– Фыр…р! Пах…х! – раздалось опять в наступающей темноте.

Очень осторожно Сергей начал пробираться к тому месту, откуда доносились непонятные звуки. Впереди показалась небольшая лужайка, и он не сразу понял, что на ней происходит. Серо-чёрно-жёлтый небольшой клубок хвостов, ног, тел катался по земле, шипел и визжал. Сергей сбросил мешок с орехами на землю, схватил палку, хотел было разогнать дерущихся зверьков, но тут клубок распался. Чёрно-оранжевый зверёк метнулся, словно молния, фыркнул что-то по-своему и опять сцепился с серо-серебристым.

Нападающей была довольно крупная харза, её атаки отбивал барсук. Он оказался совсем молодым, и в таких переделках ему, похоже, ещё не приходилось бывать, но он не сдавался. Работая зубами и когтями передних лап, он защищался изо всех сил. Ловкая и сильная харза, словно змея извиваясь, фыркала и пыталась вцепиться в глотку своей добычи.

Сергею стало жаль барсучонка. Он, размахнувшись, хотел палкой проучить настырную хищницу, но она, мгновенно изогнувшись, вывернулась, отскочила в сторону и сделала резкий бросок на человека. Такого отпора Сергей не ожидал и со страха прыгнул в сторону, почувствовав прилив адреналина. Барсук тем временем юркнул в чащу.

– Я тебе покажу кузькину мать, – бормотал Сергей, замахиваясь палкой в очередной раз. Но харза уже растворилась в сумерках. Вот только что тут была, кинулась на него и вдруг исчезла.

Осмотревшись по сторонам, Сергей ничего подозрительного не заметил, осенняя тишина снова окружила его. Он взвалил мешок на плечо и заторопился к палатке. Успокоив себя, подобрал свежую шишку, отламывая чешуйки, доставал орешки и грыз их. Мягкая скорлупа легко поддавалась, вкусное зёрнышко вызывало всё больший аппетит. Он вспомнил, что в орехах кедра содержится сорок процентов растительного жира. Двести граммов зёрен, а это стакана полтора, заменяют пятьдесят граммов орехового масла, что восполняет всю затраченную за день энергию с лихвой. В наступающих сумерках Сергей незаметно дошёл до палатки.

– Где тебя носит? Мы волноваться начали. За тигром по следам ходил? – Виктор, помешав суп из сайры ложкой, привязанной к струганой ветке, попробовал на соль, причмокнул. – Сгодится, – и продолжил: – от нас не отставай, тайга шуток не понимает.

– Старые следы кабаньего стада встречал, порытвины всякие, а следов тигра нет.

– Ещё бы. Это кошка, только большая. Вот она всё за нами подмечает, а нам не следует её провоцировать, тем более за ней ходить. Это глупо.

– Я и сам так думаю, что не надо было на её лежке появляться, но вот любопытство взяло верх. Тогда вечером мы немного выпили, вот и понесло слегка. Да и откуда я мог знать, что тигрица с малышами ночевала рядом с нами? – Сергей сбросил с плеча мешок, выложил шишки в общую кучу. – Что-то подустал я, не высыпаюсь на жердях.

– Ты один, что ли? Все устали, – поддержал Владимир.

Виктор подбросил в костёр дров, достал из рюкзака бутылку водки, гранёные стаканчики, завёрнутые в газету. Сергей снял промокшую от пота рубашку и энцефалитку, повесил сушиться у костра на сук, принёс из палатки сухую одежду, свитер, переоделся.

– Ужин готов, – Виктор разлил по чашкам суп.

Владимир, наколов дров, воткнул топор в чурку из сухого кедра, взбунтовался:

– Надоело! Одно и то же! Консервы на обед! Консервы на ужин! А речка-то рядом! Ушицы бы из свежей рыбы! А ещё лучше… мяса!.. мяса! Тут изюбри есть, следы видел. И козы бродят! На охоту бы сходить!

