…Вчерашнее обсуждение затянулось далеко за полночь, а наутро стараниями бесценного Артема (к утру они со Стасом уже самым естественным образом перешли на «ты») в Стасовом кабинете было собрано целое совещание. Стас наконец-то приступил к полноценному выполнению своих начальственных функций и начал раздавать всем конкретные указания.
Как и было обещано Артемом, самыми толковыми оказались слависты и германисты, что вполне соответствовало научным интересам самого Стаса. Им было поручено ввести в курс предстоящих исследований прочих лингвистов и совместными усилиями определить недостающий им объем знаний и умений. Честно говоря, у Стаса было мало надежды на то, что среди говорунов окажутся лингвисты нужных ему специализаций, но на это он пока решил особого внимания не обращать: сейчас имелись куда более актуальные задачи.
Раздача заданий продолжалась так долго, что Стас еле успел позавтракать перед встречей с Лилией. Хотя вполне возможно, что завтрак не случился вовсе не по этой причине, а из-за безумно раздражавшего Стаса непрекращающегося внутреннего трепета перед предстоящей встречей с неведомыми говорунами.
Тем не менее, первый раз за последние два дня он выходил из института без омерзительного ощущения собственной беспомощности и интеллектуальной неполноценности. Внутри даже начинала теплиться надежда, что жизнь в новой реальности в не таком уж далеком будущем вполне может оказаться чертовски увлекательной…
Лилия в очередном экзотичном одеянии – на сей раз бело-фиолетовом – уже поджидала его у ворот парка, придерживая за мачту свое фантастическое средство передвижения. Рядом нетерпеливо подрагивала изящными ногами вороная кобыла с великолепной волнистой гривой цвета густых деревенских сливок.
– Ну что, будем учиться? – вместо приветствия спросила она у Стаса.
В своем приступе острого научно-исследовательского энтузиазма Стас совсем забыл, что ему сегодня предстоит осваивать парусно-тефлоновую яхту Лилии. Он вовсе не был уверен, что это занятие доставит ему удовольствие – но почему-то ведь Лилия решила, что к говорунам нужно именно ехать, а не идти! Значит, придется учиться справляться с этой диковинной конструкцией.
Лилия, раскусив его внутренние терзания, расхохоталась своим немного гортанным смехом:
– Не пугайся, лингвист! Все не так страшно, как кажется, – и она подвела к нему поближе тихо шуршавшую по земле серебристую платформу.
Прямо как гуся за горло, подумал Стас, осторожно подходя к доске.
Теперь, при свете дня он увидел, что, кроме мачты с лиловым парусом, на платформе находились еще подобие небольшого пластикового кресла и крепящийся около основания мачты полупрозрачный штурвал с большой педалью под ним.
– Смотри, все просто, – подбодрила его Лилия. – Когда есть ветер, ты просто поворачиваешь штурвал, чтобы его поймать и двигаться туда, куда тебе нужно. А когда ветра нет, ты все время жмешь вот на эту педаль, и она делает ветер. Только не спрашивай как! – поспешно предупредила она. – Я девочка, я не разбираюсь в технике, я разбираюсь только в платьях.
Она шагнула одной ногой на платформу и скомандовала:
– Держи за мачту очень крепко.
Только после того, как Стас изо всех сил вцепился в мачту, совершенно не представляя себе, насколько сильно ее надо держать и зачем вообще это делать, Лилия уселась в кресло и поставила вторую ногу на педаль.
– Держишь?
– Держу! Давай уже! – рявкнул Стас.
Лилия плавно вдавила педаль в платформу, и парус тут же надулся пузырем, а мачта отчаянно затрепыхалась в руках у Стаса.
– Ничего себе! – восхитился тот.
Лилия убрала ногу с педали, и парус немедленно повис дряблой тряпкой.
– Вот и все, – гордо сообщила она, спускаясь с платформы и перехватывая мачту у Стаса. – Садись.
Стас жалобно оглянулся в сторону института, посмотрел на небо, на Лилию, на мачту с парусом…
– Давай-давай, не трусь, – безжалостно поторопила его Лилия. – Я на этой яхте катаюсь уже лет сорок – и все еще жива, как видишь.
