Часть 2. Еще увидят, где раки зимуют

Сначала, как водится, был сборный пункт, где новобранцев рассортировали. Потом – поезд и местом временного обитания на весь долгий путь (поезда тогда ходили гораздо медленнее, чем сейчас, в основном, на паровозной тяге и в одну колею) до Дальнего Востока простенькая теплушка. Так что Дальний Восток встретил парня уже холодным ветром, осенним листопадом и первыми заморозками.

Итак, Анатолий Гробов – рядовой 32-й стрелковой дивизии, а если конкретнее, то рядовой 30-го саперного батальона этой самой дивизии.

Других документально подтвержденных данных, касающихся этого периода жизни солдата, у меня нет. Однако некоторые косвенные сведения дают основания думать, что солдат нес службу исправно. Потому что уже через полгода Гробова отправили на курсы подготовки младшего командного состава, иначе говоря, в школу сержантов. В те далекие от нас времена абы кого в такую школу не направляли. Закончив курсы, стал младшим командиром, то есть сержантом, то есть командиром саперного отделения.

Конечно, тогда на Дальнем Востоке было не слишком-то спокойно: провокации японцев следовали одна за другой (известно, что ось Берлин-Рим-Токио была сформирована не для развлечения). Случались даже серьезные конфликты. Например, сражения с японцами у озера Хасан и на Халхин-Голе.

Историческая справка.

Озеро Хасан находится на юго-востоке Приморского края, где с 29 июля и по 11 августа 1938 года Красная Армия разгромила японские войска, вторгшиеся внезапно на территорию СССР. Халхин-Гол – это река, протекающая по территории Монголии и Китая, впадающая двумя рукавами в озеро Буир-Нур и реку Орчун-Гол. Здесь японские войска вторглись на территорию Монголии, с которой у СССР был союзный договор. Выполняя союзнические обязательства, монголам пришла на помощь Красная армия. В результате ожесточенных боев в мае, июле и августе 1939 года японские войска были разгромлены. Хорошее умение воевать показала первая армейская группировка, которой командовал комкор Георгий Константинович Жуков, будущий полководец.

Привожу эту историческую справку неслучайно. Я хочу развеять ложь, которая содержалась в очерке Лазурина-Прохорова (напомню: очерк был опубликован летом 1965-го на страницах областной газеты «Уральский рабочий»). Автор (кстати, сам числился в списках фронтовиков), сочиняя свою легенду, красочно описал участие Анатолия Гробова в этих самых боевых событиях. Это «участие», скажу прямо, есть ложь, высосанная автором из пальца.

В дни, когда японцы проверяли крепость наших границ у озера Хасан, мой герой находился лишь на сборном пункте, то есть примерно за восемь тысяч километров от указанного места боев. Гробов в часть-то прибудет гораздо позднее. А ведь ему требовалось еще время пройти курс молодого бойца и принять присягу. 32-я дивизия под командованием полковника В. И. Полосухина, в которой предстояло служить Анатолию, действительно участвовала в разгроме японцев у озера Хасан. Её солдаты проявили мужество и героизм, но моего героя в составе дивизии еще не было.

Теоретически, Анатолий Гробов мог участвовать в событиях на Халхин-Голе, поскольку к тому времени он прослужил уже десять месяцев, но всего лишь теоретически. Практически же… У меня нет никаких данных об участии молодого сержанта Гробова в тех боях. Нет даже упоминания о столь важном факте в жизни моего героя и в архиве Министерства обороны (Московская область, город Подольск).

Это все дает мне право отмести весь бред Лазурина-Прохорова. Мой герой в чужой славе не нуждается. Моему герою и своей славы – за глаза!..

…Июнь 1941-го. Служба у уральского парня идет хорошо. Командиры довольны и намекают уже, чтобы тот остался на сверхсрочную: уж больно, мол, у того все хорошо получается. Но, судя по всему, Анатолий Гробов строил другие планы: дома его ждала жена Зиночка и дочурка Галинка. Немного оставалось ему служить. Он считал каждый оставшийся день до увольнения в запас, до возвращения в родные уральские края, где его ждут с нетерпением родители, братья, жена и дочь, которая его не видела в глаза. Он хочет, он стремится взглянуть в эти детские и такие ему родные глазёнки. Он хочет обнять и прижать к себе все еще маленькое тельце такой родной ему девочки.

Оставалось (тогда три года служили) чуть больше шестидесяти дней. И…

Грянул черный день для Родины – 22 июня, когда на рассвете фашистские войска на всем протяжении западной границы одновременно вторглись на нашу землю. Началась Великая Отечественная война! Война за выживание русской нации! Война не на жизнь, а на смерть. Перед таким страшным выбором русский народ бывал и раньше, но всегда бил захватчиков, всегда отстаивал честь, свободу и независимость тысячелетней Руси. Что будет сейчас?.. Пока никто не знает.

Кто первым встанет на защиту родного Отечества, как не русский парень Анатолий Гробов? Встанет рядом, встанет плечом к плечу со своими соплеменниками, каждый из которых любил жизнь, хотел страстно жить.

…Приморье. Раздольное. Государственная граница. Теплый июльский вечер. Тишина. Лишь за стенами полевой палатки шумно стрекочут кузнечики. Спокойно. Солдаты его отделения, сильно уставшие за день, угомонились и затихли. Кто-то похрапывает, а кто-то тихо и невнятно бормочет во сне.