– Эх, свежины бы котелок наварить, – вздохнул, соглашаясь, главный лесничий, – но терять на это дни не станем, – открыл початую бутылку водки, разлил по рюмкам. – Что-то я не сообразил лицензию купить.

– Конечно! О карьере все думки. Как бы репутацию не замарать.

– Надо получать удовольствие от общения с природой. Если разумно с ней обращаться, то и зверя в тайге будет с избытком, и реки полны рыбой, а на озерах – гусей и уток несчитаное количество! Проживём и без изюбрятины, пусть себе бегает!

– Ну что, за разумное общение с природой? – Сергей поднял рюмку, звонко ударились, разом выпили и закусили, прихлёбывая сайровый суп. – Это когда все с разумом в ладу. Что там о природе говорить, когда порой и с людьми-то не считаются. Мне тогда пять лет было, когда первый раз в Семипалатинской области произвели взрыв атомной бомбы в воздухе. Это от нас всего-то в тридцати, а от областного центра в девяноста километрах. Там полигон испытаний ядерного оружия располагался – «Надежда». Мы всем селом и смотрели зарево от шара. Вначале красное пятно появлялось на небе. Красота такая! А потом чёрный гриб вырастал. Удивительная картина! Что нас спасало от взрывной волны и радиации, не знаю, наверное, сосновый бор. Потом это повторялось не один раз. Как слышим хлопок, для нас это сигнал – все бегом из дома любоваться заревом. Рассказывали, что в Семипалатинске тоже поначалу выскакивали на улицы наблюдать этот феномен. Так что жители всех деревень и посёлков от Семипалатинска до Павлодара испытали на себе, что такое атомное оружие, как потом выяснилось. В новостях по радио объявляли, что в Советском Союзе прошли испытания атомного оружия, а затем и молва донесла, что это у нас и происходило. Эти взрывы вселяли надежду маршалам выиграть новую мировую войну, установить власть Советов народных депутатов во всём мире.

– Ты бы политической оценки сам не давал, – настороженно заметил Болотов, бывший инструктор Тетюхинского райкома КПСС, – не в твоих это полномочиях. Советский Союз никогда не выступал как агрессор, мы готовимся к обороне. Народ в своих странах сам выберет, какой строй его больше устраивает – социализм или капитализм.

– А я и не даю. Мама говорила, что даже в центре Семипалатинска после каждого взрыва стёкла вылетали в универмаге. Можно представить, что было в квартирах жилых домов на окраинах областного города, не говоря о том, что поближе к эпицентру. Что там творилось? Учительница физики кое-что знала о кюри и излучении, решилась написать письмо Хрущёву, что мы, мол, не подопытные кролики, хватит над нами опыты производить! И что думаете? Уволили её из школы, и она на работу никуда больше не могла устроиться с клеймом несознательного элемента.

– Ну, вот, а вы мне ценностями социализма по ушам хлопаете. – Владимир усмехнулся, звякнув ложкой.

– Ценности социализма тоже приходится как-то оберегать. Не сбрасывать же атомную бомбу первыми на чуждую нашему строю страну.

– Правильно. Бей своих, чтоб чужие боялись, – вставил Владимир и пошёл мыть за собой посуду. – Нет, мне этого не понять!

– Позже, в пятьдесят шестом, если не ошибаюсь, подписали соглашение с Западом о прекращении испытаний атомных и водородных бомб в атмосфере. Стали взрывать под землёй. А это тоже очень опасно для планеты. Воевать – это безумие. Хрущёв много дел натворил и плохих, и хороших. – Виктор разлил ещё спиртного. – Давай-ка ещё по граммульке, и будем надеяться на лучшее.

