– Вы сделали все, что смогли. Не переживайте, Аскар-ага. Ангелы не задерживаются надолго на земле. Все в руках Всевышнего, сами знаете, – поменявшись местами, теперь уже Алтынбек успокаивал врача. – Мы с Мариям хотели ее назвать Гаухар, если родится девочка… нельзя наперед ничего предугадать…

Пожав доктору руку, он пошел к жене. Мариям лежала в постели, ее бледное лицо излучало печаль и боль, которые жгли ее изнутри. Рождение всех старших дочерей удавалось относительно легко, так, что на следующий день она могла спокойно передвигаться и самой ухаживать за младенцами. Его покойная мать всегда утверждала, что Мариям рождена для материнства. Но сейчас, горе подкосило ее силы. Мариям была словно надломленное деревце, кровоточащая рана которого была слишком сильна. Увидев мужа, по щеке ее побежала слеза. Он присел на край ее кровати, какое-то время они провели в молчании.

– Жизнь продолжается. Нужно взять себя в руки и идти дальше. Мы нужны нашим другим детям, – Алтынбек говорил очень мягко, нежность в его голосе вызвала еще большие слезы у жены.

– Прости меня. Пожалуйста, прости меня… – сквозь слезы сокрушалась Мариям.

– Нет-нет, не надо. Ты ни в чем не виновата… – Алтынбек, спрятав глубоко внутри свою боль, понимая, что для нее эта утрата больнее намного, попытался успокоить жену. Он взял ее за руку и нежно поцеловал.

Мариям повернула голову в сторону окна, взгляд был отрешенным и полон грусти. Все также глядя на деревья за окном, она произнесла:

– Сегодня мне приснилась наша первая встреча… у колодца…

Мариям снова замолкла, ушла в себя. В своих мыслях она была где-то очень далеко. Порой ее брови сходились в переносице. Но это не было выражением недовольства. Человек обычно так непроизвольно морщится от какой-то внутренней боли.

– У нашего соседа Каната колодец высох за одну ночь. Представляешь? Встретил его, когда к тебе собирался. Но ты не переживай. Я вернулся и проверил. В нашем колодце вода есть, – Алтынбек решил хоть как-то отвлечь свою жену от горестных мыслей.

Но тут Мариям резко откинулась назад и закатила глаза.

– Врача! Позовите врача! Моей жене плохо… – испугавшись, он стал кричать, что есть мочи, призывая на помощь персонал больницы.

Первой прибежала медсестра. Следом появился врач. Алтынбек отошел в сторону, чтобы не мешать им делать свое дело. Другая медсестра мягко вывела его в коридор. Прибежали еще люди в белых халатах, среди них был и Аскар-ага, кто-то выбегал обратно, но потом с кем-то возвращался. Складывалось впечатление, что сбежалась вся больница. Он не знает сколько прошло времени, он просто стоял в коридоре и смиренно ждал.

Вдруг резко оживление затихло, из палаты стали выходить люди, медленно, не спеша. Алтынбек подошел к дверям, и перед ним оказался тот самый врач, первым прибежавший на его крики, позади стоял Аскар-ага. Они мягко, но настойчиво отвели его к окну.

– У нее открылось кровотечение. Мне очень жаль. Прости, брат.

«Снова это запыленное окно, снова какие-то слова сожаления,» – почему-то крутилось в голове Алтынбека.

– Ей нужен покой? Сколько она проспит, доктор? А что ей можно кушать? Можно принести бульон? Ей ведь нужны силы для восстановления, – голос Алтынбека почему-то слышался ему издалека.

– Алтынбек. Мы не смогли ей помочь. Всевышний забрал ее к себе. Мариям умерла… – говоривший врач, до этого глядевший куда-то в сторону поверх его плеча, на последнем слове взглянул ему прямо в глаза.

– Как умерла? Вы ошибаетесь. Она не может умереть. Всевышний уже забрал у меня только что родившуюся дочь. Он забрал у нас уже две дочери. Нам нужно о других детях заботиться. Я один не справлюсь. Мне нужна моя Мариям. Верните мне МОЮ Мариям!!!

– Крепись, брат. На все воля Всевышнего… – Аскар-ага хотел похлопать его по плечу, но рука, немного повисев в воздухе, опустилась обратно, и он медленно пошел по коридору.

