Аксакал должен был вернуться из дальней поездки. Он уезжал на профилактическое оздоровление в лечебных курортах Грузии, любезно предоставленное государством как ветерану войны. Ирония судьбы заключалась в том, что их аул располагался возле санатория, построенного на месте образования не менее лечебных источников. Но тем не менее, никто от предложенной возможности отказываться не собирался, и дед уехал, заодно решив проведать своих друзей-однополчан, проживавших в Тбилиси и Батуми.

Они должны были вернуться из соседнего села, на котором располагалась железнодорожная станция. Время пути туда и обратно занимало чуть больше полутора часов на легковой машине того времени. Как обычно, рассчитав все до мелочей, за отцом поехал Алишер, прихватив с собой среднего сына. Также идеально рассчитав свое время, Шадияр с племянницами были полностью готовы к возвращению старика, заканчивая последние детали по украшению дома. Все члены семьи принарядились в праздничную одежду, и оставалось только выстроиться во дворе дома и с улыбкой встречать долгожданных путников.

Ануар, расстроенный тем, что очередь сопровождать отца на машине выпала Дидару и совпала с днем встречи деда с вокзала, сидел на лавочке у ворот, высматривая каждую машину на горизонте. Наконец появилась машина отца, и он закричал что есть мочи, тем самым напугав мирно спавших близняшек и вызвав их громкий плачь, а затем как следствие от своей глупости получив подзатыльник от Гульнар, еле их усыпившей. Айсулу и Анар бросились поддержать сестру в расправе над двоюродным братом. Тот, понимая высшую степень возникшей над ним угрозы здоровью, а может быть даже и жизни, попытался спрятаться за их отцом.

В итоге перед стариком Заманбеком, Алишером и Дидаром предстала картина, где посреди двора стояли детские коляски, возле которых Алтынбек и Шадияр пытались успокоить орущих близняшек, а вокруг них бегали Гульнар, Айсулу и Анар, что-то выкрикивая в адрес неуловимого Ануара, которого они никак не могли поймать. Сауле с Марленом стояли на лестнице топчана и громко смеялись на весь двор. Их смех подхватил и Дидар.

Милее картины для Заманбека не было. Он был дома. Он был счастлив и умиротворен.

За ужином дед рассказывал всякие интересные истории, приключившиеся с ним на отдыхе. Особенно, разинув рты, внуки и внучки внимательно слушали его рассказы о передвижении на поезде и полете на самолете. У деда был дар излагать истории очень красочно и интересно. Знавшим о самолетах и вертолетах только по картинкам в книжках и видевшим их лишь по телевизору, полет на самолете всеми внуками ассоциировался с полетом дедушки на космической ракете на Марс. Это было что-то волшебное, из ряда вон выходящее.

Все дети без исключения, да что там дети, даже взрослые любили повествования старика. Воображение один за другим рождало картинки в их головах, смачно приправленные дедовскими ощущениями. Если он испытывал восторг, у всех тут же загорались глаза, если же он испытывал страх, то и всех моментально коробила эта история.

Ужин удался на славу, праздник получился таким, каким все его готовили и ждали. Закончив трапезничать, наевшись до отвала, мужчины как обычно прошли к топчану покурить кальян и попить зеленого чая. Девочки быстро прибрались после ужина, Гульнар осталась мыть посуду, а остальные пошли готовить постели ко сну. Эту ночь Алишер с женой и детьми решил провести в доме брата. Поэтому все ходили расслабленные. Никто никуда не спешил. Шадияр покормила близняшек и передала сыновьям, чтобы те немного по развлекали сестренок, а потом уложили спать. Как только вода закипела, Шадияр по обыкновению принялась разливать чай.

– На обратном пути в поезде мне повстречался Кадырбай. Вы его не знаете, он – мой боевой товарищ, мы с ним воевали несколько месяцев бок о бок, – после недолгого молчания Заманбек начал свой рассказ. Сыновья и невестка стали внимательно слушать.

«В нашем полку было много солдат разных национальностей, но никто никого никогда не делил. Да, шутили, да, разыгрывали, но без злости, мы все таким образом просто старались приукрасить наши боевые будни. Все мы были братьями друг другу, – повествование старику давалось с трудом. – Но вдвоем с Кадырбаем мы были ближе всего, мы были не только из одной периферии, не просто из одного народа, из одного жуза, а близкими земляками и почти соседями. Он всю свою жизнь прожил и живет по сей день в том селе, откуда со станции меня сегодня забрал Алишер».

