– Когда встретишься с отцом, что ты ему скажешь?

Я вдохнула парок и глотнула.

– Еще не знаю.

Под низким потолком в рубке «Тети Жиголо» было два поста управления с креслами среди множества экранов, табло и панелей. В воздухе плавали светящиеся точки объемной карты звездных окрестностей. Они смещались на глазах, как стрелка часов, крошечными рывками обозначая относительное передвижение корабля в гипере.

– Вот это – Редлум, – указала Ломакс на один огонек и провела пальцем к крошечной красной стрелочке, зависшей между звезд. – А мы здесь.

– Долго нам туда добираться?

– Еще примерно двое суток. – Она отпила из чашки точными птичьими движениями. – Времени познакомиться с кораблем вполне хватит.

Я коснулась спинки кресла-ложемента, казавшейся мне надежной опорой, но приборы вокруг были полны загадок и тайн. Как можно узнать такой огромный корабль за двое суток? Непостижимая металлическая махина с подвижными частями! Двигатели, способные проделать дыру в ткани самой вселенной! Разве можно за столь короткий срок разобраться, как они работают? Я стиснула пальцами спинку кресла. Маленькая, белоголовая и разноглазая Корделия… Кто я: старьевщица или первый помощник космического капитана? Я понятия не имела, как ответить на этот вопрос, но, пока не разберусь, остальному придется подождать.

По металлическим коридорам «Тети Жиголо» разнесся сигнальный гудок. Паук с Гантом пристегнулись на постах управления. Я примостилась за их спинами на откидном сиденье.

– Десять секунд, – глухо предупредил Паук.

Эти два дня я почти не видела его. Он большей частью сидел у себя в каюте, слушал нестерпимо громкую музыку, вылезал только в камбуз за едой и голос подавал лишь по необходимости.

Гант – другое дело… С этим похожим на брюзгливую лягушку существом я познакомилась вчера за завтраком, и с тех пор он ныл практически без умолку.

– Пять.

Корабль вздрогнул, закрепляя крылья, и взвихрил первым касанием двигателей горькую ткань гиперпространства. В клубящемся тумане образовалась воронка. Затем середина ее раздалась, порвалась, открыв круглое пятно черного, забрызганного звездами космоса.

– Крылья отключил, – доложил Гант. – Даю полную тягу.

«Тетя Жиголо» вздыбилась в потоке гипертечений, заставив меня вцепиться в сиденье. Гант сдвинул рычажок на панели, и я почувствовала, как изменилась вибрация палубы – перешла в басовитый рев, от которого внутри все задрожало, словно мне пальцем щекотали диафрагму.

Старый корабль медленно втискивался носом в око червоточины. Когда он целиком вошел в дыру, дрожь усилилась. Странные гравитационные эффекты трепали корпус, отчего в животе у меня крутило и подпрыгивало. Туманное пространство вцепилось в нас жадными пальцами, не желая выпускать добычу.

А потом мы оказались на той стороне.

Сначала все молчали. Я сидела, слушая, как скрипят выгибающиеся пластины корпуса, приспосабливаясь к новой физической реальности. Гант с Пауком провели полную проверку сетей, пробежались пальцами по всем экранам, убеждаясь, что филигранные настройки звездолета не пострадали. Когда за мной наконец пришла Ломакс, на ее тонких губах играла редкая улыбка. Она два дня показывала мне операционные и жизнеобеспечивающие системы видавшего виды корабля, от причальных зажимов и грузового люка до устройств терморегуляции и биопереработки отходов. Ника Мориарти мы, по негласному уговору, не упоминали.

– Поздравляю с успешным первым гиперпрыжком, – сказала мне Ломакс и неумело поклонилась. – Теперь ты наша.

Я озадаченно заморгала. Наша – это чья? Ломакс, Ганта, Брофа и Паука связывала только преданность Нику. Я совсем не так представляла себе команду – ни у кого на корабле, кажется, не было званий и определенных обязанностей, и, насколько я могла судить, они не слишком друг друга любили. Просто у них пока имелась общая цель и не было других вариантов, только и всего. Знать бы, что будет, когда придет моя очередь отдавать им приказы.

– Спасибо, наверное.

Гант, все так же скрючившись над приборами, буркнул что-то себе под нос. Ломакс предпочла не услышать. Она подтянула к себе экран, развернула так, чтобы мне было видно изображение.

– Добро пожаловать на Редлум.

На дисплее зрелым яблоком в черном космосе висела планета. В мировом океане распластались три сухих, рыжеватых континента.

Я склонилась поближе и прищурилась:

– Где тут космопорт?

Почему-то ожидала, что отсюда он предстанет растянувшимся по суше вроде опухоли.

Ломакс покачала головой.

