Старт Смон – ее кузен, между прочим! – завел отряд далеко за полигоны, за ангары с военной техникой, чуть ли не на стройку, где возводили еще одно учебное помещение. К тому моменту уже спустилась ночь, в этом углу и вовсе сгустилась ночная тьма – дальние углы полигона, там, где были устроены полосы препятствий и участки пересеченной местности, не освещались. Поминутно спотыкаясь на неровностях почвы, порядком уставшие – бежали сюда они отнюдь не напрямик – курсанты сделали круг вдоль стен строящегося здания, после чего прозвучало неожиданное:

– Стой!

От неожиданности и облегчения кто-то из парней едва не упал, с трудом сохранив равновесие.

– Смирно!

Их мучитель прошелся вдоль строя. Оба его помощника следовали за ним таким же спокойным ровным шагом.

– Что, устали, слепыши? – обратился Антрацит к курсантам. – Спать, небось, хотите? Что ж, у вас есть шанс отдохнуть… когда доберетесь до своих постелек! Отсюда. Бегом. На скорость. Кто опоздает и прибежит к закрытым дверям, завтра утром собирает вещички. Кто не явится совсем… тому даже вещички собирать не придется, так отчислят. Как дезертира. Всем понятно? Вопросы есть?

– Есть.

Лейа невольно охнула – голос опять подал Суаза Смелый.

– Ну?

– А почему дезертиры? Разве сейчас война?

– А потому, милый мой слепышонок, – кептен Антрацит улыбался, но от этой улыбки девушку мороз продрал по коже, – что вы присягу принесли. Значит, военные. Находитесь в расположении военной части – значит, на военном положении и подчиняетесь уставу. А в уставе четко сказано, что военнослужащий обязан ночь проводить вместе со своими товарищами строго в отведенном для этого месте! Отсутствие военнослужащего во время отдыха в казарме без уважительных причин приравнивается к дезертирству. Опоздание к таким причинам не относится. Ясно?

– Да. Еще вопрос можно?

Кептен Антрацит от неожиданности даже открыл рот.

– Э-э… да!

– Почему вы нас зовете «слепышами»? Мы же будущие…

– Вот именно, что будущие! До боевых котов вам еще расти и расти. И даже котятами вы зваться пока не имеете права, поскольку еще не доказали, что имеете на это права! Лишних котят топят, пока они еще слепые, сразу после рождения. Вот так и вы как те новорожденные котята. Среди вас есть лишние. И моя задача выявить их и избавиться от них вовремя! Чтобы только самые лучшие пополнили ряды «звездных котов». И кошек.

Лейа прикусила губу. Она поняла, что эти слова капитан добавил специально для нее. И – справедливости ради надо помнить – еще четырех девушек из их группы. Лейа покосилась в их сторону и подумала, что надо будет покороче сойтись с новыми подругами. С другой стороны, она выросла среди многочисленных братьев, так что с парнями ей было легче.

– Если вопросов больше нет… Старт Смон…

Тот козырнул и сорвался с места с такой скоростью, словно за ним гнались.

– А вы что встали? – кептен Антрацит хлопнул в ладоши. – Бегом – марш! Догнать и перегнать старта!

Курсанты помедлили, а потом нестройной толпой сорвались с места.

Сперва они двинулись всем скопом, но не прошло и пары минут, как растянулись неровной колонной – кто-то вырвался вперед, кто-то отстал, сберегая силы. Бежать было тяжело – в темноте, тесноте и спешке порой трудно было рассмотреть, куда ставишь ногу. Кто-то спотыкался, кого-то шатало из стороны в сторону.

– Живей! Живей, мухи сонные! – Антрацит бежал рядом, ухитряясь попадать в ногу. – Опоздавшие ночуют под открытым небом.

Суаза Смелый, бежавший чуть впереди, вдруг, словно что-то почуял и рванул в сторону.

– Куда? – крикнули ему двое-трое.

– Слабак, – коротко фыркнул кептен. – Сдулся…

Махнул рукой и больше уже не обращал на беглеца внимания.

