– Здравствуйте. Ме… – «Меня зовут Илья», – я так и не сказал, поскольку Витька, ударив кулаком по моему колену и стиснув зубы, дал понять, что не стоит вот так сразу раскрывать карты. Нужно было оставаться инкогнито. – Алло.

– Да, я вас слушаю…

– Спасибо. Не могли бы вы… Могу я услышать Вику?

– Секунду. – Женский голос пропал, послышались шаги, потом вновь появился и слегка встревоженный: – Кто спрашивает?

– Иль-дар. – «Боже, что я сморозил?»

– Вика! Ильдар – по телефону! Ты знаешь Ильдара? – «Какого Ильдара?» – послышалось на заднем фоне. – Какой Ильдар? – переспросила, похоже, ее мама.

– Из школы.

– Ильдар из школы!

Гробовое молчание на том конце провода заставило поверить, что звонок завершился, но ее голос все изменил:

– Привет, Ильдар.

– П-привет, В-вика. – В горле пересохло, а очки еще не успели отпотеть.

– Илья? – уже шепотом спросила она.

– Да, – прошептал я.

– Откуда ты знаешь Ильдара и почему моей маме представился именно им?

– Наугад. Я просто испугался.

– И правильно сделал. Секретность – первое правило нашего дела.

– Какого дела?

– Ну… нашего… ты же обещал помочь… помнишь?

– Я-то помню, а вот ты, похоже, забыла.

– Нет. Вовсе нет. Просто время еще не пришло. Я же сказала, что позвоню тебе.

– Сказала…

– Не обижайся… Илья, ты позвонил очень кстати. Я так рада тебя услышать.

– Я тоже. Очень. Рад.

Витя усердно замахал руками над головой, обращая на себя внимание. Когда я отвлекся на него, он показал мне пальцем между ног. Я наклонил голову. «Стрелка компаса», «стрелка КИПа», оттопыривая штаны, указала почти в том направлении, где примерно в 5,6 км от нас находился дом Вики. По прямой расстояние, должно быть, много короче.

Благодаря Витьке я понял, что люблю ее… Вику, а не стрелку! Ты, Профессор, лучше не выделывайся, мне и Витьки хватает с его приколами!

Как тебе такое?

Вот и славненько!

Больше я не мог с ней разговаривать, не мог стерпеть той боли, что раздувалась в трусах. Приходилось терпеть. И пыхтеть.

– Илья, ты тут? Ты куда пропал?

Я вопросительно посмотрел на Витьку.

Он поднес к своему подбородку ладонь и плавно опустил до груди, кольцом губ выдувая плотную струю воздуха в мое лицо. Я проделал ту же операцию. Два раза. Полегчало.

– Да. Извини, отвлекся.

– Все хорошо… Илья, могу я задать тебе вопрос?

– Конечно, – ответил я, но вопрос меня насторожил. После таких вопросов от мамы папе всегда неловко. Мне же стало неловко вдвойне.

– Можешь больше не звонить мне?.. – Я выпал из реальности. Все, к чему я стремился, рушилось за доли секунд. То, до чего оставалось только дотянуться и ухватиться, становилось дальше. Мир вокруг меня (картонные стены) неумолимо сжимался, давил, а голова целенаправленно подходила к взрыву… мозга. Мозг же отказывался верить в услышанное ушами. Я желал Вите сгореть в аду за то, что заставил меня позвонить ей. – На этот номер, на домашний. У меня есть мобильный, звони на него.

– Что? – Мозг уже кипел.

– Звони на мобильный, Илья. Так и мне, и тебе будет спокойнее. И дешевле, – хихикнула она.

– Дешевле? – Я все еще никак не мог выбраться из западни, выстроенной самому себе своими же опережающими время мыслями.

– Ты звонишь с мобильного, я знаю, что он твой. С мобильного на мобильный звонить дешевле, чем с мобильного на домашний, и наоборот.

– Она права, – вставил Витька.

Вика это услышала.

– Ты не один? Кто с тобой? Черт! Почему ты не сказал мне?

– Вика! Вика! – протараторил я.

– Никто не должен был знать о нашем разговоре. Ты все испортил!

Мой взгляд упал на Витю, и он вступился за меня:

– Привет, Вик. Меня зовут Витя, я друг Ильи. Это я помог ему найти твой домашний. Не вини его. Это я заставил его позвонить тебе. Я и никто другой. Мое присутствие при его звонке тебе – полностью моя вина. Я думал, так будет лучше. Вика, знай, что я вас не выдам, мой рот на замке. И вообще… и вообще… я отрежу себе язык!