– Это не тот аксакал, без руки, с которым ты прощался на перроне? – вдруг прервал отца Алишер.

– Он самый… – лицо старика помрачнело. – Но какой он аксакал? Мальчишка совсем… он младше меня на пятнадцать лет… Как раз про случай с его рукой я и хотел рассказать.

Дед, восстанавливая в голове предстоящую к рассказу историю до мельчайших подробностей, не спеша поглаживал свою бороду, затем продолжил:

«Как я уже сказал, мы, будучи сыновьями одной земли, всегда держались друг за друга. Во время боевых действий мы старались не упускать друг друга из виду… Уже не помню сколько дней, но мне тогда это казалось целой вечностью, мы находились на линии фронта и сутками напролет, не переставая, мы вели ожесточенные бои с фашистами. Я не буду передавать вам тот ад, который испытал каждый солдат. Скажу лишь одно. Никто не остался прежним после той битвы. Каждый, кто выжил тогда, стал другим, стал совсем иначе смотреть на мир. И вот в один из таких дней пришел приказ перейти в наступление. Мы не военные люди, мы были простыми солдатами, исполнявшими приказ. Но даже нам было понятно, что вероятность вернуться живым и невредимым из предстоящего боя была сведена почти к нулю».

Старик говорил не спеша, заново переживая те страшные моменты своей жизни, и его голос порой переходил на шепот, сопровождаемый глубокими вздохами от нахлынувших воспоминаний. Его молчаливым слушателям временами приходилось напрягать свой слух, чтобы не пропустить ничего важного. На несколько минут он замолчал, воспоминания минувших дней накрыли его с головой. Медленно покуривая кальян, он лежал на боку с закрытыми глазами. Его дети в терпеливом ожидании также сидели молча. И тут по его щеке побежала слеза, одна единственная. Но сколько всего было в этой слезе, чтобы понять всю испытываемую боль, не нужно было никаких слов, достаточно было увидеть эту слезу старика.

Никто никогда не видел его слез, даже когда хоронили его жену, дорогую Дильду, мать его сыновей, он не пролил ни одной слезы. Горевал, скорбел, но не плакал. Невольно из глаз Шадияр также полились слезы. Неудержимые, крупными ручьями текли они по щекам. Но она боялась шелохнуться, боялась малейшим движением потревожить столь почтенную и столь смиренную задумчивость свекра. Усыпив наконец сестер, Ануар и Дидар незаметно тихонечко присели возле своего отца. Не понимая причин, которые могли так расстроить дедушку и мать, они недоуменно во все глаза смотрели на родителей, но нарушить тишину не посмели.

«Но приказ есть приказ, – продолжил свой рассказ старик. – На рассвете мы выступили вперед. Это было самое страшное и жестокое сражение. Всюду слышался вой картечи, вокруг громыхали снаряды, взрывались гранаты, земля ходила ходуном под ногами, реки крови текли везде. Мы бежали со всех сил, уничтожая врага на пути, а он уничтожал наших братьев. Дым от пороха, комья земли резали глаза, лишая возможности проглядеть дальше тридцати метров. Царил неописуемый хаос, тела людей от непрекращающихся взрывов и пуль превращались в настоящее месиво, многими овладевала паника. Мы с Кадырбаем старались держать друг друга в поле зрения. Но временами мы терялись, потом случайно находились, и так снова и снова. Мне пришлось вступить в рукопашный бой с одним фашистом. Это был молодой здоровый боец, где-то на голову выше меня. Какое-то время я держался на ногах, но потом мои силы стали сдавать. Противник меня одолевал. Он повалил меня на землю и занес надо мной штык, целясь в самое сердце. Но прежде чем, он успел пронзить меня, прозвучал выстрел. Неприятель замертво упал рядом со мной с размозженной головой. И я увидел Кадырбая с винтовкой в руках и улыбкой на лице. В этот момент сбоку мимо пролетела граната и взорвалась недалеко от него, его отбросило в сторону и накрыло землей. В ужасе и полном отчаянии я побежал к своему брату, но по пути меня настигла пуля и попала в спину».