И лишь командиру отделения не спится в этот час. Сейчас его мысли далеко-далеко, за тысячи километров отсюда. Его мысли там, на Урале, где его мать, старшие братья, любимая жена и вдвойне любимая дочурка Галчонок. Он спрашивает сам себя: «Интересно, какая она, моя девочка?» Подумав, сам же и отвечает: «Должно быть, хохотунья… как и я». Пишут, что вовсю уже лопочет. Понятно: скоро три года будет.

Он тихонько встает, садится за стол, грубо сколоченный из доски-сороковки, достает несколько листов заранее припасенной бумаги, ручку и начинает свой обычный разговор с близкими ему людьми.

Письмо, датированное первым июля 1941 года. Анатолий пишет:

«Здравствуйте, мои дорогие⁷!

Простите меня за долгое молчание. Сейчас постараюсь положение исправить.

Хочу сообщить немного о себе. Живу я хорошо и спокойно. Нахожусь сейчас в лагерях. Кипит боевая учеба и работа. Приходится крепко разворачиваться, не считаясь ни со временем, ни с отдыхом. Ну, да нам теперь это привычно.

Собирался быть дома, но обстоятельства, как видите, не в мою пользу. Сейчас не знаю, когда буду дома. По всей вероятности, после окончания войны.

Обо мне не беспокойтесь: чувствую себя прекрасно. Конечно, хотелось побывать дома, но страна требует быть на страже, а мы для того и призваны.

Эта фашистская гадина хочет попробовать нашу силу. Мы готовы её показать.

Мама, знай одно: я ни на минуту не забываю, что гражданская война отняла у меня брата Васю. Война отняла молодость у Аркадия. Война отняла здоровье у тебя. Теперь снова война…

Мы глубоко возмущены этим вторжением Гитлера в нашу спокойную жизнь. Здесь, на восточной границе, мы стоим, готовые к бою. И только через наши трупы враг сможет перешагнуть границу.

Обо мне не беспокойтесь. Я вечно, всегда и везде чувствовал и мыслил о тебе, мама! Чувство близости к тебе придает силы жить. Я сумею себя защитить. И я не подведу нашу фамилию в бою. Только, мама, дай мне силу и энергию».

А вот дальше в том же письме уже обращается непосредственно к любимой, то есть к жене:

«Моя дорогая Зина!

Будем же верны друг другу, пока мы живы. Пусть мы далеко друг от друга, но наши мысли и чувства должны быть рядом и вместе. Наши стремления едины. Береги мою драгоценность – мою дочь! Ведь все мы живем ради того, чтобы жили будущие поколения. И трудимся мы ради этого.

А когда закончим войну, мы встретимся вновь с тобою, и тогда у нас будет еще и сын-наследник, богатырь, гражданин. И мы с тобой, Зина, приложим все силы, чтобы воспитать из детей людей честных, свободных от тех недостатков, которыми страдали их родители, в частности, я.

Целую тебя! Пиши скорее, Зина, ответ. Знаю, что тебе сейчас тяжело – и на работе, и в жизни, но ничего, как-нибудь проживем. Ведь наступят же в нашей жизни светлые, счастливые дни!

Писать кончаю. Жду с нетерпением ответ. До свидания. Поцелуй Галочку! Крепко-крепко целую!

Твой – Анатолий».

Чтобы избежать кривотолков, объясню еще раз: это солдатское письмо, как и все последующие, не правил, не убавил и не прибавил ни единого слова. Даже знаки препинания сохранил. Читатель нынешней поры может удивиться и сказать: не может быть, чтобы выпускник всего лишь техникума мог излагать свои мысли столь четко и абсолютно грамотно. Сейчас – нет, а тогда – да. Сам читатель может убедиться. Очевидно, до войны народное образование стояло на более высоком уровне, или, что также возможно, мне герой попался не без способностей.

…Войне уже два месяца, а Анатолий Гробов все еще на Дальнем Востоке. Он, как и миллион других наших солдат, несмотря на внешнее спокойствие, выполняет важную миссию – миссию сдерживания агрессивных поползновений японцев, союзников гитлеровской Германии, готовых в любой момент ударить с другой стороны. Пока выжидают. Но кто знает, что будет завтра? Тем более, что картина на Западе просто-таки страшная: Красная Армия с ожесточенными боями откатывается в глубь страны. Пал Смоленск, взята Тула. Немцы уже на подступах к Москве. Фашисты готовятся седьмого ноября, в годовщину октябрьской революции, к проведению парада на Красной площади. Заготовили даже пригласительные билеты для гостей.

Нависла смертельная опасность. Только тут с востока на запад, в условиях необычайной секретности, пошли воинские эшелоны. В одном из них ехал и Анатолий Гробов: его дивизию перебрасывали. Сибиряки и уральцы ехали, чтобы грудью встать на защиту столицы. Скорее всего, его эшелон проезжал через Свердловск. Несомненно, ему хотелось увидеть родные места и хоть бы на часок заглянуть к своим. Но кто позволит сержанту?!

Скорее всего, родные бы встретили его в Свердловске, но как им было узнать? Ведь передвижение войск по стране было предельно засекреченным и осталось тайной даже для хваленой фашистской разведки. Так что появление крепких и мужественных сибиряков и уральцев вблизи столицы оказалось для врага полной неожиданностью. Это факт, что Москва и москвичи должны всегда склонять головы перед уральцами. Потому что – они спасители.

Пожалуй, будет не лишним, если подробнее расскажу о 32-й дивизии, в которой служил, а теперь воюет мой герой.