Алтынбек зашел в опустевшую палату, лишь только медсестра стояла у окна и всхлипывала. Мариям лежала в постели, словно красивая спящая «пери». Такой прекрасной и умиротворенной он свою жену не видел никогда. Слезы сами побежали из глаз. Он склонился к ее ногам и зарыдал.

3 И после ночи наступит утро

Прошло три года со дня смерти Мариям и малышки Гаухар.

Первый год скорбели все, без исключения. Старец Заманбек за этот год сильно сдал. Он укорял и винил себя, что под властью своего безмерного эгоизма навлек беду на голову своего сына. Но так считал лишь он один. Дети и внуки, любившие безусловной любовью отца, деда, знали о его большом добром сердце. И никто не проводил и не думал проводить связь между гневными речами старика, так сильно желавшего успеть увидеть внука от старшего сына, и смертью его невестки. Даже соседи, подхватывавшие и мусолившие любые возникающие на горизонте сплетни, предпочитали менять тему, если кто-то вдруг начинал об этом говорить, тем самым давая понять, что, как бы глубоко они не уважали собеседника, все же они не разделяют его мнения. Но старику ничего не помогало, и никто не мог его переубедить в обратном, даже Алтынбек, ранее считавшийся единственным человеком, способным заставить упрямого старика прислушаться к правильным доводам.

Дома его двух сыновей находились совсем рядом, на соседних улицах. Оба дома старик построил своими руками, вложив в них всю свою душу. Дети и братья конечно не остались безучастными, особенно при строительстве дома для младшего сына, но все же обе стройки проходили под его постоянным контролем во всех деталях и мелочах. Со временем эти дома перестраивались и модернизировались сыновьями и их потомками, которые, стараясь не отставать от развития цивилизации, вносили в них еще больше удобства и комфорта. И теперь, уже в наши дни, эти дома не имели ничего общего с теми, когда-то построенными Заманбеком. Только земля, на которых они стояли, помнила всю историю становления этой семьи.

Считалось, что домом, в котором жил старик, является дом Алишера. Испокон веков по обычаю, рожденному древними предками, забота о престарелых родителях, как неоспоримое правило, ложилась на плечи младшего сына в семье. И обычай этот на протяжении многих веков соблюдался строго и неукоснительно. Но Заманбек фактически большую часть своего времени проводил у старшего сына, даже в дни, когда Мариям еще была жива. А после ее смерти он и вовсе изъявил желание переехать туда насовсем. Алишера и Шадияр сначала покоробило это решение отца, но выслушав его доводы, они поверили, что их поступки никоим образом не причинили никакой обиды старику, что он вовсе не бежит от них, что его нутро хочет быть там, рядом, и они наконец смирились, невзирая на искаженные выводы публики вокруг.

Смерть Мариям подкосила не только старика. В течение года произошли разительные перемены с Алтынбеком, и, откровенно говоря, не в самую лучшую сторону. Более того, наоборот, он очень сильно похудел и почернел, он стал словно высохшее дерево, вот-вот готовое рухнуть от маленького дуновения ветерка, либо самопроизвольно воспламениться под палящими лучами солнца. Одним словом, Алтынбек страшно постарел. Сутками напролет он думал о покойной жене. Он не забросил работу, не забросил домашние дела, но все это он проделывал механически, порой даже не сумев вспомнить в какой момент он проделал ту или иную работу. Оставаться на плаву и жить дальше ему помогали в первую очередь его дети и дети Алишера. Ради них он жил, им посвятил свою оставшуюся жизнь. Только дочери и племянники придавали смысл его дальнейшему существованию.

Его дочери, словно лишившиеся источника света и погруженные во тьму, словно призраки тихо сновали по дому и также механически выполняли домашние дела. Малышка Сауле, которой едва стукнуло четыре годика, постоянно задавала вопросы о своей матери. Она не видела, как ее хоронили, и окружающие, сами еще не отошедшие от трагедии, не могли толком объяснить, почему мамы так долго нет. Ребенок не понимал, что мама больше не придет, и она никогда больше не сможет ее обнять. Долгое время девочка ждала, звала, но потом и она перестала.

