Снизу тянуло зловонием. Я сморщила нос и проглотила первый просившийся на язык ответ. Стряхнула руку Мики и выпрямилась.

– Какое там «ничего»! Что, по мне не видно?

Ботинки были безнадежно испорчены, и на новые уйдут до гроша все деньги, что я скопила. Босиком на промысел не пойдешь.

– Откуда здесь эта мокрядь? – Я со злостью топнула по затхлой жиже. – Чтоб ее подобрало на…

Я осеклась. Не успела договорить – вода высохла на глазах, впиталась в пол, как в губку. Брызги от моего башмака упали уже на сухую поверхность.

– Вот это дела! – удивленно хмыкнул Мишель.

– Да уж, – хмуро отозвалась я.

Пальцы в перчатках звенели. Я сжала их в кулаки и сунула в карманы. В ботинках все еще хлюпало, но подошвы стояли теперь на голой тарелке.

Мишель округлившимися глазами уставился на меня.

– Куда подевалась вода?

Я на пробу ковырнула пол носком ботинка.

– Чтоб я знала! Может, здесь есть сток? – Распрямившись, я оглядела сырые стены шестиугольной шахты. – Лучше бы нам сюда не соваться.

– Опять я во всем виноват? – подбоченился Мишель.

Я смотрела на лоскут неба над головой.

– Я же не так сказала.

– Зато подумала так, разве нет?

– Нет. – Я замученно повела бровью.

– Врешь, у тебя всегда я виноват.

– Неправда.

– Да ну? – Мишель скрестил руки на груди. – А помнишь прошлогодние посиделки в Камышовом квартале? А близнецов Лестеров забыла?

Я стала проталкиваться мимо него.

– Не до того сейчас. Надо выход искать.

– Пусть так, – оскалился Мишель, – только не забывай: это ты удирала от патрульных. Из-за тебя в нас стреляли. Не заведи я тебя сюда, ты бы уже была под арестом или покойницей. Раз в жизни я вытащил нас из заварухи, а ты хоть бы спасибо сказала.

Я уловила внезапное движение за плечом моего сводного брата: в коридоре за вентиляционной шахтой возникли фигуры в броне.

– Не сомневайся, – вздохнула я, инстинктивно прикрыв ладонью цепочку на шее. – Сегодня ты нас втянул в заваруху.

Мишель, насупившись, обернулся вслед за моим взглядом и застыл, когда трое вооруженных патрульных шагнули в шахту. Не произнося ни слова, они разошлись веером вдоль стен, окружая нас.

– Вот и вы, – с сильным акцентом проговорил их главный.

Своим оружием и снаряжением он занял, казалось, все свободное место и медленно, с издевкой смерил нас взглядом.

– Теперь вы наши, – хмыкнул он, и в горле заклекотала мокрота. – Некуда вам податься, да?

Я вцепилась в плечо Мишеля.

– Не надо, пожалуйста.

Нора меня пугала, но я рискнула встретиться с ее залитыми полами и отчаянными обитателями, лишь бы избежать ареста. Как можно, пройдя этот страх, все равно попасться?.. До жути нечестно!

Шелушащиеся губы безопасника разошлись в кривой усмешке.

– Что ты сразу заскулила, девонька? Ты ж еще не знаешь, что нам надо.

– И чего же вам надо? – заслонил меня Мишель.

На верхней губе патрульного, как мышонок, прилепились густые усы, подбородок был темен от щетины.

– Прежде всего, выкладывайте все денежки.

– И вы нас отпустите?

Патрульный покачал головой. Кто-то из его людей прыснул.

– Потом отдавайте одежку и побрякушки. – Он погладил небритую скулу. – В знак добрых намерений.

У меня стало сухо во рту.

– А если откажемся? – спросил Мишель.

Мужчина вытащил из кармана куртки старую ржавую отвертку. Кончик был остро заточен.

– Тогда убью вас обоих. Заберу барахло. Сойдет за работу уличной банды.

Я еще крепче вцепилась в рукав брата. Ладони у меня чесались, я глаз не могла оторвать от самодельного оружия. По обе стороны от нас, как мальчишки, хихикали остальные копы.