Сорок?! Стас ошалело посмотрел на роскошную красавицу лет тридцати пяти от роду и безмолвно полез на платформу.
Пока он пытался приладиться к креслу, Лилия крепко держала транспортное средство за мачту, но оно все равно немного проскальзывало то в одну сторону, то в другую под тяжестью ворочающегося Стаса.
Ветра, как назло, не было, поэтому Стас ухватился обеими руками за штурвал и очень осторожно нажал на педаль. Лилия отпустила мачту, и яхта рванулась вперед.
Тут Стас вспомнил, что не спросил у Лилии насчет торможения, и пожалел, что отказался от лошади. Педаль он, конечно же, сразу отпустил и что было силы вдавил пятку в проносившуюся под ним землю. Яхта, подрагивая, постепенно остановилась, и Стас осторожно перевел дух.
К этому времени Лилия уже была в седле, и ее кобыла грациозно перебирала ногами в паре метров справа и впереди яхты. Вопреки собственным ожиданиям, уже с третьего раза Стас смог сдвинуть яхту без яростных рывков и почти в нужном направлении. Лилия сочла это вполне достаточным прогрессом, чтобы оставить без опеки нового водителя яхты (или как это должно называться?), и подала лошадь вперед.
Еще минут десять Стас тщетно пытался догнать двух унесшихся вперед красавиц, но яхта перемещалась рваными галсами. Потом все как-то неожиданно наладилось, штурвал сам собой договорился с парусом, тот начал повиноваться Стасу, и яхта послушно устремилась вдогонку за развевающейся сливочной гривой лошади.
Когда яхта и лошадь наконец поравнялись, запыхавшийся, но чрезвычайно гордый собой Стас окликнул Лилию:
– Ну что, теперь поговорим?
– О чем на этот раз? – не оборачиваясь, весело бросила Лилия.
– Ты обещала объяснить, почему я пока еще не настоящий парцел!
То, что приходилось перекрикивать и конский топот, и шуршание платформы по неровной земле, разговор отнюдь не упрощало.
– Ну не сейчас же! – возмутилась Лилия.
Одно слово – женщина… Кто вчера обещал по пути поговорить?!
Стас сбросил ногу с педали и с размаху воткнул пятку в землю. Парус опал, и платформа заколыхалась, будто на волнах. Лилия продолжала нестись вперед, не замечая Стасова саботажа. Только через пару минут она оглянулась, осадила лошадь и не торопясь подъехала к яхте.
– Что случилось? – невинно поинтересовалась она.
– Ты обещала продолжить разговор, – сурово сказал Стас, сидевший на краю платформы с задранными почти до плеч коленями.
– О чем?! – поразилась Лилия, спрыгивая с седла.
Стас посчитал про себя до десяти.
– Почему я пока не настоящий парцел?
– Если я тебе скажу, что на Земле остался еще один ты, поверишь?
– Допустим, поверил. И что?
– И в чем разница между «допустим, поверил» и «верю»?
Стас сердито чертыхнулся.
– Да верю я, верю! Что мне остается-то?!
– Так вот если он… в смысле, тот ты, который на Земле… в течение года покончит с собой, ты станешь морталом.
– Еще раз, – жалобно попросил Стас. – Я не успеваю все это переваривать.
– Морталы – это парцелы, прототипы которых… ну, ты понял… прототипы которых покончили на Земле с собой в течение года с момента переселения парцелов сюда, – четко произнесла Лилия и внимательно посмотрела на Стаса.
Тот попытался представить себе московского Стаса, существующего одновременно с ним нынешним. Получилось не очень.
– Погоди, а сюда – это куда?
– На Другую Землю.
Вот как с ней разговаривать?!
– То есть ты хочешь сказать, что мы на другой планете? – язвительно уточнил он.
– Вот говорила я тебе – с говорунами это обсуждай! – обозлилась Лилия. – Мы не на другой планете, мы на Другой Земле!
– А разница-то в чем?! – изумился Стас.
– Это та же самая Земля! Только она отстает от той на одну минуту… Ну не надо у меня больше ничего спрашивать! Что я могу тебе объяснить, если сама себе этого представить не могу?!
Вот в это Стас был готов поверить охотно.
