Глава 3

Виталя, Виталик, Витальча…

Она любила его когда-то. Вернее, думала, что любит, и счастливо пребывала в подобной уверенности до тех самых пор, пока ее не охмурил Женька Масютин.

Правда, она, в отличие от Витальки, не считала, что Масютин ее охмуряет. Наверное, поэтому Виталя всячески стремился оградить их от общения друг с другом. Стоически выдерживал ее недовольство, когда она вдруг в самый последний момент могла передумать и отказаться от приглашения на вечеринку или от похода в театр или кино. Спокойно сносил ее слезы, когда ему вдруг взбрело в голову перенести воскресный выезд за город на следующие выходные.

Держал руку на пульсе, как говорится, и не расслаблялся. Особенно когда в непосредственной близости начинал балагурить Масютин.

Расслабился Виталик лишь однажды, и, как оказалось впоследствии, зря.

Это были… Это были те несколько дней перед их бракосочетанием – ее и Виталика.

Жанна до сих пор не могла понять, как все это могло произойти тогда. Сначала спонтанно возникший спор из-за того, кто кому подходит и кому с кем следует уживаться. Потом пятиминутная ссора с неизменным надуванием губ и желанием остаться в одиночестве. Следом часовой подхалимаж Виталика, который только что на уши не вставал, лишь бы снискать ее расположение.

И вот как-то все шло-шло само собой. Все, как обычно, безо всяких отклонений в сторону. Сначала она тихонько улыбнулась, потом позволила себя приобнять, следом даровала всепрощающий поцелуй. А закончилось неожиданно тем, что они впопыхах забежали в ЗАГС, причем перед самым его закрытием. И впопыхах, давясь от непонятного судорожного какого-то смеха, заполнили бланки заявлений на регистрацию брака.

Потом так же бегом выскочили оттуда, рассмеялись в полный голос и, не останавливаясь, помчались к ее родителям рассказывать.

Папа был счастлив. Мама расплакалась, поцеловав Виталика в начинающую лысеть макушку. А Жанна не знала, как ей сейчас надлежит выглядеть, потому что ничего в тот момент, кроме растерянности, не испытывала.

Что она только что сделала?! Подала заявление в ЗАГС, кажется. Так принято. А зачем, собственно?!

Ну да, они давно знакомы. Вместе ходили в школу, потому что жили в соседних подъездах. Вместе потом посещали лекции в институте и даже вместе подумывали о написании докторской. Спорили над темами тоже вместе. Но вот… любит ли она его?! Казалось, что да. Он всегда под рукой, удобный такой, ненавязчивый. Всегда с ней нежен, никогда ни к чему не принуждает. И если она сказала, что сегодня не расположена оставаться у него дольше положенного времени, значит, он шел провожать ее до двери шестого этажа, что располагалась в соседнем подъезде. Шел молча, подавив в себе все инстинкты и желания. Она тогда почти не задумывалась, что порой причиняла Виталику просто физические мучения, доводя до исступления, а потом отталкивая. Поняла много позже, просветившись со своим многоопытным Женечкой Масютиным.

– Жанна, что-то не так? Ты не выглядишь счастливой, детка? Может, ты поторопилась?.. Может, стоит еще немного подумать?..

Эти вопросы она слышала от родителей весь последующий месяц, который проскочил, будто день один. Она заведенной куклой моталась с Виталиком и родителями по магазинам, мерила платья, шляпы, туфли, нанизывала на пальцы кольца, белоснежные тончайшие перчатки, учила какие-то нелепые тексты поздравлений и обращений. Все с каким-то отстраненным спокойствием. Будто это все игра, а не подготовка к собственной свадьбе.

Нет, все-таки наверху кто-то постоянно следит за нами. Может, это один кто-то за всеми сразу следит, а может, на каждого из нас по одному. И вот от того, насколько этому смотрящему бывает скучно или весело, у нас все и складывается. Если ему весело, то все у нас складывается просто отлично. Если скучно, грустно или гадостно, то и у нас все начинает спотыкаться через раз.

В тот день, когда Виталика его руководство вдруг решило отправить в недельную командировку перед самой свадьбой, этих небесных надсмотрщиков собралось там, видимо, как раз с чертову дюжину по одну ее, Жаннину, душу. Они там, наверное, спорили, вздорили, голосовали, возможно, а потом все же пришли к единому мнению.

Короче, Виталик в командировку уехал. В этот же день отца вызвали в соседний район на сложнейшую операцию, мать отправилась следом, поскольку всегда его сопровождала. Жанна осталась одна.

