Следующий отсек, расположенный по центру подводной лодки, прямо под ее конической рубкой, был центральным постом управления всем кораблем. Он представлял собой оперативное сердце подводной лодки. Сотни рычагов, клапанов, датчиков, рукоятей и вентилей покрывали буквально каждый квадратный дюйм этого отсека. Мое первое рабочее место как помощника в центральном посту управления находилось у передней переборки этого отсека. Там я должен был управлять гидравлическим подъемным устройством перископа. В ходе атаки командир работал перископом из конической рубки над отсеком. Через некоторое время меня перевели на пост в углу центрального поста по левому борту. На этом посту я нес гораздо большую ответственность: управлял примерно тремя дюжинами ручных вентилей, которые позволяли заполнять и осушать различные балластные и уравнительные цистерны.

За центральным постом управления, за другой водонепроницаемой переборкой, располагался дизельный отсек. Два громадных двигателя, которые мы прозвали «Джамбо»⁷, были девятицилиндровыми дизелями МАN⁸, способными развивать 2200 лошадиных сил каждый. Со стандартной загрузкой дизельного топлива в количестве 208 тонн эти дизели обеспечивали нам запас хода приблизительно в 13 000 морских миль (примерно 24 000 км). Максимальная скорость, которую позволяли развить эти дизели, составляла чуть более 18 узлов (более 33 км/ч). Разумеется поскольку «Джамбо» являлись двигателями внутреннего сгорания, они могли работать только тогда, когда лодка двигалась в надводном положении. Лишь позднее в ходе войны спускаемые на воду подводные лодки стали оснащать устройством шноркель, которое позволяло нашим субмаринам ходить под дизелями на перископной глубине.

Мы всегда сочувствовали перемазанному смазкой и сажей экипажу дизельного отсека, который мы дружески прозвали «черным экипажем». Этот отсек всегда был полон ужасным шумом и удушливыми выхлопами, когда работали «Джамбо». Еще хуже приходилось всем, когда какой-нибудь молодой член экипажа в центральном посту перекрывал клапан чуть раньше, когда дизели еще работали. В этом случае они высасывали воздух из двух отсеков, создавая разряжение, больно влияющее на уши экипажа.

Для движения под водой мы располагали двумя электромоторами фирмы «Сименс», питавшимися от аккумуляторов, которые обеспечивали нам скорость подводного хода в 7 узлов (около 13 км/ч) и радиус действия примерно 63 мили (около 117 км). Два длинных стеллажа 110-вольтовых аккумуляторов постоянного тока, расположенных под пайолами⁹ внутренней палубы, необходимо было перезаряжать примерно через 10 часов хода на электромоторах. Требовалось примерно 7 часов хода на дизелях, чтобы полностью зарядить аккумуляторы. Двигаться 7 часов по поверхности моря, не погружаясь, практически не составляло проблем в начале войны. Но позднее, когда конвои наших противников стала прикрывать авиация с эскортных авианосцев, их самолеты частенько заставляли нас прекращать зарядку аккумуляторов и не позволяли эффективно действовать в подводном положении, превращая нас для противника буквально в сидящую на месте утку, только находящуюся под водой, с разряженными аккумуляторами. Отсек электромоторов был расположен ближе к корме сразу же за отсеком дизелей. В этом же отсеке располагались пульт управления электромоторами, управление рулями и воздушный компрессор.

Внутренняя планировка подводной лодки завершалась кормовым торпедным отсеком. В нем располагались только два торпедных аппарата, а также восемь спальных мест для шестнадцати членов экипажа. В самом дальнем конце кормового отсека было установлено вспомогательное рулевое колесо на случай выхода из строя обычного рулевого управления.

Все эти отсеки были заключены в одну большую сигарообразную конструкцию, называемую прочным корпусом. Прочный корпус был сделан из толстых листов спецстали, чтобы противостоять мощному давлению воды, действующему на корпус при погружении подлодки. В технических документах на лодку была указана максимальная глубина погружения – 100 метров, но в случае чрезвычайных обстоятельств мы могли погружаться на вдвое большую глубину – или еще глубже. Снаружи к прочному корпусу были прикреплены другие различные цистерны. Часть их была балластными цистернами, в которые закачивалась морская вода или вытеснялась воздухом, с целью погрузиться или всплыть на поверхность соответственно. Цистерны поменьше, дифферентовочные, использовались с целью большего контроля нашего погружения. Другие цистерны содержали наш запас дизельного топлива. Весь подводный корабль был заключен во внешний, так называемый легкий корпус, изготовленный из более тонкой листовой стали.