– Что делать? – прошептала я.

– А ты как думаешь?

Мишель зубами стянул перчатку. Расстегнул молнию парки и запустил пальцы во внутренний карман. Медленно достал диск кредитки и бросил к ногам патрульного.

Тот, самодовольно крякнув, подхватил диск и подбородком указал на меня:

– Теперь ты.

Я дрожащими руками начала снимать перчатки. Он что-то высмотрел и, ткнув мне отверткой в горло, крикнул:

– Давай цепочку!

– Нет, – замотала я головой. – Пожалуйста, только не это.

– Быстро сюда! – протянул он руку.

Я, отпрянув, налетела на стоявшего сзади. Грубой хваткой он стиснул мне плечо. От него исходил запашок старого пота, ружейной смазки и лука.

– Нет! – вскрикнул Мишель. – Не троньте ее!

Главарь, не сводя глаз с моего ожерелья, замахом кулака назад ударил Мишеля по губе, сбив с ног.

– Заткнись, малец.

Шагнув ближе, он коснулся острием отвертки моей щеки. Холодный металл, пахнущий ржавчиной. На темной рукоятке хлопьями засохла кровь.

– Давай сюда.

Я сглотнула. Ладони зудели.

– Отвяжитесь!

Голос у меня дрожал. Руки горели, словно я держала сухой лед, в голове бушевал ураган.

Патрульный расхохотался за обвисшей маской.

– Опоздала, детка. Я сперва заберу цепочку, потом денежки. А потом мы тебя здесь и оставим. – Он оскалился. – Запомнишь, как нарушать комендантский час. Ну, отдашь сама?

Голова моя готова была лопнуть. Я простонала, чтобы стравить давление, и патрульный, на миг опешив, сделал шаг назад.

– Тихо ты. Никто тебе здесь не поможет.

Я его не слушала. Что-то копилось во мне, вскипало, начиная от ступней и обжигая каждую клетку, каждый нерв. Когти боли рвали мозг. Земля дрогнула, здание дало трещину. Ливнем посыпались каменные осколки, стали лопаться трубы, повыскакивали из гнезд электропровода, рассыпая кругом искры. Безопасники разинули рты, чтобы заорать.

Прогремел выстрел.

Я моргнула. Ярость во мне улеглась. Ничто не шевелилось во внезапной гулкой тишине.

На открытое место выступила женщина. Лицо острое, как из кремня вырублено, а одета в линялую серую корабельную форму. Вышедший вслед за ней высокий парень с дредами взял нас всех на прицел грозного на вид пескоструйного пистолета.

– Ладно, хватит, – жестким, не допускающим ослушания голосом заговорила женщина. – Кто шевельнется, будет соскребать кишки со стен.

Она прошла вдоль края шахты и остановилась рядом со мной, заложив руки за спину.

– Корделия Па?

– Да.

– Хорошо. – Она резко кивнула, словно признав ярлык на коробке. – Мы тебя уже пару часов ищем. Меня зовут Ломакс. Пойдешь со мной. Но прежде… – Она обернулась к патрульным. – Никогда не видели, что делает с человеком струя под давлением? Нет? Если через десять секунд кто-то из вас все еще будет здесь, попрошу Паука показать. Покажешь, Паук?

Парень, сверкнув золотыми зубами, приподнял руки с пистолетом:

– Ясное дело, черт побери.

Целое мгновение патрульные хмурились, не двигаясь с места. Они не привыкли выслушивать приказы от гражданских. Паук нажал на рычажок сбоку оружия, и оно взвизгнуло, включаясь. Двое, стоявшие позади, дрогнули. Визг стал оглушительным, и тогда у главаря не выдержали нервы. Бежать бросились все разом, столкнулись в узком проеме, громыхнув броней, уже не думая про добычу.

Женщина, с холодной улыбкой удовлетворения, проводила их взглядом.

Скорчившийся рядом Мишель встряхнул меня за плечо. Оба мы были в пыли и известке.

– Ох, Корделия, слава богу. Я уж думал… думал… – Растеряв слова, он переминался с ноги на ногу.

Я закашлялась. Чувствовала себя иссякшей досуха.

