Глава 6

Президент Уилсон объявил войну Германии. Дух авантюры охватил страну. Слава и жестокость шли рука об руку. Они стояли в повестке дня. Мы все пятеро попытались нырнуть в водоворот узаконенного насилия, вступив в армию. Над нами только посмеялись: мы были еще слишком молоды. Но взбудораженный ритм военной жизни продолжал горячить нам кровь, как езда на быстрой карусели. Мы запрыгнули на нашу собственную маленькую карусель и неслись во весь дух, твердо держась за перила. Скорость становилась все больше и больше.

Кроме профсоюза, который выплачивал нам по десять долларов в неделю, мы нашли новые средства увеличить наши доходы, обратившись к самой грубой и захватывающей сфере деятельности – обыкновенному бандитизму. Мы вышли на сцену хорошо подготовленными, пройдя начальный курс в самой худшей суповой школе города.

Теперь мы продолжили образование. Нашими классными комнатами были задние дворы, подвалы, крыши, рынки, набережные и трущобы Ист-Сайда. Мы бродили по лабиринтам улиц, как охотники, выслеживающие в джунглях крупную дичь. Нас интересовало все. Мы собирали любую информацию, переживали странные приключения. Мы носили дубинки собственного изготовления, сделав их из свинцовых солдатиков, переплавленных в крышках от молочных фляг. Мы подстерегали прилично одетых горожан на темных узких улочках.

Курсы повышения квалификации по сексу мы прошли, обучаясь у такой опытной и искушенной учительницы, как Пегги.

Возобновив свои походы с джанком, который Профессор поручал нам относить по тому же адресу на Мотт-стрит, мы стали знакомиться с улицами Чайнатауна, заинтересованные и очарованные его странными запахами и необычным видом. Здесь мы наблюдали привычки и причуды приверженцев различных наркотических веществ.

Под неусыпным руководством нашего Профессора мы познали секреты и навыки всевозможных преступных ремесел. Он посвятил нас в умиротворенный и мечтательный экстаз курильщиков опиума. Он снабдил нас всеми видами холодного и огнестрельного оружия, необходимого в изощренном искусстве нанесения увечий.

Мы стали более жестокими и грубыми, настоящими профессионалами в делах, связанных с насилием.

Косой Хайми практиковался в езде на такси своего брата. Он так наловчился крутить баранку, что его способности казались почти сверхъестественными. Во многих случаях мы использовали их и тачку брата Хайми, с которой предварительно снимали номера, если во время ограблений нам была нужна машина. В грабежах мы выработали собственный стиль. Прежде чем скрыться, мы снимали с наших жертв штаны. В газетах нас называли юными похитителями штанов. Мы гордились своей известностью и оригинальностью. Мы стали беспечными и самоуверенными. Это была наша ошибка.

Во время ограбления маленькой аптеки, которое принесло нам двадцать два с половиной доллара, ее владелец бесстыдно выскочил без штанов на улицу и позвал на помощь. Когда мы удирали от полицейских на машине брата Косого Хайми, на Деланси-стрит у нас кончилось горючее. Мы выскочили из дверей и разбежались в разные стороны. Мы бегали слишком быстро для копов и сержанта, которые нас преследовали. Мысленно я поблагодарил Макса за ту усиленную физическую подготовку, на которой он всегда настаивал. Она держала нас в хорошей форме. Я слышал выстрелы. Я решил, что нам всем удалось благополучно скрыться.

Позже, в задней комнате у Джелли, я узнал печальную новость. Доминик был мертв. Он бегал не так быстро, как мы. Маленький толстяк Домми получил пулю в затылок. Его застрелил сержант-полицейский. Местные детективы устроили на нас облаву, которая им удалась. Тут снова пригодились дядюшка Макси и районный лидер из Таммани. Нам разрешили, находясь под стражей, присутствовать на похоронах Доминика. В зале похоронного бюро, где стоял гроб с телом Доминика, его родители и близкие бросали на нас мрачные и гневные взгляды. Они бормотали себе под нос и осыпали нас итальянскими проклятиями. Патси переводил нам их вполголоса. Мы присоединились к похоронной процессии у церкви. Приглушенные скорбные рыдания несчастных родителей Доминика терзали нам сердце. Когда священник склонился с кадилом над бедным Домми и благословил его, я почувствовал в сердце такую боль, словно оно готово было разорваться на куски. Все внутри у меня стонало от боли.

Я не мог плакать.

Из церкви мы проводили бедного Домми до кладбища в Лонг-Айленде. Я видел, как его опускали в землю. Все вокруг плакали и молились, а священник благословил могилу и обратился к Господу с просьбой простить несчастному Домми его грехи.