Среди всех детей Алтынбека, наверное, больше всего досталось старшей дочери, Айсулу. Будучи подростком, когда в четырнадцать лет юный организм претерпевает большие перемены, когда внимание матери, ее совет, доброе слово нужны как никогда ранее, она не только лишилась всего этого, но, отодвинув свои личные переживания, мятежные вопросы на второй план, возложила на свои плечи бремя о заботе за младшими сестрами. Где-то на уровне подсознания Айсулу приняла на себя ношу ответственности, которую несла и по сей день. Лишь изредка, по ночам она давала себе ненадолго волю расслабляться, и тогда нестерпимая боль внутри выходила наружу, и горькие, жгучие слезы потоком лились из глаз. Но даже наедине с самой собой не было громких рыданий, не было никаких причитаний, лишь тихие безмолвные слезы, стекая по щекам, моментально растворялись в подушке. К утру все проходило, и новый день снова требовал присутствия у нее сильного духа и огромного терпения. Айсулу стала взрослой.

Как дети помогали Алтынбеку справиться с болью утраты, так и Шадияр практически всю себя отдала детям, оказывая им огромную поддержку. По нынешним меркам она сама была еще слишком молодой, но в свои двадцать пять лет она, не задумываясь, взяла на себя воспитание семерых детей и содержание обоих домов. Она жила сразу на два дома, по очереди проводя ночи и тут, и там. Хотя Алишер, ее муж, и старшие дети обоих домов ощутимо разгружали ее от домашних хлопот, все же к концу каждого дня, изнемогая от усталости, она проваливалась в сон, едва голова касалась подушки. Но, не смотря на усталость, сон ее был очень чутким, и малейшее изменение энергетики, малейшие звуки и шорохи моментально срывали ее с места, и она, не задумываясь, устремлялась навстречу новым проблемам, новым ситуациям, требующим решения.

Шадияр стала личным домашним психологом. Каждый, кто нуждался в утешении, получал его от нее сполна. Каждый, кто нуждался в совете, также не оставался без внимания. Шадияр олицетворяла собой священный храм с неиссякаемой доброй позитивной энергией, которую она питала от взаимной любви домочадцев. У старика Заманбека к восхищению и почтению мудрости юной Шадияр в этот печальный год прибавилось также и глубокое уважение.

Горе сплотило этих людей, от мало до велико, они держались друг за друга, и уже не представляли жизни иной, в которой не было бы кого-нибудь из них. Каждый член этой большой семьи имел свое значимое для всех остальных место и соответственно свою ценность. И каждый член этой трагически нежданно уменьшенной семьи старался по-своему оберегать оставшихся.

Ко дню проведения обряда «годовщины смерти» в обоих домах сложилась более-менее привычная спокойная жизнь. Минуты отчаяния и непереносимой боли, так часто вспыхивавшие особенно в первые месяцы, спустя двенадцать месяцев, практически свелись к нулю. Жизнь в семье, возглавляемой аксакалом Заманбеком, постепенно входила в привычное русло, и бытовая рутина поглотила практически всех домочадцев.

Второй год ничем примечательным не отличался. Разве что малышка Сауле пошла учиться в первый класс, и все дружно ухватились за это маленькое, но такое значимое радостное событие. Всей семьей ее готовили к школе. Старик Заманбек воспользовавшись своим общественным положением каким-то немыслимым образом смог приобрести настоящий школьный кожаный портфель, который и по сей день занимал место в семейном шкафу для раритетных вещей.

Горящие завидным блеском глаза остальных детей в сторону невероятно дефицитной вещи заставили Алтынбека и Алишера пойти на хитрые уловки, такие как увеличение еженедельного лимита по конфетам, или обещание купить новую игрушку и тому подобные. В результате самая маленькая в семье среди девочек и избалованная Сауле, веселый лучик этой дружной семьи, согласилась иногда делиться своим портфелем со всеми сестрами и братьями. На что погодки Гульнар, вторая после Айсулу дочь Алтынбека, и Ануар, старший сын Алишера, тут же составили график пользования драгоценной вещицей, где львиная часть дней, конечно, принадлежало маленькой законной хозяйке.