– А почему… – по инерции начал он, но Лилия решительно его оборвала:
– Все, викторина закончена. Поехали, – она резко развернула лошадь и помчалась прочь, нимало не заботясь о том, двинулся ли Стас с места.
Он понял, что повторять трюк с остановкой бессмысленно, и тронул с места яхту.
К концу пути Стас уже вполне освоился с новым транспортом и даже начал помаленьку хулиганить, гоняя яхту разными витиеватыми траекториями. Лилия больше не оборачивалась, что он тоже расценил как достаточно высокую оценку его водительского мастерства.
…Остановились они у довольно большого дома, очень напомнившего Стасу дворцы питерских предместий – правда, в миниатюре. Нежно-салатовая буква «П», образованная двухэтажным строением с огромными окнами и богатой белой лепниной, была окружена классическим французским регулярным парком с четко выписанными цветочными узорами. Лошадь Лилии на этом фоне выглядела вполне адекватно, а вот ее тефлоновая яхта никак не вписывалась в пейзаж. Не менее странно выглядели посреди аккуратно подстриженных клумб еще два предмета, видимо, тоже представлявших собой разновидности местного транспорта: большой жемчужно-мерцающий шар и черная квадратная повозка, запряженная громадным рыжим битюгом.
Лилия спрыгнула со своей Подруги, набросила поводья на высокий кованый столб с крючьями, сердито оглядела шар с повозкой и, не глядя в сторону Стаса, направилась к входной двери. Стас по ее примеру решил прикрепить свой транспорт к тому же столбу, но никак не мог отыскать, чем это можно было бы сделать. Опасаясь, что Лилия скроется за дверью раньше, чем он справится с парковкой, он тревожно крикнул:
– Постой! Что мне с яхтой-то делать?
Лилия обернулась, поразглядывала какое-то время растерянного Стаса и наконец, сжалившись, пошла к нему.
Стас так и не понял, откуда Лилия достала шнур, но сейчас его уже больше интересовал другой вопрос:
– Я не понял, как ты собираешься их предупредить обо мне?
– Я ведь пообещала, что все будет честно, – прищурилась Лилия.
– Ну, до сих пор ты не очень-то выполняла свои обещания… – протянул Стас, и Лилия возмущенно фыркнула:
– Да я тебе кроме этого ничего и не обещала, – и снова двинулась в сторону дома.
Стас догнал ее и крепко схватил за запястье:
– Стой! Что ты собираешься делать?
Он уже привык к ее снисходительно-тяжелым вздохам, но относиться к ним спокойно так и не начал. Вот и сейчас после такого вздоха она посмотрела куда-то поверх его головы и только потом медленно перевела взгляд на него:
– Представь себе, среди говорунов есть довольно много людей, которые были бы вовсе не прочь умереть. Кстати, среди других – тоже. Вот к ним я тебя и привезла. Правда, получилось, что не только к ним – но тут уж я не виновата.
Она снова бросила возмущенный взгляд в сторону жемчужного шара и дернула рукой, которую по-прежнему плотно держал Стас:
– Ты идешь? Или передумал?
Стас отпустил ее руку и без особой охоты вошел в массивную резную дверь.
Лилия стремительно пересекла просторный прохладный вестибюль, широко распахнула какую-то дверь и вошла в нее с раздраженным возгласом:
– Буряк, ты идиот! Я же тебя предупреждала, чтобы ты сегодня сюда не совался! Что ты здесь делаешь?
Стас не спеша вошел за ней и остановился, разглядывая комнату.
Внутри дом продолжал напоминать Стасу питерские музеи – только теперь уже их внутреннее убранство. Неуютные козетки, хилые диванчики с деревянными перильцами и низкие кресла с чехлами в цветочек освещались свечами в ветвистых канделябрах – а он-то наивно полагал, что эти осветительные приборы вышли из употребления еще в позапрошлом веке! С этими раритетами входили в острое противоречие лежащие на старинном столе у входа вполне современные шариковые ручки, стоявшие там же тяжелые граненые стаканы, источавшие запах хорошего виски, и какое-то техническое устройство, поблескивающее в углу крохотными лампочками.
