4

На первом курсе, вернувшись из «Полетного», Воронов проанализировал свою жизнь в совхозе и разделил ее на три этапа: «Заезд» (воспоминания), «Апатия» (отупение) и «Натянутая струна». Каждый этап занимал примерно по десять дней. Привычное разделение месяца на недели в совхозе не действовало, потому что выходных дней не было. Первый этап – «заезд» – переносился относительно легко. В поле делились воспоминаниями, силы ползать целый день по полю с картошкой еще были. На втором этапе появлялось безразличие ко всему происходящему. Силы постепенно иссякали, разговоры становились все короче, так как все темы за предыдущие дни были исчерпаны. На третьем этапе появлялась нервозность. Ссоры из-за мелочей становились обычным делом. В поле слушатели в основном молчали, погруженные каждый в свои мысли.

На третьем этапе Трушин, чтобы разрядить обстановку, обмолвился, что в соседний совхоз приезжают на уборку урожая студентки мединститута. Несколько дней парни с надеждой вглядывались в поля: не мелькнет ли где девичий силуэт? Но чуда не случилось, и слушатели вновь помрачнели.

В этом году первый этап пролетел быстрее, так как большинство тем обсудили еще на первом курсе, а повторяться никому не хотелось. Разговоры в поле Воронов условно разделил на четыре категории:

1. Воспоминания о проведенном отпуске: что делал, с кем и что выпивал, с какими женщинами флиртовал, удалось ли кого соблазнить. В воспоминаниях об отпуске женщины занимали львиную долю. Каждый уважающий себя рассказчик старался приврать: приукрасить красоту оставшейся в родном краю подружки, наделить ее пылкой страстью и любовным умением. С количеством соблазненных женщин слушатели старались не перегнуть палку. Если кто-то начинал сочинять, что менял любовниц как перчатки, то в эти сказочки одногруппники не верили: у каждого за плечами был собственный опыт проведенного отпуска.

2. Воспоминания об отпуске были тесно связаны с женской темой, самой излюбленной и обширной. Она включала в себя все аспекты взаимоотношений мужчины и женщины: любовь, разводы, измены, случайные половые связи и их последствия. Рассказчику необязательно было говорить о себе. Он мог сослаться на знакомого или даже когда-то прочитанный роман. Главное – рассказ о женщинах должен был быть интересным и правдоподобным.

3. Служба в армии. Рассказчики об армии делились на три группы. Первые, не стесняясь, заливали байки всем желающим о совершенных ими героических поступках и былинных подвигах. События у этих рассказчиков были всегда привязаны к месту службы: Афганистан, граница с Афганистаном или Китаем, далекие гарнизоны в таежной глуши. В противоположность им были бывшие солдаты, которые при упоминании об армии плевались и проклинали каждый проведенный на службе день. Третьи занимали нейтральную позицию, отмалчивались и на расспросы отвечали: «Ничего интересного не было». Все три группы бывших военнослужащих сходились в одном: кто не служил в армии – тот не мужчина.

В учебной группе Воронова был двадцативосьмилетний парень по кличке Сэмэн. Он был единственным на курсе, кто не служил. Как службу в армии ему засчитали очное обучение в речном училище. Сэмэн был физически крепким, умным мужчиной, пользующимся уважением среди одногруппников. Но стоило разговору зайти об армии, как Сэмэна автоматически лишали права голоса. «Сэмэн, помолчи! – воскликнул как-то Дамбаев Даба. – Ты в армии не служил, значит, жизни не видел!» Дамбаев не скрывал, что в армии с первых дней попал под покровительство замполита и до самой демобилизации рисовал плакаты и портреты офицеров. В марш-бросках не участвовал, в караул не ходил. Вся его служба прошла в художественной мастерской, но! – погоны с буквами «СА» он носил, значит, имел право покрикивать на маменькиных сыночков, увильнувших от запаха вонючих портянок в казарме.

4. Разное. В эту категорию входили все забавные случаи и любые мало-мальски интересные события, произошедшие от сотворения мира и до вчерашнего дня.

Как и предвидел Воронов, разговоры об отпуске быстро стихли. Развитие получила женская тема. Рогов, который в начале уборочной кампании поделился отпускными приключениями только с Вороновым, проболтался о беременной самозванке ближайшим друзьям. На другой день вся группа приняла участие в обсуждении навязываемой женитьбы.

