– А, все равно куда… – Его губы потянулись к ее шее. – А захочешь, пойду с тобой в ЗАГС вместо Витали.

– Как это?!

Вот тут она и в самом деле ужаснулась тому, что натворила.

Господи! Какой позор! Что скажут друзья, гости, родители? А Виталик! Бедный, несчастный Виталик! Он-то чем виноват? Тем, что оставил ее всего на день, а она сразу…

– А так! Мы с ним вместе подъедем к твоему дому на машинах. Которую ты выберешь, в которую усядешься в этом вот платье… – Масютин дотянулся до белоснежного подола и чуть подергал. – С тем и на регистрацию! А, как тебе?

Ей было так себе. Все смахивало на бразильскую мелодраму в духе девяностых. Безутешный Сан-Педро, счастливый Хуанито и обойденная умом Мария…

– Нет, так нельзя, – сказала Жанна тихо, но твердо. – Я не могу так поступить с Виталиком.

– Да ну! – насмешливо протянул Масютин и принялся своим бедром раздвигать ей ноги. – Как ты не можешь с ним поступить, Жанночка? Бросить у алтаря? А то, чем мы с тобой занимались почти всю ночь, это как? Это не поступок? Это девичник, так, что ли? Ты уж определись, миленькая моя, кого и чего конкретно ты хочешь. Определись и…

Ей вдруг стало так стыдно, так мерзко, от правды его, голой и уродливой. Уродливой оттого, что голой, и оттого еще, что за версту воняет безрассудством.

– Жень, а ты хоть любишь меня? Вот замуж зовешь, а любишь?

– Не любил бы, не пришел бы. – Масютин оставался самим собой в любых ситуациях, он и тогда ответил ей именно так: неопределенно, размыто, сама догадывайся.

– А-а-а, тогда ладно. Тогда… Тогда я в ванную, пожалуй. – Жанна выбралась из-под него, он не очень-то и противился. Видимо, почувствовал перелом в ее настроении. Замоталась в покрывало. До-шла до двери и сказала: – Я в ванную, а ты, Женечка… А ты уходи.

Он не задал ей ни единого вопроса. Не попытался возмутиться или призвать ее хоть к нелепому, да ответу. Масютин промолчал, а когда она вышла из ванной, его уже не было.

Ну и пускай! Пускай уходит! Пускай она будет одна, без него, зато… Зато у нее есть Виталик. Виталик, о господи! Она же изменила ему. Она предала…

Жанна билась головой о подушку, на которой до этого возлежала кудрявая голова Женьки, и безутешно рыдала. Рыдала и на второй, и на третий день. К четвергу немного успокоилась. А в пятницу приехали родители вместе с Виталиком. И все снова засуетилось, задвигалось, заулыбалось вокруг нее. Все куда-то отошло в сторону: и угрызения совести, и саднящая боль от невозможности все как-то изменить, сделать все более удачным и складным.

Жанна успокоилась и ночь с пятницы на субботу, вопреки всем правилам, провела у Виталика. Родители, как ни странно, не выразили недовольства. Может быть, поняли, в каком невообразимом смятении находилась их дочь всю минувшую неделю. Может быть, просто приняли позицию современной молодежи, плюющей на все условности. Лишь бы молодым было хорошо.

Виталик же был безмерно счастлив. Излишне возбужден. Необузданно сексуален и напорист. И уснул оттого почти мгновенно.

А Жанна, запершись в ванной, едва ее будущий муж мирно засопел, проревела почти до утра.

Ната оказалась, как всегда, права: Виталик проиграл в сравнении. Проиграл по всем показателям. И теперь Жанне нужно было с этим научиться жить, принимать все, как есть, и даже стараться выглядеть счастливой.

Как только на улице начало светать, она оставила Виталику записку со словами извинения и пошла собираться за него замуж.

Пока ей делали прическу, маникюр, пока прилаживали на голову фату и шнуровали платье, он звонил раз сорок, наверное. И все-таки, не выдержав, явился раньше назначенного времени. Сердце у него, что ли, чувствовало…

В ЗАГС они поехали все же в разных машинах. Здесь свидетели были непреклонны. Потом вместе поднялись по ступенькам. Вместе ступили на огненно-красный ковер. Добрели на негнущихся ногах до стола и уставились на красивую женщину, опоясанную торжественной лентой.

Женщина была очень красивой, это Жанна запомнила. Еще запомнила зеленое трикотажное платье с вшитой по боку молнией. Один из шовчиков чуть подпоролся, и молния с этого края выползала наружу, сильно портя впечатление от красоты женщины и от той торжественности, с которой женщина произносила свою речь.

О чем она говорила, Жанна не знала. Она ее попросту не слышала, будто кто-то посадил ее под ватный кокон.