– Причаливаем к орбитальному доку. – Она стукнула пальцем по экрану и выделила станцию на орбите. – Там твой отец.

– На станции?

– Да.

Чуть позже, вернувшись в каюту Ника, я наскребла в себе отваги реактивировать запись.

– Привет, – сказал он, приобретая кажущуюся плотность над крышкой кристалл-плеера. – Выглядишь гораздо лучше. Чище и не такая бледная. Сколько времени прошло?

– Два дня.

– Два дня?

– Я была занята.

По правде сказать, я нарочно тянула: испугалась бури взбаламученных чувств и опасалась новой боли. Мне уже было известно, как тяжело терять родителей, и не хотелось проходить через это заново, особенно сейчас, когда из-под ног выбили все, что представлялось надежной опорой.

– Ломакс показывала мне корабль.

Голограмма Ника, как и в прошлый раз, была одета в куртку, лежавшую теперь на кровати. Он сунул руки в карманы и глянул на меня из-под косматых бровей.

– Что скажешь?

«Тете Жиголо» исполнилось самое малое двести семьдесят лет. Она начинала кораблем-разведчиком, созданным для исследования новых миров, открывшихся перед вступившим во Множественность Рас человечеством. Теперь, по прошествии многих десятилетий, она стала частным торговым судном, пахала свистящую бездну между обжитыми мирами вокруг Интрузии, доставляла от одной звездной системы к другой пассажиров и грузы. Все детали в ней меняли и латали по дюжине раз, но корпус был еще цел, скелет прочен. Пусть она выглядела местами побитой и потрепанной, но за такой срок службы честно отработала каждую из своих царапин и вмятин.

– Рабочая лошадка, – ответила я.

Ник с озорством прищурил левый глаз.

– Ты про корабль или про Ломакс?

Я не смогла сдержать смеха.

– Про обеих.

Секунду мы делили одну ухмылку на двоих. Отвернувшись, я стала почесывать локоть. Не собиралась так ни перед кем открываться. От этого возникло неприятное чувство уязвимости.

– Хотелось бы знать, почему ты сейчас стал меня искать, – тихо сказала я. – Раньше я о тебе и не слышала, и вдруг выныриваешь откуда ни возьмись и осыпаешь подарками.

Ник замер на миг и поник.

– У тебя острый ум, – едва ли не с гордостью заявил он. – И ты права, это не просто так. Дело очень важное. – Он стал серьезным. – Корделия, мне действительно стыдно, что я тебя бросил, и хочется искупить вину.

– Правда?

– Честное скаутское. – Он втянул голову в плечи, словно желая спрятаться за меховым воротом куртки. – Кроме того, не думаю, что у нас с твоей матерью получилось бы. Слишком мы были разные. Ей не терпелось обзавестись хозяйством и жить, как все люди, а мне не сиделось на месте. Стоило провести пару месяцев дома, я начинал лезть на стенку. А мать была с характером. Видела бы ты, как она сверкала глазами, когда злилась. Попробуй мы жить вдвоем… думаю, поубивали бы друг друга.

Его слова звучали пустыми оправданиями, да, конечно, такими и были. Я сжала кулаки.

– А когда она умерла, что же ты меня не забрал?

Ник горестно покачал головой.

– Пока я узнал о ее смерти, вы уже жили с Калебом на другой тарелке. Я решил, что не стоит вмешиваться. Ты и без того нахлебалась. – Он поднял глаза. – Вот я и остался в стороне.

– Но помогать ты бы мог?

– Что сказать? – пожал плечами Ник. – Теперь же я здесь.

– Вот оно как? – возмутилась я; у меня горели щеки, краска заливала шею. – Ты таким способом хочешь загладить стыд за то, что бросил меня маленькую?

Ник опустил взгляд, смахнул невидимую пылинку с груди.

– Я пытаюсь устроить твою жизнь наилучшим образом, – понуро проговорил он.

– Устроить на свой манер! – взвилась я.

У него будто вся кожа на лице обвисла. Он упорно разглядывал руки.

– Тебе не нравится?

– Еще не решила.

– Послушай, – тяжело вздохнул он, – мне правда жаль, что меня не было рядом, когда ты росла. Не знаю, что еще сказать. Изменить прошлое не в моих силах. Остается только извиниться.

– Ты даже не подумал сам меня встретить.

Я помнила, что говорю не с ним. Когда увижу лично его, может, поведу себя иначе. А сейчас механизм позволял мне выплеснуть обиду и прорепетировать, что скажу ему настоящему.

– Ближе тебя у меня родных не было. – Ник кашлянул. – Послушай, я хочу тебе помочь. Только этого и хочу.

Кулаки мои то сжимались, то разжимались.

– А как насчет того, чего хочу я?

– Ты?

Этот вопрос его сбил. Обо мне он по большому счету и не думал.