– Ты не спеши изложить все события в одном предложении! – посоветовал Рогову многоопытный Вождь – двадцатидевятилетний любимец женщин, высокий стройный парень. – Рассказывай по порядку: что вы пили с приятелем, как девки появились, не было ли у тебя ощущения, что все это подстроено?

– Рог, он дело говорит! – поддержали Вождя одногруппники. – Откуда бы на гулянке фотоаппарат взялся? Ты что, на каждой вечеринке фотки делаешь?

Рогов вновь в подробностях вспомнил роковой вечер.

– Все понятно! – после недолгого размышления изрек Вождь. – Вначале вы пили водку, потом брагу. Самое опасное сочетание. С бражки после водки память только так отшибает. По себе знаю.

– Зачем же вы на брагу перешли? – спросил кто-то.

– Все было точно рассчитано, – стал оправдываться Рогов. – Мы бы до бражки не дошли, но тут появились девчонки и выпили нашу долю. Мы с приятелем прикинули: надо бы догнаться. Вина или водки в доме больше нет, в магазине не купишь, к таксистам бежать – денег нет. У его родителей стояла брага. Мы подчерпнули по ковшичку, потом еще и еще. Вместо бражки долили воды, чтобы объем во фляге не изменился, а потом… Потом я ничего не помню.

– Брага на чем была настояна?

– Понятия не имею. Не я же ее ставил.

– Тут такое дело, – пояснил непьющим одногруппникам Вождь, – каждая бражка имеет свои свойства. Если она настояна на томатной пасте, то один ковшик примерно соответствует стакану сухого вина. Тот же ковшик браги, настоянной на горохе, может вызвать приступ агрессии или плаксивость. Как-то я видел, как два друга подрались после бражки на горохе, а жена одного из них весь вечер проплакала, проклиная несчастную судьбу. Наутро всем так стыдно было, что в глаза друг другу старались не смотреть. Еще один момент. Если брага не дозрела, то от нее долго не опьянеешь, зато потом как даст – с ног свалит.

Введенный в стране в 1985 году «сухой» закон сыграл с его авторами злую шутку. Мужики не стали меньше пить – кто хотел, тот напивался, а вот ассортимент и качество спиртного не выдерживали никакой критики. Граждане, не готовые к многочасовому стоянию в очередях в винно-водочных магазинах, шли по проверенному пути – стали гнать самогон. Исходным сырьем для всех видов самогона является брага, которую при вызревании можно использовать как слабоалкогольный напиток. По наблюдениям врачей-наркологов, большинство потребителей суррогатов употребляли брагу, как только она переставала бродить. До стадии самогоноварения доходило не более трети от первоначально заготовленного объема бражки.

– Скорее всего, дело было так, – подвел итог злоключениям Рогова Сватков. – Вы сидели, выпивали, пришли девчонки. Они с вами пропустили по рюмочке, сфотографировались. Если твой приятель увлекается фотографией, то ничего удивительного, что он сделал пару снимков на память. Потом вы с приятелем добавили бражки, опьянели, девкам стало с вами неинтересно, и они ушли. В марте Снежана почувствовала, что беременна. Так или иначе, об этом происшествии узнала ее мать и потребовала признаться, кто отец ребенка. Им мог быть кто угодно: похотливый сосед-алкаш, дальний родственник, случайный знакомый. Снежана решила не рисковать и перевела стрелки на тебя. Она посовещалась с подругой и составила нехитрый план, в котором одно слабое звено: момент расставания вы описываете по-разному. Ты его не помнишь, а она утверждает, что вы трогательно простились утром. Тут вы каждый будете стоять на своем, но перевес на стороне девушки – она, как ни крути, беременна. Обговорив детали, девчонки пришли к твоему приятелю и попросили фотки: «Зря, что ли, позировали весь вечер?» Он изготовил фотографии, из которых они отобрали одну нужную. Дальше – дело техники, вернее, пробивной мамаши. Если она сломит тебя или твоих родителей, то тебе придется жениться на Снежане и воспитывать чужого ребенка.

– Ничего подобного! – вмешался в разговор Воронов. – Как они его заставят в ЗАГС пойти?