Она полдня блуждала по огромной родительской квартире. С изумлением рассматривала коробки, свертки, шуршала упаковками. Все это были либо подарки, либо ее приданое, либо предметы ее туалета. Потом раза четыре подходила к свадебному платью, которое своими громоздкими кринолинами заняло половину гостевой комнаты. Трогала нежнейшую ткань, чуть отступала и снова смотрела с удивлением.

Это все ее?! Неужели? А зачем? Замуж собралась? Кажется, да. Непонятно как-то!

В подобном состоянии изумленного ничегонеделания Жанна пробыла до самого вечера.

Пару раз поговорила по телефону с Виталиком. Он, бедный, очень переживал, очень! И что оставил ее одну, и что прямо накануне свадьбы, и что, кажется, не успеет сказать ей много важного и нужного, что собирался сказать именно на этой неделе. Потом позвонили родители и тоже очень долго сокрушались, что пришлось оставить ее в одиночестве. Что-то там у отца пошло не так с его пациентом, и задержка одного дня грозила вылиться в недельную.

Жанна как-то очень быстро смирилась с собственным одиночеством. Стыдно признаться, но даже порадовалась, что у нее появится время все как следует обдумать и настроиться. К тому же со следующего понедельника ее как бы не станет уже. А на свет божий появится некая новая Жанна, с которой она пока не знакома и с которой, пока неизвестно, уживется ли…

Вечером, изрядно истомившись от пустоты, собственных прогнозов и опасений, она решила приготовить ужин. В конце концов, она без пяти минут замужняя дама, ей придется чем-то потчевать собственного мужа, а готовит она гадко. Можно даже сказать, что и вовсе не умеет готовить. И вот решив, что начинать рано или поздно ей все равно придется, и почему, собственно, не сегодня, Жанна пошла на кухню. Выволокла из холодильника мясо, овощи, выложила все это горой на рабочий стол и с тоской уставилась.

Не прельщало, хоть убей. Не прельщало муслякаться с перемороженным куском говядины, очищать коренья, кромсать их на разделочной доске. Потом все это как-то соединять, обжаривать, чего-то куда-то добавлять по вкусу. Бр-рр, совсем не хотелось.

Решив, что для начала мясу следует разморозиться, а ей ознакомиться с каким-нибудь рецептом (нельзя же просто так начинать стряпать, не имея об этом ни малейшего представления), Жанна позвонила своей подруге. Наташка через неделю в роли свидетельницы должна была вести ее в ЗАГС.

Они проболтали минут сорок, совершенно позабыв и про рецепт, и про свадьбу. Сплетничали, вспоминали, хохотали, а потом вдруг Ната и говорит:

– Женька-то с ума сходит, представляешь!

– Женька? Какой Женька? – Жанна сразу поняла, какой именно, прикидываться начала из непонятного чудачества. – Это не тот, что вечно в мятых рубашках и вонючих носках?

– Ладно тебе! – фыркнула Ната. – Скажешь! Масютин Женька! Я же вас с ним знакомила. Помнишь, еще давно. Виталик тогда еще жутко занервничал. Я поначалу не поняла почему…

– Я тоже, – вставила Жанна, слушая подругу с непонятным смятением.

– А потом проследила за его взглядом и… Оказалось, что он с Масютина глаз не сводит. Масютин с тебя, а Виталик с Масютина! И потом я заметила, каждый раз, как Женька с нами увязывался, Витальча твой непременно находил предлог, чтобы вам там не быть.

– Думаешь, он ревновал? – удивилась Жанна.

Она могла упрекнуть Виталика в занудстве, излишней прагматичности, полном отсутствии романтизма и еще в чем-нибудь скучном и неинтересном, но чтобы в ревности! Нет, он же никогда ни словом, ни взглядом.

– Ага, станет он тебе давать повод думать о Масютине! Ведь что получится? Скажет он тебе о внимании со стороны Женьки, к тому же более чем пристальном, ты сразу примешься о Масютине думать. А задумываться тебе нельзя, так ведь?

Ната неплохо ее знала. Точнее, знала очень хорошо. С пятого класса сидели за одной партой. И пускай не всегда доверяли друг другу свои сердечные тайны, но это ничего не меняло. Просто зачастую этого и не требовалось. Все читалось по глазам, по настроению, по репликам.

– Станешь задумываться, сразу начнешь их обоих оценивать, сравнивать, и тут, кто знает, выстоит ли Виталик наш в этих сравнительных баталиях против Масютина! – продолжила развивать эту тему Ната, совсем не обеспокоившись тишиной в трубке.

А тишина-то была зловещей. Так, во всяком случае, казалось самой Жанне.

Значит, Масютин?..

