого значения не имеет. Образ его мыслей, его дух, то, как происходило его развитие, – вот что для нас значимо. Поэтому здесь нам придется касаться лишь тех моментов, которые важны для понимания его пути к Отцу. Правда, в этом случае он предстанет перед нами во всей своей человеческой реальности, что противоречит взглядам духовенства, церковных служителей, которые предпочли бы вовсе не толковать земную сторону Иисуса, делая вид, будто ее у него и не было.

В глазах окружающих Иисус – всего лишь сын Иосифа, таковым рос и воспитывался.

Если мы задумаемся над общественным положением Иосифа, то увидим, что он был, с одной стороны, носителем достойных самого глубокого уважения родовых и народных традиций, а с другой – представителем третьего сословия, занимавшегося мелким кустарным промыслом.

Иногда, при определенных условиях, в третьем сословии появляется зачаток нового, достигающий впоследствии небывалого развития. Нашим ли современным детям об этом рассказывать… Но вся разница в том, движется ли семья по социальной лестнице вверх или вниз. Если в нашем обществе простой рабочий становится начальником цеха, а кто-то из его детей, чего доброго, выбивается в руководители предприятия, то такая трудная карьера не хуже настоящего живительного эликсира ободряет и наполняет надеждами всех домочадцев. Но если же древний дворянский род в лице своих последних отпрысков вынужден заниматься ремеслом, тогда, как правило, на всю их жизнь накладывается отпечаток деградации, отчего их сознание обращается к прошлому, а не к настоящему.

Обитатели дома в Назарете еще ощущали свою принадлежность к роду царя Давида, но возрождение былого величия казалось совершенно невозможным. И хотя условия жизни Иосифа и Марии вовсе не нужно считать такими уж жалкими, как мы их по обыкновению представляем, вспоминая о яслях в Вифлееме, все же в мирском смысле слова положение Иосифа и Марии было беспросветным. Люди назвали бы их бедняками.

Но даже если бы у них и была надежда изменить свою жизнь, то встает вопрос: а куда можно было бы им стремиться? В круг придворных с их возней вокруг царя Ирода? Или к тем выскочкам, тесной толпой окружавшим римского наместника? Оба варианта для израильтянина того времени, принадлежавшего к столь низкому сословию, представлялись особо соблазнительными. На страницах Евангелия, особенно там, где речь идет о рождении Иисуса, сквозит настолько беспрекословная, невысказанная покорность судьбе, что своим появлением на свет он убедил мир в бесплодности надежд на земные блага.

Что можно заключить, прочитав историю о гонениях, учиненных царем Иродом, которая в Евангелии следует сразу за рассказом о появлении восточных мудрецов. Иосиф и Мария находились вне всяких подозрений проницательной службы безопасности – ведь, по ее мнению, они не могли быть родителями претендента на трон. В противном случае чудовищное повеление об истреблении младенцев не приобрело бы такого бессмысленного масштаба. Надо думать, что в первую очередь в поле зрения попали более или менее сомнительные люди и их дети. Отсутствие подозрений в отношении Иосифа свидетельствует о скромности его общественного положения.

Но это свидетельствует и о другом, а именно: совсем незаметно возникает нечто божественное, нисколько не смущаемое мнением людей, хотя это происходит среди белого дня. Пастухи, как, впрочем, и мудрецы, без труда нашли место, где появился на свет Младенец. Посланцы же властных структур отыскать его не смогли, несмотря на имеющиеся у них переписные листы, и оказались не в состоянии сообщить хотя бы самую малость о присутствии божества. Вот так же и теперь на глазах у всех могут происходить наиважнейшие события с участием самого Бога, однако они ускользнут от общественного сознания, равно как и не найдут отражения на страницах газет.

О тогдашнем положении Иосифа следует сказать так: опустись он еще немного пониже, и его семью по меркам той эпохи причислили бы чуть ли не к подневольным людям. Говоря современным языком, ей пришлось бы искать места среди низших слоев третьего сословия. Отягчающим обстоятельством оказалось бы к тому же и великое родословие, которое, скорее, бросило бы тень на нынешнее положение семейства в обществе, чем окрасило его в светлые тона.