– Так и заставят! – поддержал Сваткова Вождь. – Обложат со всех сторон, в политотдел школы напишут, на родителей давить будут, и Рог сломается, скажет: «Черт с ним, женюсь! Развестись-то потом никто не запрещает».

Начался ожесточенный диспут. Часть группы считала, что жениться придется, другая часть уверяла, что Рогов выкрутится, обманщица будет посрамлена.

В разгар спора подал голос Биче-Оол:

– Рог, ты у нее живот не проверил? Может, она подушку под платьем привязала, а ты не заметил. Я так проверил…

Если бы парни обратили внимание на короткое и многозначное слово «так», если бы они поняли, о чем Биче-Оол говорит и какие это может повлечь последствия, то они бы тут же позабыли и о Рогове, и о его беременной знакомой. Но реплика Биче-Оола осталась без должного внимания. На нее отреагировал один только Рогов:

– Бич, ты дурак или прикидываешься? Когда бы я ее ощупывал? При родителях, что ли?

Начальник курса Трушин заметил, что после окончания обеда у него целая группа бездельничает. Вместо сбора урожая работнички расселись на пустых ведрах и о чем-то ожесточенно спорят. Трушин посмотрел на часы, хмыкнул и пошел поперек борозд наводить порядок. Пока он неспешно шел к спорщикам, между ним и парнями проехал трактор «Беларусь», управляемый одногруппником Воронова Петрухой. Петруха посигналил. Вождь обернулся, увидел начальника курса и первым схватил ведро:

– Пора работать!

Парни помахали трактористу, поблагодарили за предупреждение. Трушин, увидев, что спорщики взялись за дело, передумал идти на другой конец поля и остался у временного бивуака с водой.

Роясь в земле, Воронов размышлял, но не о проблемах Рогова, а об организации уборки урожая в совхозе «Полетное».

«Мы для совхозного руководства являемся сельскохозяйственными рабочими самой низкой квалификации. Предположим, что нам платить вообще не надо. Едет трактор по полю, сам картошку выкапывает, сам ее собирает, засыпает в мешки и грузит в прицеп. Допустим, механизация дошла до такого уровня, что участие поденщиков не требуется. Но – трактора! Практически на всех тракторах в поле работают наши ребята. Петруха еще в прошлом году в борозде ни дня не был. Как только бригадир полеводов узнал, что у него есть удостоверение механизатора, тут же посадил его на «Беларусь». Спрашивается, а где же совхозные трактористы? Если бы они массово ушли в запой, я бы понял, но в «Полетном» спиртного днем с огнем не сыщешь».

Появление Петрухи на тракторе дало новую тему для разговора.

– Почему я не родился в деревне! – воскликнул Вождь. – Сейчас бы крутил баранку и радовался жизни.

– При чем здесь деревня? – не понял кто-то.

– Мы, городские, в десятом классе в учебно-производственном комбинате дурью маялись, изображали, что осваиваем никому не нужные профессии, а деревенские проходили курсы механизаторов. Что в итоге? Петруха – на тракторе, мы – в борозде, целый день по полю ползаем.

– Ты не прав! – не согласился Рогов. – У Петрухи жизнь не сахар. Он раньше нас встает и позже приходит. Когда на прошлой неделе трактор сломался, Петруха с совхозными мужиками до утра его чинил, всю ночь не спал.

– Интересно, – вполголоса сказал Воронов, – куда его зарплата уходит? Каждому трактористу положено платить…

– Заткнись, мать твою! – прошипел Рогов. – Тебе что, прошлогодних разборок мало?

В прошлом году на перекуре Воронов рассказал одногруппникам о жизни рабов в Древнем Риме.

– Если Рафаэлло Джованьоли не врет, то рабы в Риме жили лучше нас. У них были выходные дни. По праздникам хозяин давал им мелочь на посещение кабаков и развлечения с девицами. Раб мог обзавестись семьей или привести в свое убогое жилище проститутку. Мы же в этом забытом богом совхозе никаких прав не имеем. Пашем и пашем с утра до вечера, как проклятые.