– А я уверен, каждому человеку начинать надо с того, чтобы самому себя воспитывать, от плохих привычек избавляться, перенимать всё самое ценное, что наработало человечество в формировании личности: образованным быть, культурным, а не кивать на других, мол, вот тот плохой, значит, и я могу быть похуже. Подбор на должность директора и выше, я полагаю, должен быть очень тщательный. Коммунист – значит святой человек! Лучший из лучших! Нравственность в людях для меня стоит на первом месте! А когда я этого не вижу в человеке, меня просто от него коробит.

– Вот-вот, только у нас в реальности рыба и гниёт с головы. – Владимир взял сук и стал пошевеливать дрова в костре, сгребая их в середину на угли, пламя заволновалось, обдавая дымом. – Что-то не сходится у вас. Вот, к примеру, как выполняется первый пункт морального Кодекса, который гласит, что человек человеку друг, товарищ и брат? А? Что-то ваш Хрущёв отправил Жукова в командировку, а без него власть захватил. Грызня на самом верху за партийный трон видна невооружённым глазом. Жуков, самый популярный в стране, был преемником Сталина. Вот и кончили тех, кто хотел власть рабочего класса во всём мире установить. Сначала в Ленина стреляли отравленными пулями, затем Сталина отравили, потом и Жукова отстранили. Я в институте два года учился, историю партии учил и книжки читал, с мудрыми людьми общался в ресторане, слухи-то насчёт Сталина всякие ходят. Может, я от того и запил, что, когда компанией за рюмкой посидишь, все такие родные становятся, откровенничают кто о политике, кто о женщинах. А утром просыпаешься – реальность-то вот она, как на ладошке, каждый для себя старается урвать: кто карьеру сделать, по головам пройтись, кто украсть на работе что-нибудь. О какой святости ты говоришь? Вот где проблема вашего коммунизма, а мы этого видеть не моги.

– Правительство далеко. А наше дело – охранять от пожара тайгу, высаживать кедр и выращивать лес первого бонитета, чтоб запас там был деловой древесины не семьсот кубометров на гектаре, а тысяча!.. Для того мы сюда и заехали за семенами. И хватит спорить, – подвел черту под беседой главный лесничий, – утро вечера мудренее. Спать пора, – подойдя к костру, посушил одежду, подставляя бока, спину и грудь, пошёл раздеваться ко сну.

Незаметно однообразными днями для лесников сгорело и третье бабье лето, октябрь уступал права последнему месяцу осени. Сбросили листву берёзы, осины, рябины, ясени, затем маньчжурские липы и бархат амурский, – приготовились зимовать в чём есть, в окружении вечнозелёных кедров, елей и пихт. И вот не за горами и ноябрь, а он скуёт холодом почву так, что дневное тёплое солнышко её уже не отогреет.

Утро. Запоздалый осенний рассвет просочился в оконце палатки, лесники заворочались в спальниках, нехотя выбрались на свежий морозный воздух, поёживаясь, побрели умываться на речку. Высохшая тёмно-рыжая трава на берегу склонилась своими вершинками в воду, тонкая корочка льда у самого края поблёскивала стеклом, и через неё виднелись камешки на дне.

– Отдохнуть бы не помешало. Как смотришь, командир? – обратился он к Виктору. – Давайте порыбачим! С верховий реки в это время спускается в зимовальные ямы форель и пеструшка. Я на них не ходок, терпения не хватает, неинтересно. Я на кету пойду. Ниже по течению нерестовые ямы есть. Я крючок тройник припас на такой случай. Вот этим если уж зацепил рыбину, так сразу килограмм на пять и вытащил. Да ещё если там икры с литровую банку, так вообще мировой буржуазии на зависть. Вот это рыбалка, я понимаю. План-то по орехам всё равно выполним, шишек хватает, – Владимир загорелся наловить кеты и засолить себе на зиму.

Болотов подумал: «Какой же это отпуск без рыбалки? Ловить момент надо, пока кета на нерест зашла, а мелкая скатывается вниз по течению в зимовальные ямы. Простоять здесь придётся до первых чисел ноября, шишек в тайге много, и можно заработать на новую мебель в квартиру, а там и зима не за горами. Когда ещё будет такой случай выбраться на рыбалку?» – и согласился.