Ему навстречу поднялись трое мужчин. Впрочем, один из них – невысокий, с треугольным лицом и легкой кудрявой шевелюрой – вставал, похоже, не к нему, а к Лилии. Во всяком случае, взгляда от нее он с первого момента ее появления так и не отвел. Поздороваться со Стасом он тоже забыл, предпочтя ответить на возмущенные слова Лилии:
– Но ты-то с ним общаться не боишься…
– Ты знаешь, почему я не боюсь! – огрызнулась Лилия, падая на испуганно скрипнувшую козетку.
– Если ты можешь не заразиться – значит, я тоже могу. А если ты все-таки заразишься, я все равно буду с тобой общаться – значит, тоже заражусь. Тогда какой смысл от него прятаться?
Стас с любопытством посмотрел на носителя трезвой логики. Судя по всему, это и был Буряк – создатель способной носиться по голой земле парусной яхты из самого скользкого на свете тефлона-пятнадцать, названного в честь Лилии.
Один из двух других мужчин явно был хозяином винтажного дома: это был человек лет сорока с изящными усиками и довольно большими бакенбардами, облаченный в роскошный атласный домашний халат с богатыми толстыми шнурами. По крайней мере, он куда больше соответствовал всему окружающему, чем второй. Тот был огромен, лохмат и бородат, но обладал трогательным лицом растерявшегося пупса, и его грязные джинсы и криво застегнутая обширная полосатая рубаха никак не могли бы принадлежать тому, кто сумел намечтать себе такую усадьбу.
Человек в халате сделал пару шагов к Стасу и с достоинством склонил голову:
– Добро пожаловать, милейший. Вы, насколько я понимаю, Станислав? Редкое имя…
Стас недоуменно пожал плечами – имя как имя, тезок ему приходилось встречать регулярно – и тоже неловко склонил голову.
– Ко мне можете обращаться просто по имени, без церемоний – Николай, – продолжил ритуал знакомства хозяин дома.
За спиной у Стаса громко фыркнула Лилия:
– Николай, прекращай смущать человека. Не наигрался еще?
Николай сделал вид, что не услышал столь бестактную реплику, и медленно прошествовал к своему креслу.
Огромный пупс был проще:
– Олег, – сообщил он, с чувством потряс руку Стаса и застыл рядом настороженной глыбой.
То есть эти два комика и есть представители здешней интеллектуальной элиты?! Ах да, есть же еще Буряк…
Тот наконец-то отвлекся от обмена выразительными взглядами с Лилией и спохватился:
– Они все зовут меня Буряком. Вы тоже можете, – разрешил он, уставившись внимательными темными глазами прямо в лицо Стасу. Тот беспомощно оглянулся на Лилию, слабо представляя себе, что он должен сейчас говорить или делать.
Лилия рывком поднялась с козетки (та снова жалобно пискнула) и встала рядом со Стасом.
– Ох, мужики, ну что бы вы делали без слабой женщины, – горестно посетовала она. – Вас еще как-то подружить между собой надо, что ли? Николай, угости нас чем-нибудь, а?
Николай вежливо улыбнулся и потянулся за бронзовым колокольчиком.
Ну разумеется, в таком доме все именно так и должно происходить. Сейчас войдет горничная в фартучке и кружевной наколке, спросит «Чего изволите?», получит указания, сделает книксен…
Лилия с удовольствием наблюдала сбоку за лицом Стаса, когда в комнату вошел дядька даже больших размеров, чем лохматый Олег, в крестьянской одежде и при этом совершенно лысый, даже без бровей. Дядька мрачно выслушал тихий наказ Николая и вышел вон.
Напряженное молчание продолжалось до тех пор, пока за одной из стен что-то не загрохотало. Грохот и лязг продолжались почти минуту, потом раздался мелодичный звонок. Стас покосился на Буряка: у того в углах губ таилась снисходительная усмешка.
Николай подошел к затихшей стене и широким жестом раздвинул ее. Стас вытянул шею, чтобы разглядеть пространство за стеной – и сразу же понял веселье Буряка. В проеме стены на подвесной деревянной платформе стоял полностью сервированный стол, а за ним все так же мрачно высился лысый дядька. Николай ухватился за один край стола, дядька за другой, и вдвоем они, пыхтя, с трудом втащили стол в комнату. Дядька вернулся на деревянную платформу, Николай снова задвинул кусок стены на место, и за ней снова загрохотало.