Плоская верхняя поверхность легкого корпуса называлась нашей верхней палубой. Деревянный настил, покрывавший верхнюю палубу, создавая трение с нашей обувью, давал нам возможность передвигаться по ней. На первый взгляд верхняя палуба нашей подводной лодки была совершенно пустынна. Однако под деревянным настилом располагались прочные вместительные цилиндры, в которых хранились десять запасных торпед. Изначально U-505 была вооружена большим 105-мм палубным орудием, установленным на верхней палубе прямо перед конической рубкой. Но позднее, когда в ходе войны артиллерийские атаки на суда противника стали совершенно непрактичными, палубное орудие было демонтировано и заменено зенитной установкой.

На верхней же палубе, точно над центральным постом управления, располагалась надстройка подводной лодки. Надстройка эта представляла собой боевую рубку, которая задействовалась в качестве командирского поста управления в ходе сражения на перископной глубине. Наверху конической рубки располагался открытый сверху мостик. Платформы для нашего различного зенитного вооружения располагались за мостиком ближе к корме. Понятно, что мостик и зенитные установки могли быть задействованы, только когда подводная лодка находилась в надводном положении. Поверх всего этого возвышалась перископная труба.

На момент окончания своей постройки U-505 была самым совершенным орудием войны. Однако необходимо было помнить, что с точки зрения техники она была только «ныряющей» лодкой. Это означает, что она, подобно всем так называемым подводным лодкам того периода, была по преимуществу надводным кораблем, обладающим временной способностью погружаться под воду на незначительное время. Подлинные подводные лодки, при создании которых в них была заложена возможность проводить под водой большую часть времени, были созданы ближе к концу войны, когда появились и пошли в серию наши великолепные подводные лодки XXI серии¹⁰.

На следующее утро я представился моему новому начальнику, командиру U-505 капитан-лейтенанту Акселю Олафу Лёве. Он оказался человеком среднего роста, с головой украшенной густой шевелюрой непокорных темных волос. Первое мое впечатление о нем оказалось не особенно благоприятным. Он показался мне весьма небрежным как в одежде, так и в поведении. Разговор со мной он начал в неформальной, почти дружеской манере, которая резко контрастировала с авторитарным тоном инструкторов училища подводного плавания. И он совсем не совпадал с образом командира подводной лодки, которых я представлял, читая свои приключенческие книжки!

Но скоро я обнаружил, что спокойная, несколько небрежная манера поведения базировалась на прочном основании высокого профессионализма и способностей. А мои будущие боевые товарищи растолковали мне, что очень хорошим офицерам нет никакой необходимости швыряться направо и налево приказаниями, им достаточно вести подчиненных своим собственным примером. Лёве был именно таким офицером.

Командир усадил меня в свою тесную каюту и принялся расспрашивать меня о моей семье, о пройденной подготовке и о моем отношении к службе на подводных лодках. Все время нашего краткого разговора я чувствовал на себе быстрые, пронизывающие взгляды его глаз, которыми он оценивал мои ответы. Через несколько минут разговора он перешел к существу вопроса. Его глубокий, мягкий голос внезапно сменился сугубо деловым тоном.

– Гёбелер, из ваших документов ясно, что вы подготовлены для работы с электродвигателями, а к тому же имеете сертификат мастера по обслуживанию дизельных двигателей. Военный флот требует двух специалистов в лице одного члена экипажа. Ну а я предпочитаю иметь трех специалистов в одном лице. Если вы примете мое предложение, то я назначу вас на рабочее место в центральном посту управления. Работа многогранная, и даже незначительная ошибка может привести к затоплению лодки, но полагаю, вы с ней справитесь. Если же она придется вам не по душе, вы всегда сможете занять свое место в дизельном отсеке. Что вы скажете на это?