Выпив чаю с сухарями, Владимир достал из кармана рюкзака коробку с рыбацкой снастью, крупный тройной крючок с припаянным к нему свинцовым грузилом, отлитым в столовой ложке, и привязал к нему морским узлом толстую леску.

– Удилище на берегу из ивы вырублю.

– Вот это крючок так крючок! Прямо-таки браконьерский, – удивился Сергей, взяв в ладонь, чтобы почувствовать вес.

– А он и есть браконьерский. Кета на червя не клюет, она в реке не питается, когда идёт по реке на нерест. А это последний ход.

– Разве бывает… предпоследний?

– Кета, бывает, и три раза в речки заходит, – пояснил главный лесничий, – подошёл косяк из океана к берегу, а первый ход в сентябре начинается и поднимается в верховья рек. В ямках ручьёв да речушек отметала самка икру, самцы молоками облили, какая молодь появилась на свет, какая нет, а тут заходит в эту же речку второй косяк из океана. Хвостами расчистили место под кладку своей икры – отложили, облили, погибли тут же: молодь рыбы питается плотью своих родителей. Не успела молодь силы набраться – на подходе третий косяк. После десятого ноября кеты в речках уже не будет. Та, что погибла, стала кормом для молоди, какая скатится по течению медведям на корм. Они сейчас ловят рыбу с икрой на мелководье, жируют.

– Можно перегородить речку сеткой, – добавил Владимир, – но я к этому не готов.

– А как ловят, если наживку рыба не берёт?

– А так же: за леску с коротким удилищем крючок этот с размаха забрасывают в нерестовую яму, где рыба кишмя кишит, затем резко дёргают леску на себя. Если случайно зацепилась за бок, за хвост, за плавник рыба, её вытаскивают на берег. Вот и вся технология. Остаётся только найти хорошую яму поближе к берегу, и за день можно обеспечить себя рыбой на зиму.

Владимир взял нож, пачку соли, мешок и с рюкзаком ушёл вниз по течению.

Виктор тоже привёз с собой запас удочек на форель. Одну наладил Сергею, другую себе. Они отправились в верховья реки вдоль берега старой заросшей дорогой, зимником, к притокам соседних распадков. Их обступила кедровая тайга с густым подлеском в пойме реки. Лесники свернули с дороги на берег и закинули снасти в небольшую ямку.

Сергей ощутил, как удилище легонько дёрнулось, он подсёк небольшую серебристую форель, она затрепетала в листве. От охватившей рыбака радости и счастливого волнения прибавилось сил и поднялось настроение. Положив удочку, достал нож, сходил к ближайшей молодой иве сделать кукан, срезал тонкий стволик, остругал, оставив один сучок, снял с крючка рыбёшку и одел через жабры на длинный стволик. Виктор тем временем успел поймать трёх рыбёшек. Тёплое ласковое солнце по-осеннему пригревало. Обловив ямку, они вернулись на зимник и пошли по нему вдоль берега реки поискать другую заводь. Впереди показался плёс в мелких перекатах воды, где могла пастись рыба. Они свернули на тропу, ведущую к берегу, но вскоре путь преградил крупный тополь, упавший в воду. Пришлось снова вернуться на дорогу, с краю блестела лужица воды от вытекающего из тайги родника и отражала синь неба.

– Смотри, – наклонился к воде Виктор. Рядом с усохшей травой лесники увидели на мокрой земле чёткий отпечаток копыта изюбря, – семья где-то тут в распадках, на водопой приходили, вот тигр и пасёт её.

– Я же видел лёжку тигриной семьи в первый день, когда мы сюда заехали.

– Времени у нас маловато, и лицензии нет на изюбря, – посетовал Болотов, прикинув, что было бы неплохо за отпуск на орехах заработать да оленятины и рыбы впрок на зиму заготовить. – Винтовка у нас только на случай нападения, для охраны.