– Витька! – выкрикнул я, когда он достал канцелярский нож, которым разрезал упаковку фотоальбома.

Одной рукой он вытянул язык, второй приставил к нему острое лезвие. Я пнул Витьку между ног. И спас, и отомстил одновременно. Нож выпал, а он согнулся на кровати, задыхаясь от боли.

– У вас там все в порядке? – встревожилась Вика.

Она не на шутку испугалась, хоть и не видела происходящего. Я же чуть в штаны не наложил, но все же произнес:

– Он взаправду хотел отрезать себе язык.

– Какой ужас! Это из-за меня! Извини! Я не хотела! Илья, если ты доверяешь ему, то и я тоже.

– Я доверяю.

– Хорошо. – Она задумалась. – Илья, у тебя есть где записать мой номер мобильного?

– Диктуй.

Естественно, в целях безопасности я не стал записывать номер на бумагу, которой полно в Курямбии, не стал вносить в телефонную книгу. Просто записал его в свою память и выделил жирным. Так было надежнее. Так я не был ни от кого зависим и мог рассчитывать только на себя.

Часы в верхнем правом углу экрана моего телефона оповестили: пора возвращаться домой. Мне не то что бы было пора – я сам хотел вернуться до того, как родители начнут переживать и названивать мне. Не хотелось их тревожить, чтобы в следующий раз не пришлось упрашивать их о походе в гости к Витьке. Сердцем чуял: этот поход не последний.

– Вика, могу я позвонить тебе сегодня ночью? У меня есть вопросы, которые мне не хотелось бы озвучивать в присутствии Витьки.

– Э?! – заупрямился Витя, все еще кривляясь от боли в паху.

– Ночью? – удивилась она.

– Да. Не хочу быть услышанным. Дождусь, когда все уснут, и позвоню. Можно?

– Если только не поздно. Или…

– Я слушаю.

– СМС? Так точно никто не услышит. Если, конечно, у тебя не старый кнопочный телефон, где щелчками кнопок можно разбудить спящий вулкан. – Она усмехнулась.

– Как же я сам не додумался? – «Как я мог додуматься, если никогда не писал СМС?» – Значит, может, можно чуть раньше ночи?

– В любое время, Илья.

– Спасибо! Значит, до скорого?

– Пока.

– Клади трубку, – произнес я, надеясь поиграть в «нет, ты первый», но она положила. Тем не менее улыбка не сошла с моего лица, а только стала шире. Щеки болели, а между ног боль прошла. Выветрилась, как и что-то влажное, что не было мочой. Это я уже говорил тебе.

Я толкнул Витьку:

– Вставай, лежень. Не притворяйся. Мне пора домой. Проводи меня до выхода и валяйся сколько душе угодно.

– Вот так, да? Я к тебе с добром, а ты?.. Хоть бы спасибо сказал.

– В очко иди.

– Другое дело! – Он расхохотался. Я тоже. – Старый добрый Илюша. Прям расцвел! Точно влюбился! Даже палка в трусах это подтвердила. Если бы не я…

– Пойдем уже, «если бы не я». Если бы не я, ты бы не корчился от боли в паху и животе, а задыхался от бурлящей во рту крови. Ты реально мог отрезать себе язык?

– Я, по-твоему, додик? Просто хотел, чтоб ты поверил. Чтоб поверила она, Вика. Как видишь, удалось.

– Зря я тебя остановил.

– Это твое спасибо?

– Спасибо. Я тебе должен.

Когда мы вышли из Курямбии, на улице уже смеркалось. Иглыч снова был у последнего подъезда «Китайской стены». Спал под скамейкой. Крепко спал. Сладко спал. Я ему только завидовал.

Витя проводил меня до супермаркета. На прощание назвал меня придурком.

Вернуться до звонка родителей у меня не вышло. Не хватило считанных секунд. Мелодия входящего заиграла, когда я проворачивал ключ в замочной скважине. Я не ответил, а как только переступил порог дома, крикнул: «Я пришел!» Мама выбежала ко мне, обняла. Папа не удосужился, он смотрел футбольный матч и бед не знал.