Стас обменялся с Буряком понимающим взглядом. Перехватившая их молчаливый диалог Лилия засмеялась и, не ожидая приглашения, уселась за стол, жестом пригласив Николая занять место рядом с ней.
– Вы пока ешьте, а я объясню все Стасу.
Да неужели?! Видимо, вчера это сделать было никак невозможно: требовалось непременно сначала представить его этой троице…
– Знаешь, в каком году родился наш Коленька? Ты проглоти сначала, а потом я скажу.
Стас послушно проглотил кусок прекрасно прожаренного – а точнее, прекрасно недожаренного – мяса и посмотрел на Коленьку.
– Он у нас одна тысяча восемьсот пятого года рождения.
Как ни странно, Стас сразу ей поверил: все, что он видел сейчас вокруг себя, вполне сочеталось с ее дикими словами.
– Он писатель. Здесь, между прочим, оказался еще при Пушкине.
Тут Стас поперхнулся и воззрился на Николая с куда большим уважением. Тот грустно склонил голову и подтвердил:
– Да-да, молодой человек. И даже имел честь быть знакомым с вашим великим поэтом…
– Но дело не в этом, – прервала его Лилия. – Будем честными: Коленька когда-то БЫЛ писателем.
– А как можно перестать быть писателем? – удивился Стас.
С Николая мгновенно слетел весь его аристократизм, и он рявкнул вполне по-современному:
– Да вот можно, блин! Все, что хотел, написал, а фантастику вашу писать не обучен! А тут… о чем тут писать-то?! Ничего ж не происходит!
Лилия безжалостно продолжала:
– С Олегом все еще проще. Он у нас, видишь ли, романтик… Весь мир есть любовь, только влюбленный имеет право на звание человека, без любви жизни нет и прочее в том же духе. Молчи, Олег! – она на корню пресекла попытку бородатого пупса что-то возразить и мотнула головой в сторону Стаса. – Если он нам не поверит, ничего не выйдет!
– Да что вообще может выйти-то? – скептически покачал головой Буряк, но Лилия была неумолима:
– Сначала наш милый мальчик Олежка пытался влюбляться в кого ни попадя. А попадал он все время в какое-то дерьмо. А потом ему, понимаешь, понравился миф о Галатее. Ты можешь себе представить, чтобы взрослый умный человек воспринял бы этот миф всерьез?! Тогда посмотри, – и она ткнула пальцем в ставшее совершенно несчастным лицо Олега. – Вот он – поверил! И лет сорок назад появился здесь со своей Галатеей.
Она замолчала, с непонятным выражением лица глядя на Олега, который грустно водил пальцем по стоявшей рядом с ним маленькой тумбочке на гнутых тонюсеньких ножках. Та, бедная, пошатывалась и охала под напором увесистого пальца. Лилия сокрушенно усмехнулась и продолжала, не сводя глаз с огромного печального пупса, воевавшего с тумбочкой:
– Ты не думай, он на самом деле вовсе не такой идиот, как тебе могло показаться. Он у нас вообще великий химик. Правда, теоретик, так что когда что-нибудь смешивает, обычно половину пробирок бьет. И про все остальное в жизни мало что понимает – потому в Галатею и поверил. Можешь догадаться, что было дальше?
Стас мог представить себе несколько вариантов современного развития древнего мифа, но ни в одном из них не был уверен настолько, чтобы вмешаться в страстный монолог Лилии. Однако голос неожиданно подал сам Олег:
– Надоела она мне просто до судорог, – тоскливым басом поведал он.
Все это время хранивший молчание Буряк решил внести свою лепту:
– Нет, она, конечно, хороша как картинка, весела как птичка, покладиста как… как раскладушка – в общем, обладает всеми возможными достоинствами. И учится всему легко. Даже помогает теперь Олегу в работе – вот только он уже лет тридцать ее видеть не может. Живет то у одного, то у другого, а домой приезжает только поработать – да и то с ней не встречается. Видать, в глубине души все с самого начала понимал: лабораторию себе придумал в подвале.
О проекте
О подписке