– И спрашивается, а какого лешего мы сюда идём?

– А мы сколько тут шишкуем? Ты видел хоть раз зверя?.. Им до нас нет дела. Любой зверь человека за километр обходит и на глаза ему старается не попадаться. Бывают, конечно, встречи, но они случайные, когда ветер тянет по земле от зверя в сторону человека или когда медведь у пасечников норовит улей украсть, а своровать надо безнаказанно. Любой зверь умён, хитёр и осторожен. А человек, если едет на охоту, перехитрить старается, капканы расставляет, петли, ловушки, оружием мощным обзаводится, карабином с оптическим прицелом, а то и автоматом Калашникова, кто к ним доступ имеет. Но это уже не охотники, а убийцы.

За изгибом реки их взору открылся залом – участок от берега до берега, заваленный упавшими друг на друга деревьями во время прошедшего несколько лет назад сильного тайфуна. Рыбаки то и дело выходили на дорогу, снова спускались на плёсы, останавливались на берегу, выуживая рыбёшку за рыбёшкой, облавливали заводи и ямы с водоворотами. Прозрачная до дна искристая вода, играя на камнях, то ускоряла бег, то кружила в заводи, то устремлялась в узкое русло, то растекалась и слабела на перекатах. Любуясь природой и забрасывая удочки, они незаметно дошли до другого таёжного ручья. Виктор остался рыбачить, а Сергей побрёл по берегу выше по течению к другому ручью в распадке за изгибом сопки. В диком незнакомом мире обострилось чувство одиночества, он с осторожностью то и дело оглядывался по сторонам, сознавая, что тигр, медведь или стадо диких кабанов могут напомнить о себе, тишина казалась обманчивой. Тополя, ивы, клёны, переплетаясь кронами, нависли над тропой и берегом реки.

Он вышел к небольшому ручью с глубокой ямкой и заметил, как стайка форели тенью проплыла у дна. Перейдя ручей, подкормил рыбу сухарём и тут же выудил несколько форелей, они переливались в лучах солнца яркими красками. Тайга на склонах соседних вершин Ольгинского перевала впитывала в себя последнее осеннее тепло. Незаметно для себя Сергей успокоился. Удачная рыбалка делала отдых очень приятным.

Неожиданно слух Сергея уловил мягкое потрескивание перепревших сухих веток. Страх, как не видимый ночью дым от костра, как туман, как наваждение, окутал его всего, проникнув внутрь каждой клеточки. Он почувствовал спиной, что кто-то на него смотрит. Сказалась натренированная воля воина и десантника: Сергей медленно осмотрелся по сторонам, но никого не заметил. Тропа, заросшая зимняя дорога, завалы вниз по течению – всё те же места, но чувство страха нарастало.

«Дай-ка я, – подумал Сергей, – костёр разведу от зверя, на всякий случай. Если это зверь за мной наблюдает, отпугну огнём».

Он не спеша собрал вокруг себя хворост, сучья, на берегу ручья развёл костёр, постоял у огня, посидел на камне, смотря на дым, стелющийся в сторону леса, успокоился немного, сложил пойманную рыбу в рюкзак и, отойдя шагов на десять от костра, снова стал забрасывать удочку в ямку.

Однако страх с новой силой попытался сковать тело рыбака. «Что-то всё-таки не то», – стал размышлять Сергей, поддаваясь инстинкту самосохранения. Он как бы со стороны увидел себя совершенно другого. Куда делись покой и чувство блаженства от картины осеннего леса, обласканного тёплыми лучами солнца? Лес стал недружелюбным, от реки повеяло холодом, по телу бегал озноб.

Сергей вдруг увидел, что у костра стоит медведь, бурый взрослый медведь, сильный, красивый, шерсть на нём переливается и лоснится от сытости и жира. Удивление, замешанное на жутком страхе, овладело полностью, он почувствовал, как волосы на голове поднялись дыбом.