Мама поинтересовалась моим настроением, ощущениями, впечатлениями. Спросила, понравилось ли мне, готов ли я еще сходить в гости к Вите. Она была возбуждена, глаза горели. Казалось, она перенеслась в свое детство, а я стал ее подружкой со двора, у которой во что бы то ни стало нужно было узнать все тонкости и нюансы после первого похода в гости к другу. Она даже пригласила меня к столу на чашку чая с пироженками, но я отказался, сказав, что не голоден, а о впечатлениях отделался формальностями: «Оу! Круто! Мне очень понравилось! Игровая приставка – особенно!»

Не было желания тратить время по пустякам, я хотел поскорей уединиться в своей комнате, залезть под одеяло или под стол и настрочить Вике свое первое СМС. Но до этого нужно было провести одну процедуру.

Я закрылся в ванной комнате, снял трусы и увидел опухшую, покрасневшую колбаску, свисающую между ног. Задел ее и с трудом сдержал вопль. До нее невозможно было дотронуться. Я выкрутил вентиль холодной воды, дождался, когда напор станет ледяным, сомкнул ладони лодочкой, набрал воды и налил на письку, чтобы опухоль не разрасталась. К ушибам же всегда прикладывают что-нибудь холодное, верно? Верно, но стало только хуже. Чтобы не кричать, пришлось прикусить губу. Прослезился. Нагрел ладони о полотенцесушитель, а ими – окоченевший орган. Когда согрел, обратил внимание на трусы. Как и говорил ранее, желтых пятен на них не было. Поднес к носу, принюхался: мочой не пахло, а вот чем-то другим… Чем-то, чего я раньше не нюхивал. Зацикливаться на этом не стал и бросил трусы в контейнер с грязным бельем. Сверху положил штаны.

Высунул нос из ванной: в коридоре было пусто, родители общались в своей комнате, а Поля в своей смотрела сериал с Хабенским. Я пронесся по коридору в свою берлогу, в свое логово, в свою домашнюю Курямбию. Проверил, что с тобой все в порядке, что тебя никто не нашел и не потревожил. Ты был на месте. Затем шмыгнул на кровать, залез под одеяло и осветил лицо тусклым экраном мобильника. Убавил яркость до минимума. Зашел в сообщения, чтобы написать и отправить первое сообщение Вике, и уснул самым крепким сном. Так крепко я не спал даже в младенчестве.

Во сне был я, Витька и Вика. Мы были в центре города. Встретились случайно, но казалось, встреча была запланирована. Три хаотично движущиеся точки никогда не встретятся, не зная четырех единственно верных координат. Их пути никогда не пересекутся. Наши пересеклись.

Знакомить Витю и Вику не пришлось, они словно были знакомы много лет, а я – с ними.

Мы гуляли, веселились, хорошо проводили время. В парке аттракционов Вика угостила нас мороженым, мы же ее – сладкой ватой. Витька нашел в кармане несколько билетов на «Удило чудилы» – качель-катапульту из длинного рычага и четырехместной капсулы на его конце. Получается, места нам хватило с лихвой. «Удило чудилы» раскачала нас и резко подбросила вверх. Капсула оторвалась и пролетала через весь город на другой его конец. Естественно, в Слобурге нет такого аттракциона, но во сне бывает всякое, даже невозможное, в которое охотно веришь.

В капсуле «чудилы» мы приземлились на набережную, совсем рядом с мостом. Чуть ниже, ближе к воде сидели мужики в зеленых одеждах. Рыбачили удилами. Опьяненные весельем, куражом и страстью мы бы их даже не заметили, если бы сначала один, а потом и вся их рыболовная компания не начала прогонять нас с их территории. Витька не растерялся – послал их на три буквы, и мы побежали. Как куда? Под мост. Ежу было понятно, что бежать нужно только под мост и никуда иначе, потому что только под мостом, со слов Вики, нас ожидали удача, чудо, фантастической силы великолепие.

Железобетонная конструкция высотой двадцать и длиной пятьсот метров возвышалась над нашими головами. Я чуть не свернул шею, рассматривая рисунок из двух кругов и овала, расположенный между второй и третей стойкой, на оборотной стороне проезжей части моста, ровно над центром русла реки, в самом высоком месте. Витька пояснил, что тот рисунок – его рук дело, его незаконченная мозаика Пенроуза, которую в срочном порядке нужно завершить, иначе мост рухнет, и погибнет несколько сотен автомобилистов, а если не повезет по-крупному, то в реку свалится пассажирский поезд Киров-Пермь.