Ник потер мочку правого уха и снова кашлянул.

– Корделия, у тебя впереди совершенно новая жизнь.

Два часа спустя, когда «Тетя Жиголо» вошла в док орбитальной станции над Редлумом, я стояла с Ломакс у внутреннего люка. Гант был у кормила, но большую часть работы делал корабельный компьютер-пилот. Я, не знаю зачем, решилась надеть кожаную куртку Ника. Почему-то показалось подходящим. Куртка была подбита какой-то «овчиной». На манжетах и воротнике белый мех торчал наружу, и мне было тепло и уютно. Уж всяко уютнее, чем в верной старой старательской парке, которую я швырнула на пол каюты. Ломакс, узрев меня в таком виде, шевельнула бровью, но промолчала.

За нашими спинами на автоматической грузовой платформе стоял артефакт, от которого Ломакс так не терпелось избавиться.

– На что это похоже? – спросила я. – В смысле, космическая станция.

Женщина посмотрела на меня сверху вниз.

– Там довольно строгие меры безопасности. Все оружие остается на корабле, что не слишком по душе Пауку. Ни плазменок, ни ножей, ни острых палок.

Я старалась дышать ровно. Последние двое суток я прожила, как в коконе, в гулких коридорах и каютах «Тети Жиголо», а за люком ждал совсем новый мир. Там уже не получится уговорить себя, что я еще где-то на тарелках. Все изменится навсегда. Я застегнула молнию до самого горла и с удовольствием вдохнула уютный запах куртки. В животе все тряслось, не знаю уж, от страха или от волнения. Альфа-тарелку я почти не помнила. Большую часть жизни провела за обследованием окраин древнего города на другой тарелке. Сейчас мне предстояло шагнуть совсем в другую жизнь в световых годах от всего и всех, что я знала раньше.

Следом за Ломакс я пролезла в люк «Тети Жиголо». Корабль стоял на посадочных опорах. Проходя через огромный ангар, я таращилась на все подряд. Док протянулся на несколько километров во все стороны. Под его высокими сводами стояли самые разные звездолеты: от маленьких одноместных разведчиков до толстопузых грузовозов. Я заслоняла глаза от вспышек сварки, в ушах грохотало и лязгало, звенела перекличка механиков и докеров; ноздри вздрагивали от крепкого запаха пролитого углеродного топлива и машинной смазки, которой тут не жалели.

А люди!

Я тащилась за Ломакс, то и дело поражаясь здешней моде. На Второй городской жили просто, одевались по-деловому, в теплую и носкую одежду, не думая об украшениях и стиле. Я даже в новом комбинезоне и кожаной куртке чувствовала себя замарашкой рядом с пассажирами лайнеров и яхт, мимо которых мы проходили. Мужчины и женщины в строгих, хорошо пошитых костюмах, в цветных свободных шелковых платьях, в ярко раскрашенных скафандрах. А каких только причесок здесь не было – от разноцветных ирокезов до копны дредов! И тела обработаны косметологами на такой манер, какого я и вообразить не могла. С кораблей сходил самый разный народ: кто высокий и бледный, как привидение, с мечтательным, «за тысячу миль отсюда», взглядом, кто приземистый работяга с шестью, если не больше, конечностями и еще гнездами для инструментов на каждом суставе и костяшке.

Наконец мы вышли к эстакаде, спускавшейся на другой уровень. Здесь нас обработала на компьютере и просканировала охрана, после чего пропустила в основную часть станции, и мы оказались на широком балконе над многоэтажным рынком: сплошь магазинчики да ларьки.

Переводя дыхание, я навалилась на перила.

– Ты как? – спросила Ломакс.

Внизу пестрели толпы покупателей. Никогда я не видела столько народу разом, а стили одежды, виды тел и оттенки кожи сшибались у меня в голове и никак не могли улечься.

– Какая здесь… суета.

Ломакс двумя руками сжала перила и бросила взгляд на публику.

– Вот тебе Редлум. Мы называем его перекрестком. Здесь сходятся все звездные пути, корабли прилетают со всех сторон. Удобная стартовая точка, пересечение нескольких важных маршрутов. – Она покосилась на меня. – И конечно, множество народу через Редлум направляется посмотреть Интрузию.

Я нащупала в кармане и зажала в кулаке кристалл, хранивший личность моего отца.

– Где он?

Ломакс большим пальцем ткнула в сторону самоходного поддона. Захватить кристалл с собой посоветовала она – не знаю зачем.

– Нам прежде надо сделать дело.

Мы на лифте спустились на дно рынка. В открывшуюся дверь волной ворвались гомон и шум. Меня осаждали незнакомые запахи. На языке ощущался привкус цветов, жареного мяса и нагретого пластика. Между прилавками выступали жонглеры и глотатели огня. В воздухе манящими миражами висела голографическая реклама. Я видела прилавки с грудами ярких плодов и специй, с причудливыми нарядами, с мыслимыми и немыслимыми электронными гаджетами, и над всем этим – оглушительная, нестройная какофония человеческих и нечеловеческих голосов.