– Что это было?

– Это тебя надо спросить! – воскликнул брат.

Мы стояли в том же шестиугольном колодце посреди трущоб.

– Ты сама скажи, Корделия! Отчего так тряхнуло? Что случилось?

Я тронула лоб ладонью – мокрый. Дыхание застывало в ночном воздухе, внутри у меня было пусто и знобко. Здание над нами раскололось до самой крыши. Из лопнувших труб, шипя, вырывались клубы пара. Из сорванных кранов брызгала холодная вода, дождем стучала по обломкам.

– Не знаю.

У меня осталось странное впечатление, смутные обрывки боли и гнева, но при попытке их собрать все рассыпалось. Болела голова.

– Я ничего не поняла.

– Просто… – Мишель замолчал, распахнув глаза. – Корделия, твои руки!..

Я опустила взгляд: кончики пальцев мягко светились, как последние угольки костра, и кости тлели под кожей. Рассмотрев перевернутые ладони, я нахмурилась.

На дальней стороне разрушенной Норы взвыла полицейская сирена. Перепуганные патрульные вызвали подкрепление. Я сжала руки в кулаки, спрятала их в карманы и сверкнула глазами на разинувшего рот Мишеля. Не успела посоветовать ему закрыть рот, потому что Ломакс наклонилась и потянула меня за плечо.

– Идем, нам пора.

Она поддержала меня, и мы поспешно зашагали прочь: Мишель за мной, а голенастый парень по прозвищу Паук последним. Руки у меня еще дрожали, я спотыкалась о собственные ноги и все оглядывалась через плечо.

– Там что-то взорвалось?

Ломакс, не задерживая шага, подтолкнула меня вперед.

– Откуда мне знать! Вроде похоже на землетрясение. Но мое дело – доставить тебя в порт. Там можно будет поговорить.

– В порт?

Мы вышли на улицу. Здесь сирены слышались громче.

– Сюда. – Женщина провела меня вдоль стены к доставочному фургону, припаркованному у тротуара. – Залезай.

– Куда мы едем? – вырвалась я от нее.

– В безопасное место. Ну, прошу, забирайтесь оба.

Она открыла боковую пассажирскую дверцу и подтолкнула меня в кабину. Мишель с Пауком устроились сзади.

– Голову держи пониже, – предупредила Ломакс. – Как бы нам не встретиться с патрулем.

Она отвезла нас в космопорт и вывела машину на посадочную площадку.

– Ого! – Мишель просунул лицо между спинками сидений. – Знакомый корабль. Мы видели, как он садился.

Я посмотрела, куда он указывал. Корабль стоял на бетоне в полусотне метров справа, и я тоже узнала желтые и черные полосы на корме.

Ломакс тронула колонку управления, остановила машину в тени развернутых крыльев.

– Добро пожаловать на «Тетю Жиголо», – объявила она и, заглушив мотор, вылезла, обошла фургон со стороны радиатора, распахнула мою дверь. – Выходи, скоро стартовать.

Она помогла мне спуститься, и я застыла, щурясь в резком свете дуговых фонарей. Впервые видела такой большой корабль близко и обомлела от его величины. Я думала, он окажется примерно с пассажирский челнок, доставивший когда-то нас с Мишелем на Вторую городскую, но эта зверюга была в добрых четыре раза выше и длиннее маленьких межтарелочных прыгунов. Лежащий на брюхе корабль походил на опрокинутую на бок высотку. Корпус, не считая полос, был фабричного серого цвета. Нос сходился в тупое рыло, на котором вывели название. На двигателях и у шлюзов красовались предупреждающие знаки. Стручки датчиков торчали, как проросшие не на месте усики.

– Что «скоро»? – переспросила я.

– Стартовать. Идем, все устроено.

Я отстранилась:

– То есть как?

– Мне поручено обеспечить твою безопасность. А сейчас, Корделия, для тебя безопасно быть подальше отсюда, у другой звезды.

– Вы шутите. Как же?..

– Боюсь, выбора нет. После сегодняшнего вас с братом начнет искать полиция, а на этой тарелке не так много мест, где можно спрятаться.