Лейа держалась изо всех сил. Марш-бросок в одну сторону дался девушке относительно легко – все-таки сказались детство и юность среди военных, будущих и настоящих курсантов. Она даже ухитрялась держать строй, как и все остальные. Но новый забег, да еще на скорость, быстро подточил ее силы. Девушка стискивала зубы, чуть не плача от досады и злости. Нет, она не сдастся, как Суаза Смелый! Она добежит! Она успеет. Пусть на последнем издыхании, но останется в строю. Кептен должен понять, что она достойна занять место в рядах «звездных котов».

Кое-как выдержав направление – несмотря на ночную темноту, многие сумели сориентироваться на местности – группа пересекла «дикий» полигон и оказалась в районе строящихся ангаров. Здесь было освещение, земля не везде оказалась неровной, а за поворотом и вовсе пошла бетонка. Все воспряли духом и резко ускорились.

– Молодцы! Живей-живей! Не отставать! – пропыхтел кептен Антрацит и тоже ускорился.

– Во дает, – выдохнул оказавшийся рядом Джон и тут же сбил себе дыхание.

– Цыц, – откликнулась Лейа, уже понимая, что не должна была этого делать. Но и ей показалось, что вместе с этим коротким словцом из легких вырвался весь воздух. Девушка задохнулась, всхлипывая и хватая воздух разинутым ртом. Как-то сразу отчаянно закололо в боку, правая нога, кажется, захотела обвиться вокруг левой, а горло сдавило. «Не могу! – поняла она с пугающей ясностью. – Я сейчас…»

Последним усилием воли она метнулась в сторону, уже понимая, что сейчас упадет, что подкашивающиеся ноги перестанут ей служить, и, думая лишь о том, что если споткнется на дороге, на нее непременно налетят те, кто бегут сзади. Образуется куча-мала, в результате ее наверняка замнут и задавят, а отчисленными окажутся они все, кто не успеет. Не успеет добежать до казарм, до которых оставалось каких-то триста-четыреста метров и…

Чья-то рука крепко стиснула ее локоть, не давая упасть. Лейа все-таки споткнулась, цепляя ногу за ногу, но ухитрилась устоять и даже выровнялась.

– Стой.

Она выпрямилась, бросила взгляд через плечо. Тот странный парень со шрамом, чьего имени она пока не знала, каким-то чудом оказался рядом. Это его рука стискивала ей локоть, помогая устоять.

Лейа попыталась поймать его взгляд, чтобы отблагодарить хотя бы улыбкой, но парень в этот момент вздрогнул, словно только что проснулся. Он отшатнулся, легко встряхнул девушку, отпуская руку, и резво ускорился, словно убегая от опасности. Опасности, которую представляла она, Лейа Смон.

Ах, так? Девушка внезапно ощутила что-то вроде охотничьего азарта. Убегаешь? А мы догоним!

И она, сломя голову, ринулась в погоню.

Они неслись, словно связанные невидимой нитью. Парень впереди, пригнув голову, словно собирался лбом прошибить запертые двери, а девушка – за ним по пятам, отчаянно работая локтями и коленями. Рядом точно также топали, сопели, пыхтели и отдувались остальные курсанты, но впереди уже распахнулись двери казармы, в которых маячил силуэт старта Смона. Вот он отступил на шаг, пропуская первых, и громко начал считать. Причем, сюда по всему, отчет шел обратный:

– Тридцать… двадцать девять… двадцать восемь…

В группе было тридцать четыре человека. Значит, кому-то четверым не повезет. Ох, и лихо взялся за них кептен Антрацит! Неужели впрямь это самый слабый набор за последние несколько лет, раз отчислять начали еще до окончания учебы?

Но в следующую минуту Лейа выбросила эту мысль из головы. Она успевала, должна успеть во что бы то ни стало! Она обязана. И она успевает. Успевает, клянусь кошачьими когтями! Успевает! Успевает…

Успела.

Буквально на последних метрах, уже на подступах к крыльцу, она поравнялась с тем парнем, и в двери они протиснулись мимо ее кузена, заслужив номера пятнадцать и четырнадцать. Хорошо хоть, не в последнем десятке!

Яркий свет спального блока казармы показался ей самым лучшим, самым теплым и живым на свете. Щурясь после ночной темноты, девушка чуть ли не на ощупь добралась до своего блока. Сил оставалось только на то, чтобы скинуть ботинки и расстегнуть комбинезон.