Впервые за долгое время сердце аксакала потеплело, согрелось этой детской непосредственностью и любовью. Впервые за долгое время старик позволил себе улыбнуться. Впервые за долгое время он пустил внутрь себя свет и радость. И эти изменения не остались незамеченными никем, даже самой младшей дочерью Алтынбека. Внучка впервые после похорон матери залезла к деду на колени и поцеловала в щеку. И тогда уже на лицах всех членов семьи отразились широкие счастливые улыбки. В этот момент Алтынбек осознал, что, хотя скорбь внутри никуда не делась, хотя душевная рана от потери дорогой Мариям еще кровоточила, все же жизнь не стоит на месте, и все движется своим чередом. И после ночи обязательно наступит утро.

– Папа, а Вы пойдете со мной в школу? – младшая дочь, так сильно похожая на свою мать, сидя у деда на коленях, смотрела на отца умоляющим взглядом.

– Конечно, мой птенчик. Я обязательно поведу тебя в школу, – Алтынбек погладил дочурку по голове. – Вот только я не смогу ходить с тобой каждый день. Твои старшие сестры и братья будут помогать мне. Хорошо?

– А когда я смогу ходить в школу сама?

– Подрасти немного, радость моя, ты еще слишком маленькая.

Шадияр, не менее довольная всем происходящим, пригласила всех к ужину. И каждому члену семьи казалось, что сегодняшний ужин как-то особенно вкусен, что вечер пропитан особенным для всех важным смыслом. Алтынбек с Алишером позволяли себе отпускать шуточки в сторону отца и Шадияр, а те в свою очередь делали ответные не менее острые выпады. Хорошее приподнятое настроение чувствовалось у всех. И вдруг по окончании ужина, после получения традиционного «бата» от старика, все дети под руководством Айсулу, взявшись за руки и закрыв глаза, загадали свои самые заветные желания. Позднее Шадияр узнала, что их желания были практически схожими и касались семьи. Еще никогда доселе Шадияр не благодарила так Всевышнего за детей, которых он им послал.

Женская половина принялась прибирать за столом, а мужская взрослая часть решила покурить вкусный кальян на топчане, попивая не менее вкусный чай. Шадияр после завершения уборки после ужина и мытья посуды отпустила девочек заниматься своими делами, настояв на том, что будет сама разливать чай мужчинам.

На топчане царила непринужденная обстановка. Развалившись на мягких корпешках и подушках вокруг круглого стола, Заманбек с двумя сыновьями вел тихую беседу, время от времени покуривая кальян. Они обсуждали заготовки на зиму, покупку нового скота, а также говорили о каком-то случае, приключившимся с их дальним родственником. Ануар с Дидаром рядом со своим отцом играли в нарды. Алишеру время от времени приходилось отвлекаться от разговора с отцом и братом, то приструнивая слишком расшумевшихся ребят, то подсказывая тому или другому правильные ходы. Чуть подальше, в кругу подушек, сооруженном Сауле, сидел маленький Марлен, третий сын Алишера и играл в свои детские игрушки. Увидев свою мать, он широко улыбнулся и продолжил свою игру. Теперь он был абсолютно спокоен, мама рядом, больше ничего и не нужно.

Шадияр, удобно разместившись у стола, разлила чай мужчинам. Отдельно она отодвинула в сторону пиалы с чаем для детей, чтобы немного остудить, пока они играют. Рядом к ней подсела Сауле и тоже попросила чая. Ее пиалушка также встала рядом с первыми двумя для остывания.

– Сауле, кызым, подай деду вон ту котомку, пожалуйста, – Заманбек указал на сумку из войлока, висевшую на перилах топчана.

Девочка молча исполнила просьбу деда и также молча снова разместилась возле Шадияр. Старик какое-то время ковырял рукой в котомке. Потом протянул сверток из коричневой почтовой бумаги Шадияр:

– Это тебе, невестка. Я совсем забыл про него, – промолвил отец семейства в ответ на удивленный взгляд снохи. – Открой, посмотри. Я сам выбирал.

Шадияр развернула сверток, и громко ахнула, что в свою очередь образовало мгновенную тишину вокруг. Ее взору предстал отрезок красивой ткани. Мужчины услышали восторженный возглас, вырвавшийся и у Сауле. Молодая женщина под властью своего природного естества тут же поднялась на ноги и развернула ткань. Это был довольно большой кусок ткани. Ее глаза горели благодарным блеском. Старик остался очень доволен произведенным эффектом.