Я поглядела на сетчатые черные крылья корабля, зависшие над нами и тускло отливавшие оранжевым в свете дуговых фонарей.

– Зачем я вам нужна?

– Расскажу, когда будем на борту. Пойдем же!

– Я не могу. У меня дядя…

– Уверена, с ним ничего не случится.

Впереди гостеприимно светилось отверстие шлюза – желтый кружок на тусклом корпусе. Ломакс потянула меня к нему.

– Я не могу улететь, – сказала я.

– Мы все улетаем. Ну, давай на борт.

Она забросила меня в шлюз. Паук так и держал пистолет на сгибе костлявой руки. Он смерил меня взглядом и вздернул бровь.

– Не думал, что она такая молодая.

У него был густой, внетарелочный акцент, а короткие тонкие дреды торчали, как растопыренные паучьи лапки.

Парень перевел взгляд на моего сводного брата и добавил:

– Мне казалось, нам нужна только она.

Оба уставились на Мишеля, который заметно побледнел и стал пятиться, будто испугавшись лившегося из шлюза света.

– Залезай, пацан, – поморщилась Ломакс и подала ему руку, но тот отступил на два шага.

– Нет, я не могу. Не хочу, – вскинул он ладони, защищаясь от нее.

Я потянулась к нему, но длинные пальцы Паука ухватили меня выше локтя.

– Прости, милая, – пробурчал он, – ты останешься с нами. Нам без тебя никак.

– Но он же мой брат!

Стоявшая рядом Ломакс тихо выругалась и обратилась к Мишелю:

– Ты нам не нужен. Мы, собственно, за ней. Если хочешь с нами – давай. Но решать нужно сразу.

Я поймала взгляд Мики. Его лицо было бледным в лучах прожекторов.

– Нет, я не полечу. – Он потер глаза. – Извини, Корд.

Я не верила своим ушам. Это ведь Мишель хотел отсюда убраться! Мечтал об этом. А теперь, когда ему предложили исполнение желаний, струсил? Все его громкие слова вдруг обратились в ничто, и я наконец увидела боязливого мальчишку, который всегда прятался за бахвальством.

Ломакс глубоко вдохнула, как видно что-то решив для себя:

– Лови! – И швырнула ему кредитный диск.

Мишель машинально схватил.

– Там пять сотен, – сказала она. – Продержишься какое-то время. Фургон можешь оставить себе.

Он часто моргал. Его взгляд метался от диска ко мне.

– Извини, Корделия.

– Мики?

Портовые огни расплылись, в глазах у меня стояли слезы.

– Я не могу, – повторил он.

Мне хотелось вцепиться в него.

– Ты же только об этом и говорил!

– Это так. – Он хлюпнул носом и утер его рваным рукавом парки. – Мне жаль, правда, правда, жаль.

Брат полез в фургон. Я позвала, но он не обернулся. Сел за рулевую колонку. Двигатель взвизгнул, оживая. Слезы лились по его щекам, но он уехал. Я, задыхаясь, смотрела, как уносятся к воротам кормовые огни.

– Нет, так нельзя! – Я рванулась из рук Паука. – Он не мог. Он бы не стал…

У меня закололо пальцы, словно в подушечки вонзались тысячи булавок. Хотелось выскочить и приволочь Мишеля обратно, но было поздно. Фургон затесался среди портовых контейнеров и кранов, и я потеряла его из виду.

Вокруг меня как будто не осталось воздуха. Паук потянул меня за плечо, и я, оглушенная случившимся, покорно прошла за ним в люк.

– Трюмы полные, – сказал он, – разрешение на старт получено. Добро пожаловать, крошка. Будь как дома.

Ломакс оглядела меня и спросила:

– Ты в порядке?

Я замотала головой и повернулась, чтобы сквозь люк взглянуть на посадочную площадку, ограждение и город за ним.

– Так нельзя, я не могу его бросить.

Что-то во мне будто порвалось. Миллион крючков медленно, мучительно разрывали сердце и внутренности.

– У тебя нет выбора, – сказала Ломакс.

– Почему?

– Я уже говорила. Ты нужна нам.