– Отбой! – прозвучало пару секунд спустя сквозь стоны и вздохи. Лязгнула наружная дверь. Погас свет. Стоны, вздохи, оханье и пожелания Антрациту и его помощникам поскорее сдохнуть стали громче. Лейа молчала. К тому моменту, когда казарма утихомирилась и курсанты погрузились в сон, она давно уже спала.

Ренн не спал. Усталость навалилась такая, что сон не шел. С ним всегда такое бывало – чем больше устаешь, чем сильнее потрясение, тем меньше хочется спать. Кругом уже давно все храпели, свистели в две дырочки, порой постанывая и причмокивая во сне, а он все лежал, лишь изредка ненадолго соскальзывая в дремотное вязкое состояние между сном и явью. Соскальзывал лишь для того, чтобы тут же вынырнуть оттуда отчаянным усилием воли, ибо в эти секунды пробуждалась она.

Память.

Долгое время она спала, лишь несколько раз тревожа отголосками кошмаров. Пробудилась сейчас – наверное, потому, что только сегодня наконец-то его будущее оказалось определено.

Итак, он это сделал. Он сумел не просто поступить в полицейскую академию Вангеи, но и сдать первый экзамен. С неопределенностью покончено. Он стал курсантом. А ведь еще недавно… Заныл, напоминая о себе, шрам. Шрам, который мог перечеркнуть его будущее в самый последний момент.

«Расслабься, – казалось, нашептывало что-то внутри. – Успокойся. Ты смог. Никто не думал, что у тебя получится. Ты сам в это не верил, и тем не менее…»

Да, еще несколько недель назад он даже не подозревал, что способен на это. На поступок. Вся его жизнь, с самого раннего детства, вела его по иному пути.

…Окончание школы отмечали всей семьей. Когда он явился домой в последний день занятий, отец, корпевший у плиты, ненадолго отвлекся, приветствуя сына:

– Что? Уже?

– Да, – он положил на стол новенький аттестат. – Вот он.

– Подумать только, – отец двумя пальцами за краешек взял пластиковый прямоугольник, вставил в считывающее устройство и воззрился на экран. – Подумать только. Ты закончил учебу!

– Да.

– Мать будет так тобой горда… Ты ей звонил?

– Только Арене…

– Это плохо. Сейчас же звони матери! Она так переживала. Она должна была узнать первая! Звони-звони! Порадуй!

Голос матери был сух и деловит. Лицо на экране видеофона напряжено, взгляд то и дело скользит куда-то в сторону. Ему пришлось дважды повторить свою новость прежде, чем мать соизволила обратить на него внимание.

– Молодец. Я в тебе не сомневалась… Ареня знает?

– М-м… пока нет. Ты первая.

– Хороший мальчик, – ее скуластое лицо немного смягчилось. – Вот что… где отец?

– Тут. Готовит праздничный обед.

– Скажи, пусть бросает эту ерунду и собирается. Мы идем в ресторан! Это надо отметить!

– Ресторан?

– Да. Ты что, оглох от радости? Оба живо собирайтесь, и чтобы через час были на площади Справедливости. Там ресторан «Белый Свет». У меня через час закончится совещание, столик закажу прямо сейчас. Все. Мне некогда!

И отключилась.

– Ресторан? – отец все слышал. – Мы идем в ресторан? Надо принарядиться! Пошли, подберем тебе чего-нибудь…

Через час они сидели в отдельном кабинете ресторана «Белый Свет» за общим столиком. Недовольной была только Ареня. Сестра училась на последнем курсе колледжа Управления и Механики, в свободное время подрабатывая дизайнеркой, и вызов матери отвлек ее от работы. Словно желая показать, что она – занятая женщина, Ареня на салфетке набрасывала какие-то схемы.

Мать любовалась сыном, ощупывая его цепким взглядом. Смущенный ее пристальным вниманием, Ренн почти ничего не ел и не пил. Мать так редко замечала, что у нее есть сын. Всю любовь и внимание она отдала старшей дочери. Арене прощалось многое. Например, Ренн, вздумай что-то черкать на салфетках, уже давно получил бы выговор.