Тесса Ломакс каким-то чудом находила дорогу в этом столпотворении. Она уверенно шла сквозь толпу, и я торопилась не отстать. Мне еще не доводилось пробиваться сквозь такую плотную массу тел, и я боялась навеки потеряться, если оторвусь от этой женщины. Без денег и документов мне оставалось надеяться только на нее.

Оттоптав множество ног и наткнувшись на множество острых локтей, мы оказались наконец под вывеской конторы по скупке-продаже инопланетных древностей.

– Пришли, – сказала Ломакс и толкнула дверь.

Прозвенел колокольчик. За дверью открылась голая утилитарная приемная, освещенная одной полоской и застеленная самым дешевым и вытоптанным травяным ковром. Из-за стеклянной перегородки в глубине зала на нас смотрел мужчина.

– Чем могу служить, прекрасные дамы?

У него был густой хлюпающий акцент и отвислые небритые брыли. Глубоко сидящие глазки смотрели остро и расчетливо.

– Привет, Хагвуд.

– Госпожа Ломакс? – кивнул мужчина и театральным жестом протер глаза. – Неужто вы? Я и не чаял…

Ломакс подошла к перегородке и стукнула по стеклу так, что он подскочил.

– Мы здесь.

Хагвуд месил, как тесто, свои мучнистые ладони. И язык у него, похоже, не укладывался за зубами.

– Товар при вас?

– Разумеется, – пожала плечами Ломакс, – в нашем трюме.

– Могу ли я его увидеть?

Она погрозила пальцем:

– Не раньше, чем исполнишь свои обязательства по договору.

Мужчина недовольно поджал губы.

– Я договаривался с Мориарти. – Голос его стал тонко присвистывать, словно проходил сквозь полую трубочку. – Где Мориарти?

– Ник занят. Мы заберем его, как только закончим здесь. – Ломакс сумела сохранить непроницаемое лицо и ровный тон.

– Тогда, боюсь, сделка отменяется.

– Ничего подобного, – заявила она и поманила меня подойти ближе. – Это дочь Мориарти.

– И что?

– У нее на кристалле схема сознания Ника, и она уполномочена представлять его.

Это было для меня новостью. Тем не менее я постаралась уверенно встретить оценивающий взгляд Хагвуда.

– Нет, не могу, – натужно мотнул он головой, и брыли затряслись. – Я торгую с Ником и ни с кем другим.

Ломакс снова ударила ладонью по стеклу.

– Мне что, захватить его и привезти обратно, чтобы он тебе мозги вправил?

И это не совсем убедило Хагвуда.

– Это не разговор. – Он обкусанными ногтями теребил редкую прядку зачесанных ото лба волос. – Я не знаю, можно ли тебе верить. Мне, признаюсь, не первый раз расставляют ловушки.

Ломакс запустила руку в карман, достала распечатку и прижала к стеклу, чтобы мужчина мог рассмотреть.

– Это артефакт.

Хагвуд подался вперед, блестя свиными глазками.

– Любопытно. – Он прошелся языком по губам. – Его достоинства?

Ломакс отняла лист, бережно сложила и убрала в карман комбинезона.

– Мне-то какая разница? Однако он здесь, и он твой. Стоит тебе только расплатиться.

Хагвуд потер подбородок:

– Не знаю…

Она еще раз шлепнула по стеклу, и на этот раз я подскочила вместе с Хагвудом.

– Если надеешься выжать что-то еще, даром время тратишь. – Голос Ломакс вобрал в себя всю теплоту и мягкость льда. – Я, так или иначе, сгружаю эту штуковину. Хочешь – бери, а нет – я ее скину в гипере после старта. Выбор за тобой. – Она скрестила руки. – Ну? Я знаю, что у тебя уже есть на нее покупатель, так что да или нет?

Несколько секунд мужчина глазел на нее, разинув рот и возмущенно двигая челюстью, и наконец выдавил жирный мягкий смешок.

– Превосходно, просто превосходно. – Он принялся потирать ладони. – Ты, милая, все так же крепко торгуешься.

Ломакс фыркнула, презирая его комплименты.

– А ты, Хагвуд, все тот же старый мошенник. Ну, берешь или нам искать другого покупателя?

Заключив сделку, мы снова отправились сквозь толпу на поиски отца. Сумму, какую Хагвуд перевел на счет Ломакс, я за всю свою жизнь не видала. По меркам Второй городской тарелки – целое состояние. Я впервые оценила, какие возможности открывает корабль вроде «Тети Жиголо».