На обратном пути в Нью-Йорк я пытался все это обдумать. Добрый старина Домми смеялся, шутил и был полон жизни еще несколько дней назад, когда обращался ко мне со своей милой улыбкой: «Эй, Лапша!» А теперь он лежал холодный, в деревянном ящике, с пулей в голове, на дне могилы. Я не мог себе этого представить. Трудно было поверить, что я никогда больше не увижу своего друга Домми.

Глава 7

Районный босс сделал для нас все, что мог. Он сказал, что не сможет помочь нам всем. Ему пришлось пойти на сделку. Двое из нас должны были ответить за всех. Пат и я решили сесть в кутузку.

Макс пообещал каждую неделю отдавать моей матери десять долларов от профсоюза, а может быть, и больше.

Патси отправили в исправительное заведение для детей католиков. Меня послали в еврейский приют в Сидар-Ноулз, к северу от Готорна, штат Нью-Йорк.

Мне там было не слишком тяжело. Еда оказалась хорошей, и ее всегда хватало. Я в первый раз уехал из Нью-Йорка, и деревенская атмосфера была мне в новинку. С нами обращались не как с преступниками; скорее это напоминало школу-интернат. Я был приятно удивлен той свободой, которую нам предоставляли в передвижениях. Рассчитывали в основном на совесть и наш здравый смысл. И редко кто обманывал эти ожидания.

Честно говоря, мне там понравилось. Перемена атмосферы пошла мне на пользу. Сельский воздух был чистым и свежим, не то что вечное зловоние в нашем нищем гетто. Но больше всего мне понравилась тамошняя библиотека. Я с головой зарылся в книги. С их помощью я мог попасть в любую страну мира, даже путешествовать по другим мирам – на Луну, Марс и прочие планеты.

Я летал на самолете и погружался в морскую бездну. Я был пиратом и миссионером. Я был разбойником, священником, министром и раввином. Я был хирургом и его пациентом. Я был надменным богачом и человеком из простонародья. Я был королем и самым скромным из его подданных. Я был всеми и всем. Я стоял на горе вместе с Моисеем: обернувшись через плечо, я видел, как он сидит на камне и записывает десять заповедей. На обратном пути мы вместе обсуждали, как лучше представить их народу. Я смеялся от восторга, слушая историю, которую он собирался поведать остальным.

Я сидел у ног Иисуса с другими Его учениками. Я с благоговением слушал Его революционное учение о том, как исправить людей и весь мир. Я помогал Ему нести крест на Голгофу. Мое сердце кровоточило при виде мук и страданий на лице Иисуса, когда в Его ладони вколачивали гвозди. А потом я видел, как те же самые люди, которые боялись возвещенной Им истины, в каждом новом поколении использовали Его имя, извращали Его слова и распинали Его снова и снова ради собственных эгоистичных целей. И я видел, как другие несчастные и бедные создания превращали в фетиш Его страдальческий лик, чтобы чем-нибудь заполнить свою пустую жизнь или дать выход какому-нибудь неврозу. Все это наполняло меня печалью.

В тот день, когда я должен был выйти из Сидар-Ноулз, рабби позвал меня в свой кабинет и прочитал мне последнюю проповедь: «Как должен вести себя хороший еврейский мальчик». Она влетела мне в одно ухо и вылетела в другое. В заключение он улыбнулся и похлопал меня по спине:

– У меня есть для тебя сюрприз. Снаружи ждет твой товарищ, который отвезет тебя в Нью-Йорк.

Я подумал, кто это может быть? Из здания я выскочил чуть ли не бегом. На улице, прислонившись спиной к черному сверкающему «кадиллаку», дымя сигарой и сияя улыбкой, стоял Большой Макси.

Хотя мы росли вместе и со школьной парты он являлся самым близким моим другом, теперь я его едва узнал. Наверное, все дело было в нашей восемнадцатимесячной разлуке. Он стал совсем другим. Макси здорово вытянулся:

его рост оказался выше шести футов. Теперь он был большой, просто огромный, с широкими плечами и узкими бедрами. Вероятно, пока я сидел, он провел немало времени в гимнастическом зале. Вид у него был цветущий. Его ясные черные глаза сверкали. Он улыбнулся все той же заразительной улыбкой и показал безупречные белые зубы.

– Лапша, старина, как я рад тебя видеть! Ну, как дела?

Он протянул мне руки; его рукопожатие было похоже на тиски.

Меня обдало теплой волной симпатии и любви. Я ответил ему улыбкой.

– Я в порядке. Ты отлично выглядишь, Макс.

– Ты тоже смотришься неплохо, Лапша. Я тебя едва узнал – ты почти такого же роста, как я. – Он оглядел меня со всех сторон. – Ну и плечищи у тебя, Лапша, здорово ты накачался на свежем воздухе. Что, много занимался физкультурой?