Очнулась Жанна, когда женщина, вдруг сделавшись донельзя таинственной, произнесла:

– Если есть препятствия, мешающие этим двум молодым людям вступить в брак, то прошу сообщить о них прямо сейчас…

Повисла неприятная пауза, в течение которой мозги Жанны медленно тлели в огне припозднившегося раскаяния. К которому опять-таки примешивалось изумление.

Разве так принято говорить в наших ЗАГСах? Разве задают у нас подобные вопросы? Обычно такое, она слышала, существует в католических церквях. И слышала, и не раз в фильмах видела. Но чтобы в России задавались подобные вопросы?! Так же не бывает!

– Если существуют препятствия… – повторила настырная работница ЗАГСа. – Прошу…

– Есть одно препятствие! – вдруг звонко раздалось с задних рядов.

Жанне даже голову не нужно было поворачивать, чтобы посмотреть, что это за умник.

Масютин, конечно же, кто еще!

Женька медленно шел по коридору из оторопевших человеческих тел к тому месту, где застыли помертвевшие Жанна и Виталик. На нем была новая пиджачная пара, белоснежная рубашка, в руках букет, прическа волосок к волоску, рот растянут в улыбке. Правда, глаза встревоженными казались, но это так – детали.

Во всем остальном он был ослепителен. Глядя на него, вообще можно было подумать, что Масютин явился на собственную свадьбу.

– Препятствия существуют! – повторил он, приблизившись к ним, и, оттеснив правым плечом от нее Виталика, встал по левую руку от Жанны.

– О каких препятствиях речь? – не дрогнув лицом, спросила работница ЗАГСа.

– Эта женщина любит меня! – с наглой самонадеянностью заявил Масютин и взял Жанну под руку.

Воздух за ее спиной слабо колыхнулся от всеобщего изумленного «ах».

Виталик тут же занервничал, забегал. Принялся оттаскивать Масютина от нее, выдергивать ее руку из Женькиной. Даже оттолкнуть его пытался, но все бесполезно. Женька держался за нее очень крепко и на ногах стоял твердо. Безуспешно попрыгав, Виталик был вынужден занять место с правой стороны от Жанны. И он, так же, как и Масютин, схватил ее руку и втиснул себе под мышку.

Ситуация была на грани абсурда. В центре невеста с лицом – краше в гроб кладут. По бокам – по жениху. Оба нарядные, с твердыми намерениями затащить ее замуж, и оба держат ее под руки.

Жанна слышала, как где-то сзади тихонько причитала мать. Ей в унисон вторил отец, недовольно приговаривая про времена и нравы. И постепенно зал регистрации покрыл гул голосов. Кто-то возмущался – в основном сторона оттиснутого жениха. Кто-то недоумевал – это гости со стороны Жанны. А кто-то попросту улюлюкал – это уже их общие друзья включились, отнеся это к разряду клевых развлечений.

Молчаливыми оставались только четверо присутствующих в зале – невеста, оба претендента на ее руку и сердце и регистраторша.

Потом последняя, поочередно оглядев каждого, с тяжелым вздохом спросила:

– Как будем разруливать ситуацию, господа брачующиеся?..

Разрулили, что называется!

До сих пор никак в поворот не впишутся ни она, ни Женька, ни… Виталик.

Как это он обо всем догадался? И о том, что Масютин перестал быть ей мужем, а их общим детям отцом. И о том, что давно и стабильно бегает на сторону. И о том, что теперь, вот прямо теперь наступил, кажется, самый критический момент в их отношениях.

А может, и не догадывался Виталька? Может, знал? Знал и наблюдал давно и пристально, а? И как только почувствовал, что вот наступило – пора, – так сразу и позвонил, напомнил о себе…

Жанна не стала переодеваться, хотя до чесотки хотелось стянуть с себя платье и сбросить босоножки на тонких высоких каблуках, и втиснуться в привычные джинсы, куртку, и обуть кроссовки. Не переоделась. Вышла на улицу в том же, в чем и линейку в школе отстояла.

Вышла, покрутила головой по сторонам, заметила на парковочной площадке перед домом темно-зеленую «десятку». И сразу же пошла к ней.

– Привет, – вяло пробормотала Жанна, усаживаясь на переднее сиденье.

– Привет. – Виталик сидел к ней вполоборота и внимательно разглядывал ее всю: от каблуков до макушки. Вздохнул, насмотревшись, и пробормотал, как показалось, с сожалением: – Прекрасно выглядишь.

– Спасибо. Ну что, поехали?

– Куда? – Он завел машину и медленно тронулся на первой передаче. – Заказывай, увезу хоть на край света. Он ведь так тебе обещал в тот день, когда украл у меня? Ладно, не хмурься. Я десять с лишним лет в себе это носил, и все молча, все молча. Даже жилетки рядом ничьей не оказалось, чтобы выплакаться. Никому же не нужно было мое нытье.