Да, я знаю, что на мосту нет железнодорожных путей, но во сне они были. Во сне даже были мужество и отвага, не присущие мне в реальной жизни.

Мы добрались до второй опоры моста и по вбитым в нее арматурным скобам взобрались к вершине.

Мы находились под проезжей частью. Касанием руки холодного бетона чувствовалась вибрация, исходящая из-под колес проезжающих автомобилей. Мост дрожал. Он сыпался.

Витька достал из кармана обломок мелка и полез по лесам заканчивать свой рисунок. «Без него мост разрушится», – напомнил он. Мы с Викой нервно наблюдали за ним, за его неосторожными, почти клоунскими движениями. Он прыгал по доскам, цеплялся за торчащие из бетона металлические прутья, оборачивался, корчил рожи, смеялся. Мы предупреждали его, что на высоте не стоит строить из себя не пойми кого, но ему было плевать. Глаза его горели, а мелок в руке рос как на дрожжах и совсем скоро начал напоминать не обломок, а маркер, потом вообще – алюминиевую банку из-под газированной воды. У незаконченного рисунка Витька был уже с белым цилиндром размером с тубус, и этот тубус перевешивал его, не давая уверенно стоять на ногах.

– Брось его и возвращайся, пока не разбился насмерть! – крикнула Вика.

Витя отвлекся. Уже меловое бревно потянуло его вниз, и он, окончательно потеряв равновесие, самообладание и силу, с ужасающимися от произошедшего глазами полетел вниз.

Его глаза… Они единственные были в цвете. Красные, яркие, пугающие, а все вокруг – черно-белое, размытое, безразличное.

– Назад! Нет! Остановись! – кричал я, но то был крик безнадежности. Гравитацию во сне никто не отменял.

Он летел спиной вниз и смотрел на нас, словно одним лишь взглядом хотел ухватиться за ниточку жизни, оборвавшуюся еще тогда, когда он ступил на строительные леса, когда ослушался.

Он смотрел на нас, мы – на него. Даже всплеск громадного куска мела в воде не заставил нас моргнуть. Мы видели все, все до единого. Видели, как мел растворялся в воде, разрастался белым пятном по водной глади и плыл по течению. Видели, как Витька своим крохотным телом разорвал натянутую поверхность белого пятна. Он упал в белую реку, как хлопья в тарелку с молоком, вот только хлопья всплывают, а Витька не всплыл, сколько бы мы его не ждали.

Все это было так реалистично, так живо и так мертво одновременно. Это было так страшно пугающе, но невероятно возбуждающе. Я словно не лишился друга, а позвонил Вике и услышал ее голос. Хотя я действительно ее слышал, она бормотала за моей спиной. Я обернулся. Она сидела на коленях и с заплаканными глазами: то ли молилась, то ли произносила заклинание. Я не мог оторваться от нее. Она будто выпускала (или уже выпустила) наружу свою мань, заставляющую позабыть о Витьке. И я он нем забыл. Из ее рта доносились нечленораздельные звуки, похожие на пулеметную очередь, и я терял контроль над своим телом. Мои обмякшие руки стянули с меня футболку, потом – кроссовки, затем – шорты с трусами. На ватных ногах-сосисках я подошел к Вике. Ее закатанные глаза оказались на уровне моего пупка, а рот – на уровне еще не поросшей пухом «стрелки компаса», указывающей точно на нее. Ее бормочущие губы почти касались меня. Писька загудела и завибрировала. Все вокруг загудело и завибрировало.

Мост, на и под которым мы стояли, не был исключением. Он скрипел под тяжестью проезжающих по нему автомобилей, появлялись трещины на нетронутых ранее бетонных конструкциях. Меня одолевала мысль о его разрушении, о гибели сотен невинных людей. Когда сверху зазвенели рельсы, а издалека донесся оглушительный сигнал поезда, картина катастрофы затмила глаза. Писька надулась сильнее. Я опустил глаза и заметил, как из нее несколько раз брызнула теплая, мутная жидкость прямо на лицо Вике.

Поезд проходил над нами, мост косился, гудение не прекращалось. Вика вдруг раскрыла глаза, облизнулась и, указывая на меня пальцем, заорала:

– ТЫ!!!