– Ты хочешь сказать – много работал, чтобы искупить свои прегрешения. Кажется, мы вступили в клуб взаимных восхвалений, а, Макс?

Мы оба рассмеялись.

Он открыл дверцу «кадиллака». Забравшись в салон и сев рядом с Максом, я почувствовал себя светским человеком. Он сделал ловкий разворот и помчался по гравийной дороге.

– Где ты раздобыл «кадди», Макс?

– Это один из моих катафалков.

С невозмутимым видом он угостил меня сигарой. Я откусил кончик, сплюнул в окно и закурил. Затянувшись несколько раз, я взглянул на этикетку. Это была «Корона Корона».

– Я тебе не писал, что мой дядя отбросил копыта?

– Писал. – Я кивнул. – А из-за чего? Ты не сообщил.

Он сплюнул в окно:

– Рак кишечника.

– Жалко. Хороший был мужик.

– Да, старик был классный. Он оставил мне свой бизнес. Я вступлю в права владения, как только мне исполнится двадцать один.

– С таким бизнесом ты станешь большой шишкой, верно?

– Да, – улыбнулся Макс. – Мы все станем большими шишками. Мы будем партнерами – ты, я, Косой и Патси.

Я был потрясен.

– Ты собираешься взять нас в свое дело, Макси?

– Вот именно.

Я откинулся на спинку кресла, чувствуя себя комфортно и уверенно. Я думал о том, что мой друг Макси всегда был очень щедрым, он – лучший парень из всех, кого я когда-либо знал.

По дороге в город Макси дал мне подробный отчет о том, что происходило в Ист-Сайде во время моих принудительных каникул.

– Мы по-прежнему получаем деньги с профсоюза. Я каждую неделю относил твоим твою долю. У них все в порядке. Ты знаешь, что твой младший брат работает в газете? Теперь он репортер.

– Знаю.

– Пегги стала профессионалкой, об этом ты тоже слышал, Лапша?

– Нет. – Я покачал головой. – Профессионалкой в чем? В танцах?

В эту минуту я думал о Долорес. Она не выходила у меня из головы.

– В танцах? – расхохотался Макс. – Да, она танцует в постели. Из любительницы сделалась профессионалкой. Теперь она берет деньги.

– По баксу с носа?

– Да, но она того стоит.

– Что верно, то верно.

– Помнишь, как мы имели ее за русскую шарлотку?

Мы оба рассмеялись.

– А помнишь Уайти, нашего копа? – продолжал Макс.

– Еще бы не помнить. Разве такое забудешь?

– Так вот, теперь он сержант.

– Честность всегда вознаграждается, – прокомментировал я.

Мы снова рассмеялись.

– Да, он парень не промах, наш ирландец. Стрижет деньги с Пегги, – сказал Макс.

– Бьюсь об заклад, часть он берет натурой.

– Уж это точно, – со смехом согласился Макси.

Я умирал от желания расспросить его о Долорес. Я писал ей каждую неделю, но она не ответила ни на одно письмо. Вместо этого я спросил:

– Как дела у Патси и Косого?

– Косой получил водительские права и теперь ездит иногда на одном из такси своего брата.

– У Крючка несколько машин?

– Да, он завел себе целый парк из четырех тачек. Патси работает со мной, помогает в похоронном бюро. А когда наклевывается дельце, мы выходим вместе.

– Грабеж?

– Ага, – кивнул Макси. – Но дело должно обещать не меньше двух штук, иначе мы за него не беремся. Поскольку сухой закон действует уже несколько месяцев, денег вокруг хватает. Время от времени мы заключаем контракт с кем-нибудь из бутлегеров и надираем конкурентам задницу.

– Я слышал, у бутлегеров много зелени.

– Это верно, болтушки открылись уже по всему городу.

– Болтушки?

– Да, так теперь называют питейные заведения для своих, с глазком в двери.

– А-а.

Мы въехали в нижнюю часть Ист-Сайда. Макси небрежно вел «кадиллак» по запруженной транспортом улице. Он едва не снес крыло у какого-то автомобиля. Макси высунулся из окна и заорал на шофера:

– Эй ты, болван, где тебя учили водить? На заочных курсах?

Хорошо одетый пожилой мужчина, сидевший за рулем, прокричал в ответ, поворачивая за угол:

– Тупоголовая шпана, вы думаете, вам принадлежит весь город?

Когда мы въезжали в гараж, Макс усмехнулся:

– А знаешь, Лапша, это неплохая идея.

– Какая идея?

– Та, что сказал этот парень, – насчет шайки из суповой школы, которая захватывает весь город.

– Весь город?

– Почему бы нет? Ты ведь знаешь, мы – хорошие организаторы.