То же можно сказать и об обстоятельствах зачатия Младенца. Трудно понять, почему данный вопрос подвергся такому бесцеремонному исследованию, к тому же столь публично и без всякого смущения, в то время как авторы библейского повествования обстоятельств жизни Иисуса сочли необходимым всего лишь дважды коснуться – слегка, осторожно и целомудренно, даже и не подозревая, что эта деликатная история приведет к немыслимым по своим масштабам разногласиям в вопросах веры. Приверженцы религиозных словопрений, похоже, не имеют ни малейшего понятия о присутствии Воскресшего. В противном случае они проявили бы больше почтительности. Ведь, по сути, они отрицают воскресение. Пусть не на словах, но зато всем своим поведением. Кто позволил бы себе в присутствии человека обсуждать спорные моменты его рождения?… Так почему же люди допускают такое в отношении Иисуса, которого они в то же время признают Сущим во все времена? Но в принадлежности к ремесленному сословию есть еще одно унижающее обстоятельство, которое порой может оказаться тяжелым бременем, – это зависимость от людей, от заказчиков. Крестьянин в этом отношении находится в более благоприятном положении. Он обращает взор к небу, чувствуя свою зависимость от ветра и прочих погодных условий, а выполнив положенную работу, уповает на милость Божью как свободный независимый человек, умея и очень высоко ценить свое такое положение. Все своеобразие земледельческого сословия – в основном следствие подобной независимости от людей. У ремесленника же ее нет. Его активность и умение приспосабливаться объясняются тем, что он живет благодаря своим заказчикам и страдает от конкуренции. Чувствительные души это угнетает, и никто, пожалуй, в полной мере не избавлен от тяготы такого положения, которое для многих неизбежно становится неукротимым источником жизненных трудностей.

Вот такой была среда, в которой рос Иисус, жалкая с точки зрения общества, отнюдь не благоприятная и не многообещающая.

Дитя Израиля

По духу семья из Назарета была истинно израильской. Пожалуй, больше внутренне, поскольку по внешним признакам это было не так заметно. По сравнению с прочими древними народами у израильтян имелись самые прекрасные условия для получения образования. Хотя израильтян в целом и не считают народом выдающейся культуры, поскольку они не добились успехов в строительстве пирамид, подобно египтянам, и не развили в себе чувство благородной симметрии, подобно грекам и их подражателям, но тем не менее жизнь Израиля позволяла его народу как таковому быть сопричастным определенному уровню образованности. У цивилизованных народов – греков и римлян – образованность являлась уделом лишь «сливок общества», и народ в целом к достижениям культуры доступа почти не имел. Куда хуже обстояло дело у египтян, вавилонян и ассирийцев. Там всем знанием полностью и единолично владели жреческое сословие и высшая знать.

В Израиле – по-другому. В древности это был народ земледельцев и скотоводов, и его образование, по сути, сводилось к знанию великих народных преданий и традиций. Израильский крестьянин всегда отличался очень глубоким миропониманием, и у него всегда находились поводы поразмышлять о былых событиях в жизни своего народа. В том числе и о появлениях пророков или о различных культовых церемониях, жертвоприношениях, священстве. Способность к умозаключениям и духовные импульсы формировали определенное отношение к знанию, которое было свойственно этому народу на протяжении длительного времени.

После возвращения из вавилонского плена все коренным образом изменилось. Культурное наследие уже от одного только общения с великими цивилизованными народами древности стало более живым. В то время в страну проникли и элементы римского и греческого просвещения, достигавшие самых низших слоев народа, и поэтому фарисеи, ревностно оберегавшие в синагогах религиозное наследие, стремились контролировать весь народ с помощью соответствующих духовных служителей и центров религиозного образования. Проповедь и поучение, особый акцент на скрупулезном соблюдении закона – все это было не чем иным, как духовными вихрями, вызванными хлынувшим потоком язычества.