– А мне, ты считаешь, нужно? – фыркнула Жанна, отворачиваясь к окну.

– Не нужно, но ты просто обязана это все выслушать, потому что дико виновата передо мной, – объяснил Виталик в свойственной ему нравоучительной манере, выехал со двора и, влившись в плотный поток машин на проспекте, сразу прибавил скорости. – Ты бросила меня в ЗАГСе и убежала. Сбежавшая невеста! Нашумевший сюжет для Голливуда, но не для российской глубинки, дорогая. Тем более в то время. Знаешь, а надо мной смеялись, да! И пальцами вслед показывали. И жалели… Одна из твоих подруг из жалости даже собственную постель предлагала.

– И что ты? – Ей было неинтересно, но все равно спросила, коли уж ему выпала нужда поплакаться, пускай развлекается, она потерпит.

– Отказался, – буркнул Виталик и тут же засопел недовольно.

Все прямо как с ней сейчас, подумалось Жанне невесело. Они как будто поменялись местами с Виталиком. Только он тогда был ни в чем не виноват, а пострадал. Она же теперь страдает потому, что была виновата тогда. Пришло время платить по счетам.

Виталик, остановившись ненадолго на светофоре, вдруг взял резко влево, потом еще и еще раз свернул. Выехал на параллельную проспекту улицу Зайцева и поехал в сторону окраины.

– Куда мы едем? – спросила Жанна, когда частокол многоэтажек начали менять домики пониже, а потом и вовсе за окном замелькали заборы частных строений.

– Ко мне на дачу, – коротко пояснил Виталик.

– А-а-а, понятно. Пока жена на работе, мы на…

– Я не женат! – возмутился Виталик, нервно вильнув по дороге, благо что движение не было интенсивным. – Разве ты не знала? Пытался, но… Но второй Жанны для меня просто никто не произвел на свет. И не надо на меня так смотреть! Да, милая, да! Я по-прежнему люблю тебя! Люблю и хочу! И сейчас я постараюсь тебе это доказать…

Они едут к нему на дачу с вполне определенной целью, отстраненно подумала Жанна, невольно подбирая под сиденье ноги, на которые Виталик беспрестанно косился, то и дело забывая о дороге.

Он везет ее туда, чтобы уложить в свою холостяцкую постель. Узнал о ее семейных проблемах. Может быть, даже видел, как Женька уходит с двумя сумками. Тут же позвонил, ну пускай не тут же, но позвонил. И сразу, не откладывая дела в долгий ящик, повез ее трахать.

Господи! Ну о чем она думает?!

Виталик же, как интеллигентный человек, только приглашает ее пообедать. Она сама создала эту ситуацию, предложив ему удрать. Теперь сидит и пытается найти изъян в его поведении, хотя ошибки совершала и совершает только она. Одна за всех.

Жанна глянула на него украдкой, пытаясь рассмотреть получше.

Он почти не изменился, ее неслучившийся муж, даже плешинка на макушке не разрослась, оставшись такой же – размером с маленькое чайное блюдце. Не изменился и не постарел, посерел, может быть, немного. Да, цвет лица точно нездоровый какой-то, землистый. Может, устает, может, болеет. Хотя ни морщин, ни мешков под глазами не наблюдается. Вторым подбородком и брюшком тоже не обзавелся. По-прежнему подтянут, пожалуй, слишком даже. В одежде, как всегда, консерватор. Темные брюки, в тон брюкам ботинки, рубашка в мелкую полоску, верхняя пуговица расстегнута. Такое ощущение, что он и не переодевался последние десять с лишним лет.

Ничего не изменилось, ничего…

– Ты тоже по-прежнему красива, – вдруг обронил Виталик задумчиво и свернул у ближайшего указателя на грунтовку. – Как я по-прежнему сер, так ты по-прежнему красива… Почему ты сделала это, Жанна?! Почему?! Ты же знала, что семьянин из него никакой! Знала, что одной женщиной он никогда не будет довольствоваться, и все равно по-мчалась за ним. Я до сих пор помню твой сдавленный смех, когда ты сбегала следом за ним по ступенькам ЗАГСа! Он до сих пор звучит у меня в ушах, этот твой идиотский смех!!! Уж прости, что я так!..

Зря она все же с ним поехала, вдруг подумала Жанна, продолжая его рассматривать теперь уже в открытую, не прячась.

Что ждала, что хотела получить взамен кем-то украденной у нее Женькиной любви? Что?! Копию неполучившегося счастья? Так вряд ли оно получится. Виталя, судя по всему, не простил ее и не простит.

– Ты не обижайся, милая, – вдруг обронил он вкрадчиво и мягко, сворачивая по грунтовке к лесу. – Я поною немного, потом это пройдет. Ты потерпи. Слишком много всего накопилось во мне. Слишком долго я терпел. Кому-то и когда-то мне надо было все это излить. Время пришло…