– А Мики… – повернулась я к ней.

– Мы сделаем, что сможем. Когда ты окажешься в безопасности, пошлем ему еще денег.

Паук, в оскале сверкнув золотыми зубами, почесал за ухом:

– Что-то не так?

– Все нормально, – подняла руку Ломакс. – Дай нам еще минутку?

Парень демонстративно принялся разглядывать свой пескоструй и улыбнулся, подставив свету блестящие зубные протезы.

– Ясное дело, компанеро, – сказал он и через внутренний люк пролез в гулкое нутро корабля. – Только не слишком тяни. Гант через две минуты убирает шасси и спрашивать, готовы или нет, не станет.

Когда он вышел, Ломакс тронула меня за рукав:

– Обещаю, мы сделаем все возможное.

Я стряхнула ее руку.

– Но мне вообще непонятно, зачем вы все это делаете. Я самая обыкновенная. Чего вы от меня хотите?

– Отвезти тебя повидать моего старого друга… – сказала Ломакс.

На потолке загорелись красные вспышки предупредительного сигнала. С металлическим стоном стала закрываться наружная дверь шлюза.

– …старого близкого друга.

Я бросила отчаянный взгляд в сужавшийся проем – на город, который чуть ли не всю свою жизнь называла домом.

– Какой еще «старый друг»?

Ломакс потупила взгляд.

– Твой отец.

Люк закрылся, с последним, окончательным «ке-тунк» отрезав меня от Второй городской тарелки и знакомого мира. На корме зашумели двигатели, палуба под ногами завибрировала. В стеклянной панели за плечом Ломакс я поймала свое отражение: белый ершик волос, разные глаза, щеки в известке и засохшей крови.

Выставив вперед ладонь, чтобы не потерять равновесия, я переспросила:

– Отец?

Не сомневалась, что ослышалась. Но женщина не успела объяснить: корабельные коридоры заполнил вой сирены.

– Пойдем, – сказала она и, взяв меня за руку, провела в тесный пассажирский салон с шестью рядами кресел.

Ломакс помогла мне пристегнуться ремнями к пухлым подушкам во втором ряду, щелкнув металлической пряжкой, и едва она заняла свое место, как палуба задрожала.

Я вцепилась в подлокотники, все еще протестуя:

– Я не могу улететь.

Сердце у меня вдруг застучало молотом. В груди трепыхались бабочки.

– Выбора нет ни у тебя, ни у меня, – констатировала Ломакс.

В салоне пахло дешевым пластиком обивки. За подголовником переднего кресла засветился экран, показал вид на взлетное поле. Залязгали, отцепляясь, топливопроводы и шланги подачи воздуха и медленно втянулись в гнезда на бетоне площадки. В луче света вспыхнул гидразиновый пар, хлынувший из маневровых двигателей на корабельном брюхе.

– Десять до старта, – прокаркал чей-то голос.

Я тщетно искала глазами Мишеля – и он, и его фургон давно исчезли.

– Пожалуйста…

– Уже поздно, – покачала головой пожилая женщина.

Палуба снова задрожала, стены застонали. Изображение на экранчике дернулось. Шум двигателей усилился до рева, от которого у меня все затряслось внутри, и старый корабль заковылял в небо.

«Тетя Жиголо» поднималась, как кабина лифта. В сотне метров над космопортом она зависла. Я увидела древние нечеловеческие здания города, выстроенные кругами от площадей, и за ними, там, где обрывались улицы, кромку самой тарелки; грань моего мира, с которой ничего не стоило буквально свалиться в звездную пустоту по периметру и внизу. От этого вида у меня засосало в животе. Я всю жизнь прожила потерянной: бедной сиротой, которую другие дети не принимали в игры из-за странного вида. Мне приходилось наскребать себе крохи по городским окраинам. А теперь и этого лишили.

Сидевшая рядом Ломакс произнесла:

– Это все к лучшему.

– Откуда вы знаете?

– Ты мне просто поверь.

– А вы сказали, мой отец…

– Это его корабль.

«Тетя Жиголо», опустив корму, задрала нос к звездам, а я нахмурилась:

– Но у меня нет отца.