Я не колебался ни секунды, принимая предложение своего командира. На лице Лёве расплылась улыбка, означающая, как мне кажется, что его оценка меня оказалась правильной. Скрепляя нашу договоренность, мы крепко пожали друг другу руки. Затем я встал по стойке «смирно», отдал честь и пошел переносить мои пожитки на борт моей новой лодки.

Следующие несколько дней я провел, вживаясь в повседневный быт члена экипажа боевой подводной лодки. Я ожидал определенной зависти со стороны других членов экипажа из-за моего назначения в центральный отсек управления, но оказалось, что я ошибался. Командир уже создал себе репутацию, что назначаемый им человек в полной мере соответствует своему боевому посту, что бы там ни говорилось в его документах. На лодке служили даже двое парней, у которых в свое время имелись проблемы с полицией. Ни один другой командир не взял бы их на свою лодку, но Лёве готов был их держать в своей команде, пока они хорошо справляются со своей работой. Он даже как-то сказал, что если они проявляют такую же находчивость, сохраняя нашу лодку на плаву, с какой находчивостью уклонялись ранее от тюрьмы, то тем лучше!

Причины, по которым имелись вакантные места в экипаже U-505, которые надо было заполнить в первую очередь, объяснялись тем, что несколько человек из первоначального экипажа не подходили для перевода из Германии в Лорьян. Наш командир использовал свои навыки в оценке людей для того, чтобы сознательно сформировать экипаж, который мог бы работать как одна команда.

Самый важный урок, преподанный нам капитан-лейтенантом Лёве, гласил: звания и награды не значат ничего на борту U-505; имеет значение только то, как человек выполняет свои обязанности в качестве члена команды.

Со временем мы выяснили, что каждый из нас имеет свои специфические сильные и слабые стороны; и организовывались соответственно этому. Так, например, один из моих лучших друзей был великолепным моряком при нормальных условиях. Я хочу сказать, что он был абсолютно идеален, а кроме этого, был душой нашей компании.

Но как только около подводной лодки начинали рваться глубинные бомбы, он становился бесполезен. Мы все это знали, поэтому, когда дела шли плохо, кто-нибудь автоматически брал на себя его обязанности. Я думаю, что это глубокое знание личности друг друга и помогло нам преодолеть проблемы, с которыми мы столкнулись позже, уже под руководством других командиров.

Я проводил дневные часы, изучая тонкости своих обязанностей в центральном посту управления. Моя основная работа заключалась в обслуживании гидравлической системы поднятия и опускания перископа и управления ею во время боя. Другая моя основная обязанность заключалась в передаче команд из конической боевой рубки над нами членам экипажа в центральном посту управления. Снова и снова я напоминал себе, что один неправильно понятый или переданный приказ может стать для нас роковым. Вскоре я уже демонстрировал мастерство в исполнении этих обязанностей.

Во время свободных от вахты часов я читал технические руководства и постепенно знакомился со всем экипажем. Я узнал о первом испытательном походе U-505 и о ее переходе из военно-морской базы в городе-порте Киль на Балтике в Лорьян. Вместо того чтобы проследовать туда гораздо более коротким, но гораздо более опасным путем через пролив Ла-Манш, U-505 обогнула с севера Британские острова, а затем направилась на юго-восток к Лорьяну. Пару раз во время перехода на U-505 замечали английские эсминцы, но оба раза сильное волнение на море препятствовало атаке. Мои товарищи по экипажу предупреждали меня о морской болезни, «последнем испытании» для каждого моряка.

В начале февраля последние приготовления были завершены для выхода в наше первое боевое плавание в заданный район. Прежде всего буквально целая гора различных запасов была погружена на борт лодки. Внутренность нашей субмарины теперь, когда погрузка была закончена, гораздо больше напоминала интерьер гастронома, чем грозного боевого корабля.

Несколько последних ночей перед выходом в боевое плавание я почти не мог спать. В то время как последние члены нашего экипажа вкушали ночную жизнь Лорьяна, я лежал на своей койке, читая и перечитывая должностные инструкции. Я также находил утешение в Библии, которую моя мать дала мне на прощание. Я читал молитвы, надеясь на то, что мое поведение в бою будет достойным моей семьи, моей страны и угодным Господу.