Женька Масютин питал к ней какие-то чувства?! Черт бы побрал все на свете! Почему она узнает об этом последней, почему?! Она же… Она же о нем даже мечтать боялась. И улыбалась глупо, когда тот по нечаянной случайности останавливал на ней взгляд. И сердце у нее подпрыгивало в такие моменты так, что казалось: еще немного, и начнет колотиться о зубы. Губы сами собой расползались в стороны и не желали слушаться и возвращаться обратно. Ноги прирастали к полу, и хотелось… До скрежета зубовного хотелось, чтобы он подошел и заговорил с ней. А когда однажды он подошел и заговорил, она едва сознание не потеряла. Так и простояла минут десять – все то время, что Женька говорил, – будто под вакуумный колпак втиснутая. Все видит, понимает, а не слышит и сказать ничего не может. Он ушел, глянув на прощание с обидой и непониманием. Жанна тогда сильно расстроилась, и даже поплакала чуть-чуть в своей постели на сон грядущий. Надо же было выставить себя такой идиоткой! Что он о ней теперь думает?!

И вот теперь, оказывается, Масютин думал о ней очень даже неплохо и даже почему-то сходит с ума, узнав о ее свадьбе и…

– Где он, Ната? – для чего-то спросила Жанна, перебив веселое стрекотание подруги, которая продолжила развивать тему Женькиных достоинств.

– Кто?! Женька, что ли?

– Что ли…

– Он это… Он у меня сейчас, – обронила та едва слышно после паузы. – Минут пять как зашел. Пробегал чисто случайно мимо. А что?

– Дай ему трубку, – потребовала Жанна, и, когда в ухо ей ударил странно незнакомый и до судорог желанный голос, она сказала всего одно слово: – Приезжай…

Это было похоже на сумасшествие.

Нет, это и было самым настоящим помешательством, причем буйным.

Когда под утро она обвела гостевую комнату затуманенным взглядом, наткнулась на свадебное платье, тут же посмотрела на чеканный профиль Масютина на соседней подушке, то именно так и подумала: она сошла с ума. Причем окончательно и бесповоротно, без всяких шансов на выздоровление, потому что только теперь поняла, что не может выйти замуж за Виталика. Что она не любит его, не хочет его. Ей не нравилось, оказывается, как он ее гладил, целовал, раздевал. И именно из-за этого у нее постоянно начинала болеть голова, тянуть низ живота, сводить поясницу, а не из-за действительного физического недуга. Предлог, черт возьми! Она всегда искала предлог, чтобы избежать с ним близости. И радовалась всякий раз, когда он, проводив до двери, оставлял ее наконец в покое.

– О чем думаешь? – вдруг спросил ее совершенно несонным голосом Женька, даже не повернув головы в ее сторону. – Жалеешь?

– Нет, – честно ответила тогда Жанна, нашла на одеяле его руку, подняла к своему рту и поцеловала. Ни в одном кошмарном сне ей не снилось, что она целует ладонь Виталика. – Просто не знаю, как теперь быть. Я вроде сподличала. Так?

– Угу, – согласился Женька, и его подбородок чуть сместился вниз. – И ты, и я. Мучаешься?

– Не знаю, что и сказать. – Она растерялась, не найдя в своей душе ни единого намека на угрызение совести.

– Как есть скажи.

Он определенно хотел от нее что-то услышать. То ли важным для него было услышать обо всем сначала от нее. То ли лень ему было самому проявлять инициативу, то ли вообще не считал это нужным. Потом она именно так и думала, по прошествии нескольких совместно прожитых лет. Тогда показалось иначе. Тогда ей показалось, что он ждет ее решения. Решения важного для них обоих, и она сказала:

– Я не хочу с тобой расставаться, Женечка!

– Так и не расставайся, – запросто так ответил он и, оттолкнувшись правым локтем от постели, навис над ней. – Возьмем и удерем.

– Как это? – Жанна пыталась поймать в сумраке зарождающегося дня выражение его глаз и понять, шутит он или нет. – Как это удерем, а свадьба?

И тут же ужаснулась, поняв, что он может неправильно расценить ее слова. Он может подумать, что она насильно затягивает его в брак. Коли скомкано с одним, нельзя упускать второго. Так вот она подумала и затараторила, затараторила, поспешив оправдаться.

Масютин слушал, не перебивая. Все так же, нависнув над ней и держась на одних локтях, внимательно слушал.

– Все? Закончила? – спросил Женька, когда ее силы иссякли вместе с красноречием. – А теперь слушай меня внимательно и запоминай… Мы сделаем именно так, как ты того захочешь. Захочешь уехать, прямо сейчас побегу за билетами.

– Куда?