Проходит два часа. Стрельбище. Идет занятие по огневой подготовке. Оноприенко спрашивает рядового Мамедова, который уж слишком долго прицеливается:
– Скажи-ка, Мамедов, где на стрельбище самое безопасное место?
И слышит бодрый ответ:
– За той самой мишенью, товарищ прапорщик, в которую я целюсь сейчас.
В воскресенье Оноприенко повел свой взвод в зоологический музей на экскурсию. Пришли. Солдатушки с интересом разглядывают экспонаты. Сзади идет прапорщик. Он постоянно тяжело вздыхает. Рядовой Иванов, замыкавший группу экскурсантов-военнослужащих, обернулся.
– Товарищ прапорщик, вы заболели?
– У меня сердце кровью обливается, – грустно признается Оноприенко, – когда вижу этих заспиртованных животных.
– Подумаешь, каких-то три лягушки, – пытается успокоить солдат.
Оноприенко в сердцах бросает:
– Вот именно: всего три лягушки! А спирта-то там не меньше десяти литров! – и добавляет. – Какое богатство тратится впустую… У-у-у, твари…
Вечер уже. И тут видит прапорщик, что входит в казарму командир части. Похоже, с внезапной проверкой: уж больно тот любит порядок во всем.
Идет, значит, командир, а следом семенит Оноприенко. Командир, кажется, хорош, а потому пребывает в благодушном настроении. Он, всхохотнув, спрашивает с подковыркой:
– Скажи, Оноприенко: прапорщик – это должность, звание или профессия?
– И не должность, и не звание, и не профессия.
– А что?
– Прапорщик – это привилегия!
– Вот как?… Может, ты и прав.
Тут зоркий глаз командира, несмотря ни на что, то есть на недавно принятое, замечает: на полу – «бычок». Командир гаркает:
– Прапорщик!
Оноприенко тут как тут.
– Слушаю, товарищ подполковник!
– Чей «бычок»?!
– Ничей, товарищ подполковник. Курите на здоровье!
Командир сердито вращает зрачками, но приличных слов не находит. А привычные, то есть неприличные, почему-то в этот раз не пускает в ход.
Слава Богу, ночь. Тишина. К Оноприенко подвалил прапорщик Варивода из соседней казармы.
Хлопнув по полстакана, Оноприенко интересуется у товарища:
– Как служба?
– Отлично! – зажёвывая выпитое, отвечает тот. И хвастливо добавляет. – Во время утренней побудки мои солдаты встают в строй за две секунды.
– Не может этого быть! – Оноприенко не верит, а потому крутит головой. – За две секунды дай Бог портянки намотать.
Варивода поправляет:
– Портянки, во-первых, отменены.
– Верно, – соглашается Оноприенко.
– А поскольку, кроме портянок, у них ничего не было и нет, то…
После второй дозы Оноприенко спрашивает:
– С портянками ясно, а где всё остальное?
– Продал и пропил… Заодно с отмененными, но вышедшими из употребления, солдатскими портянками.
В штаб флота прибыл капитан первого ранга Чудинов. Прибыл, чтобы предстать перед главным адмиралом. Зачем? Может, услышать о новом назначении? Чудинов сильно сомневается. Почему? Не он ли верой и правдой служит столько лет Отечеству? Чудинов нутром чувствует, что будет у адмирала жарко. И интуиция его не подвела.
Когда вошел капитан первого ранга, адмирал сидел, нахохлившись и сверкая глазами. Чудинов доложил. Честь честью. Как полагается. Грозу флота даже товарищем назвал. Чудинову показалось, что после слова «товарищ» адресат того пуще раскраснелся и того безжалостнее стал гвоздить глазами.
– Ну, чудик, – начал тихо-тихо адмирал, – докладывай.
Чудинов бодро стал рапортовать:
– Корабль содержится в отличном состоянии, экипаж здоров и выполняет поставленные перед ним боевые задачи. Если командование прикажет, то…
Адмирал прервал:
– И, – тише прежнего спрашивает он, – что за задачу вчера ты выполнял?
– Где, товарищ адмирал?
Лицо адмирала передернулось от того, что услышал вновь слово «товарищ».
– Например, на пляже, неподалеку от Балтийска.