Такое духовное оживление, ставшее поворотным моментом в религиозной жизни, было инициировано и направлялось фарисеями. Оно началось вскоре после возвращения из Вавилона и, по всей видимости, стало внутренне необходимым именно тогда, когда вместе с римскими войсками и чиновниками в страну вступило римское и греческое язычество. В то время наибольшая опасность для правоверных иудеев заключалась в возможности исчезновения веры в живого Бога, да, пожалуй, и всего израильского духа под натиском просвещения, исходившего от нового образования. Отсюда этот строгий, почти фанатически регрессивный тип фарисейства, с которым на каждом шагу сталкивался в своей жизни Иисус, отсюда ревностное почитание Бога и осознание избранничества Израиля, отсюда незыблемая убежденность в том, что достижение Царства Божьего возможно только посредством строжайшего соблюдения догматов древнего вероисповедания. О том, что именно фанатичная религиозность не только не способствует, но самым непосредственным образом препятствует становлению Царства Божьего, конечно, никто не подозревал.

По-видимому, общество было далеко не сплоченным. Безусловно, повсюду уже встречались просвещенные люди, которых не воодушевляла патриархальная израильская вера и ее обычаи, – они-то и оказывались весьма восприимчивы к образу мыслей нового времени, воплощенном в царстве земном римско-греческого типа. Но наряду с этим существовали и решительно настроенные ортодоксальные круги, куда входили люди, обучавшиеся у фарисеев, а они в религиозно-моральном отношении имели явный перевес.

Распространению нахлынувшей волны просвещения способствовала исключительная подвижность еврейского народа. Вернувшихся из вавилонского пленения иудеев торговые интересы привели на рынки побережья Средиземного моря. Евреи занимались этим свойственным им делом как в Александрии, так и на улицах Рима или Коринфа. Их можно было встретить в Эфесе, во всех уголках Малой Азии и даже на островах Эгейского моря.

Но Иосифа и Марию мы видим среди приверженцев древней веры. Это вполне естественно. Духовным средоточием их жизни было великое прошлое Израиля. И эту традицию нигде не пестовали так тщательно, как в синагоге. Уже поэтому синагога смогла стать самым важным местом для обучения. Занятия в иудейской школе сводились к чтению и толкованию Писания. Последовательность используемых при богослужении отрывков из Писания, судя по сегодняшним канонам иудаизма, не была столь скупо ограничена, как, например, у христиан. Кто в церкви вынужден довольствоваться лишь проповедями, обходясь без чтения самого Священного Писания, тот неизбежно будет знаком лишь с незначительной частью Библии. В иудейском обществе перед верующими из года в год предстают во всей своей целостности, по крайней мере, пять книг Моисея. Весьма большое внимание уделяют и Псалтири. В более ранние времена Пророки [имеются в виду исторические повествования о жизни пророков – одна из составных частей Ветхого Завета. – Прим. пер.], возможно, играли куда большую роль, чем впоследствии, когда их оттеснили на задний план, чтобы воспрепятствовать христианскому истолкованию многих пророчеств как предвещающих появление Иисуса.

Теперь нам нетрудно представить, какое воздействие оказывала синагога на внимательных слушателей, каковыми, вне всякого сомнения, были Иосиф и Мария. Им не нужно было уметь читать или держать дома Писания, чтобы запечатлеть содержание священных книг в детском уме мальчика Иисуса, сделав их неиссякаемым источником пищи для размышлений.

И такое духовное образование, которым охватывались даже самые низшие слои народа, было довольно значительным. Ведь религиозные книги Израиля составляли одновременно всю его литературу, в них был отражен духовный труд предшествующих столетий. Кто знаком с Ветхим Заветом, тот имеет представление и об общем ходе мыслей народа на протяжении его двухтысячелетнего развития. Отсюда можно почерпнуть для себя многое, особенно если подвергнуть все это глубокому внутреннему осмыслению.