Я проснулся, уткнувшись щекой в телефон. Он вибрировал. Тогда-то я и понял, от чего исходило гудение во сне. Это звонил ты? Это ты меня разбудил? Не отмазывайся. Я видел твое изображение на экране. Я не виню тебя. Наоборот благодарен и хочу сказать спасибо. Говорю: спасибо тебе. Если бы не ты, я так и не вышел бы из того кошмара, из того ужаса, что там происходил. Только благодаря тебе и твоему звонку я вовремя раскрыл глаза, иначе бы продрых всю ночь.

На часах было 22:03. Это, ровным счетом, ничего не значило. В это время я имел полное право написать Вике и надеяться на ее ответ, учитывая, что она вытворяла в моем сне. Честно говоря, хотелось бы увидеть продолжение… И увидел… в реальности: под одеялом, не успев впитаться, на моем животе растекались капли той самой светло-серой субстанции. Я не стал ее трогать, дал возможность засохнуть, испариться, выветриться… к утру.

За стенкой Поля выключила телевизор, и голос Хабенского перестал меня донимать.

В 22:09 я настрочил первое сообщение Вике. Она не отвечала… Хотя чего рассказывать? Так тебе будет понятнее.

22:09. Я: Привет.

22:15. Она: Привет. Ты меня разбудил.

22:15. Я: Извини. Спокойной ночи.

22:17. Она: Ну уж нет. Теперь я не смогу заснуть.

22:18. Я: Я тоже. Пришел домой, лег на кровать и проспал как убитый.

22:28. Я: Вика?

22:38. Я: Ты где?

22:39. Она: Ой! Хи! Уснула, ты снова меня разбудил, настырный малыш

22:40. Я: Вика… Я… У меня есть много вопросов. Не знаю, с чего начать, да и время неподходящее…

22:41. Она: Если ждешь разрешения, устанешь… время точно не подходящее…

22:42. Я:

22:42. Она: Я имела ввиду… может… может, мы лучше встретимся? Отвечу на твои вопросы, если ответить на них должна именно я… Если тебе нужно в чем-то разобраться, то я обязательно постараюсь все разъяснить… Ты же не против?

Понял? Она предложила мне встретиться! Еще спрашиваешь… Конечно, я согласился, правда… Сам ты мямля!

22:45. Я: Давай встретимся! Когда? Где?

22:50. Она: Пока не знаю. Давай, как придумаю, напишу тебе. Ок?

22:51. Я: Не обманываешь? Ты точно напишешь? Где и когда мы можем встретиться, если ты постоянно под родительским контролем? Сейчас ты предлагаешь встретиться, а завтра забудешь про меня, а я снова буду искать подходы, варианты достучаться… дозвониться до тебя. В прошлый раз… ну… по поводу помощи, ты так и не позвонила

22:58. Она: Ты смешной Если бы я не хотела с тобой общаться, то сейчас бы не переписывалась. Усек? Помощь мне правда нужна, только я не знаю, какую именно роль должен сыграть ты. Пока не решилась… У меня, Илья, есть дело, которое непременно нужно выполнить, да только план пока не придуман. Он в стадии разработки.

23:04. Я: Какой план? Какое дело? Вдруг у меня появятся какие-никакие мыслишки?

23:05. Она: Не торопись. Спешка нам ни к чему…

23:05. Я: Ладно.

23:07. Она: Илья, а ты помнишь, с чего все началось?

23:08. Я: Женский туалет?

23:10. Она: И он тоже. НО! Помнишь Козлова? Игоря Козлова?

Помню ли я Игоря Козлова? Я могу не помнить только то, чего не знаю, все остальное тщательно хранится в моем личном сейфе.

23:11. Я: Помню этого козла, и он каждый… почти каждый день напоминает мне о себе своей гнилой физиономией в школе. Черт!

23:12. Она: Я хочу отомстить ему. Как ты к этому относишься?

23:13. Я: Я в деле, Вика.

23:15. Она: Суперпупермегакласс! У меня не получится, а тебя попросить могу… Ты не мог бы последить за ним? Узнать: кто он, что он? Жизнь в школе и вне ее стен… Хотя бы день… Всего день, Илья. Ты вправе мне отказать.

23:16. Я: Сделаю все, что будет по силам. Я – всего лишь незаметный мелкий

23:17. Она: Ты славный. Жду результатов. Пока и спокойной ночи, Илья. До связи.

23:18. Я: Спокойной ночи.