Чудинов смутился, но лишь на секунду.
– Подразделение отрабатывало возможность высадки на берег морского десанта.
– И… Каковы успехи? – загадочно прищурившись, тише прежнего спросил адмирал.
– Учебная задача выполнена!
– Молодцы.
– Рады стараться, товарищ адмирал!
Адмирала будто кто-то подбросил в кресле. Он вскочил.
– Молчать, скотина! Ты за кого меня принимаешь?! Ты управляешь рыбацкой шхуной или крейсером на воздушной подушке при полном вооружении, объектом повышенной секретности?
– Простите… Не понимаю…
– Говори правду… Или… Или я тебя… Ну, ты знаешь…
– Ну, если не для печати, то…
– То «что»?
– Понимаете… Плывем, значит… Слева, вижу, берег… Дикий нудистский пляж… И усеян… Ну, мужики кверху задницами. И…. В общем… Голые бабёнки… Их много-много.
Адмирал, фыркнув, сел. Он, похоже, стал успокаиваться.
– Ничего?
– Мужики или бабы?
– Не понял?
– Обалденные, товарищ адмирал… Загляденье… Видели бы вы… Какие попки! Какие грудки! А ножки, ножки! С ума сойти.
– Об этом – хватит… – адмирал заёрзал в кресле. – Что было дальше?
– Виноват, товарищ адмирал… Приказал подойти поближе к берегу.
– Зачем?
– Чтобы вблизи полюбоваться этакой-то красотищей. Поймите: мы же так давно не видели…
– Дальше! – скомандовал адмирал.
– Сели, короче, на мель.
– Реакция отдыхающих?
– Разная: голожопые мужики даже не шелохнулись – ни ухом, ни рылом; девки – в визг… Считаю, от удовольствия… Им было на что посмотреть… Мои матросики, сами знаете… Возбудились, короче, девки… И бросились к нам. Я ведь что? Реально оценил обстановку. Опасно: явно девки-то собираются штурмовать боевую единицу военно-морского флота России. Видно же: несдобровать экипажу; мы – голодны, а девки, пожалуй, не меньше нашего.
– Какие меры предпринял в этой, прямо скажу, непростой ситуации?
– Пришлось, товарищ адмирал, выставить боевое охранение.
Адмирал хохотнул.
– Так ведь охранение-то тоже… ну, того… Могло не устоять.
– Я действовал расчетливо.
– Это еще что такое?
– В составе охранения были лишь те, которые накануне вернулись из увольнения и поэтому не успели проголодаться.
– Рассчитал, подлец, – почти ласково сказал адмирал, но, заметив на лице командира корабля, самодовольную ухмылку, сменил милость на суровость. – Впредь – смотри: чудачеств – ни-ни. А то, сам знаешь, что будет. Военно-морской флот, особенно крейсер – не место для вольностей.
Лейтенант Захваткин измучился весь. Ну, просто беда… Не иначе, как наваждение, насланное нехорошим человеком, возможно, самим Сатаной. С кем посоветоваться? Пойти в храм и с настоятелем?.. Совестно как-то… Да и грех, пожалуй, идти с этим в дом божий. Так что ничего ему не оставалось, как пойти на «исповедь» к главному воспитателю воинской части, к самому, можно сказать, душевному командиру.
– Товарищ майор, подскажите, как мне быть? – начал Захваткин с порога.
– Что случилось?
Лейтенант потупился, а лицо окрасилось румянцем.
– Беда, товарищ майор, – сказал тихо он.
Чтобы раскрепостить мужика и расположить к откровенности, майор решил пошутить.
– Может, – майор хитро подмигнул лейтенанту, – не знаешь, как половчее с любовницей управиться?
– Нет, – лейтенант категорически замотал головой, – у меня с этим все в порядке. От меня еще ни одна не отвертелась.
– Тогда – в чем беда?
– По ночам эротические сны одолевают. Не знаю, как мне быть. Перепробовал все: и прогулки перед сном и холодный душ – эффект нулевой, товарищ майор.
– Да, – майор покачал головой, – плохи твои дела, лейтенант.
– Вы… так считаете?
– Ну, конечно!
– И… что?..
– Слушай мою команду.
– Слушаю, товарищ майор.
– Когда увидишь снова такой сон, встань и начинай отжиматься от пола.