– Это же дорогой шелк, Папа! Где Вы его взяли? – со стороны казалось, что еще чуть-чуть и она начнет прыгать от радости.

– Это не важно, дочка. Ты вот что скажи. Из этого куска получится сшить тебе платье?

– Конечно получится! Еще и останется, – прощебетала Шадияр, широко улыбаясь. – Я как раз мечтала о платье как у Софи Лорен, ну в том фильме… помните?

Мужчины засмеялись в голос, а Шадияр, не обращая на них внимания, обернув вокруг себя ткань словно индийское сари, стала кружится по двору. Не удержавшись, она крикнула:

– Спасибо, Папа! Вот так подарок! Девочки! Айсулу, Гульнар, Анар, посмотрите, что ата принес!

На громкие возгласы Шадияр из дома выбежали девочки. Увидев ткань, каждая из них издала такие же восторженные звуки, что и Шадияр с маленькой Сауле до этого. Айсулу, словно по хрупкому цветку, боясь ненароком нанести вред, очень аккуратно и нежно проводила пальчиками по ткани. Ощущение, испытываемое от гладкого шелка, приводило юную девушку в настоящий восторг. Наблюдая эту картину, Шадияр обернула край ткани вокруг талии Айсулу.

– Я сошью себе платье и тебе красивую юбку, – проговорила тетя племяннице.

– Правда? – восхищенный блеск в глазах дочери Алтынбека говорил сам за себя. Она обняла Шадияр и поцеловала в щеку.

Маленький Марлен, увидев эту сцену, не на шутку приревновал мать и стал издавать угрожающие звуки. Теперь уже смеялись все. Шадияр подошла к нему и подняла на руки. Но ребенку этого было мало, он, толком еще не выговаривая слова правильно, требовал отобрать ткань у Айсулу, чем еще больше всех развеселил. Айсулу также бережно и аккуратно свернула ткань в бумагу и подала Шадияр. Взяв за руки своих сестренок, они пошли обратно в сторону дома, где занимались своими тайными девчачьими делами.

– А ты дашь потом поносить нам эту юбку? – почти шепотом выпрашивала Гульнар.

– И мне, и мне, – тут же подхватила Анар.

– Дам, дам, только успокойтесь, – также тихо, но важно отвечала им Айсулу, остро ощущая в этот момент свое старшинство и наслаждаясь этим ощущением.

Воодушевленный всем увиденным, и коря себя за мужскую слепоту, не замечавшему такие естественные вещи, Заманбек на следующий день добыл еще два куска ткани, не таких дорогих как подарок Шадияр, но все равно тоже не менее дефицитных. Не то чтобы в их родном ауле, даже в больших городах такие ткани можно было достать с превеликим трудом. Счастью женской половины их семьи не было предела очень долгое время.

Третий год после смерти Мариям был ознаменован большим радостным событием. У Алишера и Шадияр родились дочери – близнецы, которых назвали Асель и Асем. Алишер устроил настоящий той для родни, таким образом желая разделить свое счастье по рождению сразу двух дочерей. Старшие сыновья по началу ходили притихшими и подавленными, чувствуя, как любовь отца переходит к новорожденным девочкам. Но со временем, помогая матери в заботе о них, и наблюдая за сестренками, они сами уже не представляли себе жизни иной, в которой не было бы их.

Очень часто с близняшками играл Алтынбек. Как он любил детей, так и все дети всегда тянулись к нему и отвечали такой же большой любовью. Асель и Асем стали центром их небольшого мира, и этот мир делал все, чтобы девочки чувствовали себя счастливыми. Жизнь в обоих домах наладилась, теперь в них все чаще слышался смех, и дома эти со стороны казались полной чашей добра, любви и тепла.

Однажды семья собралась вместе на праздничный ужин. Шадияр с девочками накрыла красивый дастархан. Аппетитные запахи от разнообразных блюд вызывали у всех обильное слюноотделение. Но к столу никто не смел подходить, даже Алтынбек. Все ждали главу семейства.