Кто-то из одногруппников стуканул руководству, что слушатель Воронов ведет политически вредные разговоры. Наставить Воронова на путь истинный взялся замполит. После ужина он отозвал Виктора в сторонку и сказал:

– Ты эти бредни про рабов забудь! Мы сюда не обсуждать внутреннее устройство Древнего мира приехали, а работать. Мой тебе совет: почаще молчи, побольше слушай.

Воронов был поражен, что кто-то из одногруппников, кто ел с ним за одним столом и спал на соседней кровати, оказался доносчиком. Но сдаваться Виктор не собирался.

– Виктор Валентинович, – сказал он, – про рабов я в книге «Спартак» прочитал. Могу я ее содержание друзьям пересказать?

– Про то, как Спартак мечом размахивал, рассказывай, а про рабов в кабаках – забудь! Ты же умный мужик, Витя! Перестройка перестройкой, но некоторых тем касаться не стоит.

Воронов попытался вычислить, кто на него настучал, но – тщетно! Доносчик остался неразоблаченным. Вняв предупреждению замполита, Воронов стал осторожнее и неожиданно для себя понял скрытый смысл детской песенки из фильма «Буратино». В одной из сцен по городу едет Карабас-Барабас в повозке, рядом с ним – куклы-марионетки. Куклы поют:

– Да здравствует наш Карабас удалой!

Уютно нам жить под его бородой.

«Карабас – это государство, – догадался Воронов. – Его борода – это сборник правил поведения в обществе. Пока ты находишься под бородой и тебя никто не видит, можешь творить что хочешь: рассказывать антисоветские анекдоты, пьянствовать, блудить с чужими женами. Как только ты вылез из-под бороды на свет, так обязан быть образцовым гражданином и патриотом. По щелчку кнута Карабаса ты должен запеть песенку о его добродетелях, иначе этот кнут пройдется по твоей спине».

Начало перестройки Воронов воспринял как появление ножниц, которые если не отрежут Карабасу бороду, так хотя бы укоротят ее, сделают сборник правил не таким всеобъемлющим, регламентирующим каждый шаг и каждый вздох.

Вечером Воронов спросил у Петра:

– Расскажи мне, как бывший сельский житель, в чей карман идет твоя зарплата тракториста?

– Может, она никуда не идет, – немного подумав, ответил Петр. – С чего ты решил, что ее вообще начисляют?

– Трактор расходует солярку, ее надо списывать. Если трактор не работает, то солярку списать нельзя, а если работает, то трактористу должны начислять зарплату.

Петр покурил, подумал, вспомнил работу в родном совхозе и сказал:

– Скорее всего, наши трактора числятся в ремонте, а солярку списывают на ту технику, которой управляют совхозные трактористы. По бумагам они будут ежедневно перевыполнять план, выйдут в передовики производства, по окончании уборочной кампании получат хорошую премию, грамоты, путевки в санаторий. Я бы на месте директора совхоза так поступил.

На другой день из Хабаровска привезли почту. Воронов получил письмо от матери и извещение на получение посылки. Посылку Виктор отправил сам себе в последний день отпуска. По опыту первой поездки в «Полетное» он знал, что в город можно вырваться только для получения посылки или денежного перевода.

Трушин, глянув на извещение, выезд в Хабаровск разрешил.

– До обеда отработаешь, в четыре часа вечера со школьным автобусом уедешь. Завтра утром получишь посылку, и с тем же автобусом назад. Никакие задержки за уважительную причину приниматься не будут.

В ожидании отъезда Виктор прикидывал, как можно с толком и пользой провести время в Хабаровске.

«Посылку получу рано утром. До автобуса в совхоз у меня будет часов шесть свободного времени. Рвану в общежитие института культуры, а там… Жалко, Рог не объяснил, будет он теперь поддерживать отношения с Алиной или женитьба все перечеркнула? У меня бы на его месте не было никакого желания с девушкой встречаться. Какая любовь, когда каждую минуту о беременной самозванке думаешь?»

В четверг, после обеда, Виктор привел себя в порядок и первым сел в полупустой автобус. Вольнонаемный водитель посчитал пассажиров, сверился с маршрутным листом и весело сказал:

– Пока едем, можете вздремнуть! По пути ничего интересного не будет – лес да поля.

– До закрытия успеем? – поддержал шутливый тон однокурсник Воронова.

– За молочком от бешеной коровки? Не-е, сегодня постный день. Не успеем.