– А… сколько?
– До ста раз и хватит.
На другой день Захваткин снова пришел.
– Не помогает, товарищ майор, – огорченно признался он.
– Продолжай отжиматься, но теперь – до двухсот раз.
На третий день Захваткин был опять в кабинете главного воспитателя.
– Не помогает, – грустно и с печалью в глазах вновь признался он.
– Продолжай дальше отжиматься.
– Но сколько же можно?!
– Столько, сколько потребуется… Другого лекарства наука не придумала.
– Товарищ майор, а вы… ну… это самое… с этим сами не сталкивались?
– Ха! – коротко хохотнул майор. – Эта беда мне известна.
– Ну… и тоже отжимаетесь?
– Естественно, лейтенант.
– При скольких отжиманиях к вам приходит покойный сон?
– По-разному… Иногда… Вот, например, прошлой ночью отжался тысячу раз. Лег. Задремал. И вновь вижу сон, будто вот на этом самом столе лежит голая (красивая, чертовка) вольнонаемная Марфина. И я ее… Только так! Только так!
Ух, братец ты мой, как ее жарил!
Капитан Изгоев прибыл в штаб.
– Товарищ подполковник, – рапортует он, – капитан…
– Вижу, – сердито хмурясь, прерывает командир части. – Ты что же, голубчик, а? – Изгоев не понимает, в чем его вина, а поэтому стоит и таращит глаза. – Почему с учебной атакой вчера задержался? И, я тебе скажу, на сорок восемь секунд опоздал твой батальон. Представляешь, что может быть в боевых условиях?
– Так точно, представляю!
– Доложи, в чем проблема?
– Докладываю… Значит, так… Командую: «Орлы, вперед, за мной, солдатушки!»
– И что дальше? – язвит командир части.
– Ну… это… поднялись… Но не все. Гляжу: двое представителей определенной национальности, как ни в чем не бывало, продолжают сидеть на дне окопа. Я – к ним. Спрашиваю: «Команду не слышали?» Отвечают: «Слышали, товарищ капитан, да только, – говорят, – мы – не орлы; мы, – говорят, – львы; один – Лев Моисеевич, другой – Лев Маркович». Уж извините, товарищ подполковник, пришлось применить спецсредство.
– Это еще что?
– После хорошего поджопника и львы поскакали. Но… Время было упущено…
Командир, перестав хмуриться, коротко всхохотнул.
– Ха! Как я тебя понимаю! Лет пятнадцать назад, когда командовал ротой, тоже… Окружные учения, значит. Пришло наше время идти в бой. Командую: вперед! Гляжу, а один солдат (той же самой национальности), выскочив из окопа, бежит не вперед, а назад. Останавливаю. Спрашиваю: «Команду не слышал; русского языка не понимаешь?» Понял, отвечает, но, объясняет, я решил проявить хитрость и врагу с тыла зайти. Да, – подполковник сочувственно качает головой, – народ своеобразный. Но, – добавляет, – взбучки ты все равно заслуживаешь.
Изгоев удивлен.
– За что, товарищ подполковник?
– А за то, что при работе с личным составом не учитываешь национальные особенности вверенных тебе людей.
Гарнизон. Периферия. Глухомань такая, что с тоски волком завоешь.
Из округа прибыл с инспекторской проверкой майор Дикой. Прибыл – неожиданно, без предупреждения. Вроде как инкогнито.
Заходит на КПП. И видит: сидит сержант с повязкой на рукаве, смотрит в окно и сладко зевает. На вошедшего – ноль внимания.
Дикой занервничал.
– Встать, – кричит он, – когда перед тобой старший офицер!
Сержант встал. Почесывая волосатую грудь, спросил:
– Что надо?
– Командир части на месте?
– Нет.
– Где он? Доложите, что…
– Доложить не могу, потому что не любит, когда от этого любимого занятия его отрывают.
– Чем занят?
Сержант кивнул в сторону окна:
– Он – се… ет.
Дикой подошел к окну. Посмотрел. Там – плац и никакого сеятеля. «Чудак, – подумал он про себя, – откуда в январе может взяться сеятель?» Он посмотрел на странного сержанта, покрутил у виска и вышел.
О проекте
О подписке