– Красавец! – изрекла мать. – И отличник к тому же.

– И спортсмен, дорогая, – поддакнул отец.

– Ну, спорт это так… мелочи жизни! – отмахнулась мать. – Ты ведь уже строил по этому поводу какие-то планы?

– Н-нет, – он слегка опешил от такого напора. – То есть, думал, но… не совсем. Понимаешь, я…не уверен, но мне кажется…

– Кажется… не уверен…Что за мямля!

Отец под столом слегка толкнул сына ногой. Мол, не молчи!

– Прости, мам…– он опустил глаза в тарелку. Раз мать спрашивает сама, значит, можно говорить. – Просто я… если ты не против… я хотел заняться спортом…профессионально.

– Что? – мать подалась вперед, налегая грудью на стол. – Что ты сказал? Профессионально? Это как?

– Ну… ты же знаешь, у меня в школе были лучшие результаты по пятиборью. Тренерка меня рекомендовала в сборную… Летом мы должны были поехать в спортивный лагерь и по итогам сданных зачетов будет известно, – его не перебивали, и он говорил уверенно, в глубине души надеясь, что мать согласится. – Уже через год, если все будет хорошо, я войду в состав сборной и…

– Нет.

Сказано было негромко, но так холодно, что у Ренна язык примерз к нёбу.

– Нет. Спорт, это хорошо для общего развития, но это не занятие для мужчины. Так, развлечение в свободное время. Подумай, чем ты хочешь заниматься кроме этого?

От него требовался ответ, но расстроенный Ренн покачал головой:

– Я… я больше ничего не…

– Не придумал? Не умеешь? Это не страшно. У тебя есть мать. Я уже все решила. Ты пока еще несовершеннолетний и, – она посмотрела на отца в упор, – живешь в родной семье. Значит, только твоя семья решает, кем тебе быть. И я решила, – она хлопнула ладонью по столу, – никакого спорта! И слушать ничего не хочу!

– Но почему? Тебе же всегда нравилось, когда я выступал и…

– В школе, потому что этого требовала система образования. Но ты получил аттестат, со школой покончено. И это значит, что пора прощаться с детством и начинать взрослую жизнь. Я нашла для тебя отличную работу. Ты красивый парень, тебе не пришлось даже делать пластику, как многим другим мальчишкам, – мать дотянулась, крепко схватила Ренна за подбородок, повернула туда-сюда, любуясь сначала одним профилем, а потом другим. – Я даже не думала, что у меня вырастет такой красивый мальчишка… Посмотреть на твоего отца… Да, можно сказать, что нам с тобой повезло. Работа, которая тебя ждет, вполне непыльная, легкая. И карьеру быстро сделаешь. Немного подучиться – и быстро пойдешь в гору.

– Но мам, а как же…

– Забудь. Я сказала – забудь! И все!

И он забыл. Заставил себя забыть. И с тех пор, по сути, только и делал, что забывал. Родителей. Дом. Родину.

            ГЛАВА 2.

Да, вот так они и начались – будни в Военно-полицейской Академии.

Каждое утро начиналось с одного и того же – пронзительного свистка будильника. Не проходило и пяти секунд – тело только-только успевало среагировать на резкий звук – как раздавался вопль одного из дежурных стартов:

– Па-а-адъем!

Команда звучала чисто формально – как правило, большинство курсантов к тому времени уже были на ногах и шарили на стуле в поисках личных вещей. Дежурный строевым шагом проходил из конца в конец казармы, и надо было успеть одеться до того, как он, дойдя до конца, развернется и проследует в обратном направлении. В тот самый миг, когда он останавливался у дверей, на пороге возникал подтянутый, одетый с иголочки кептен Антрацит, и раздавалась новая команда:

– Смирно!

По этому слову все были обязаны замереть – одет или не одет, уже не важно. Ты {должен был} застыть по стойке «смирно», ноги на ширине плеч, руки за спиной. Антрацит проходил вдоль строя курсантов, замечая все.

– Носки, – коротко бросал он. – Ремень… Прическа… Ремень… рубашка…Руки…Как стоишь? Опять?

– Так точно, – Ренн смотрел мимо капитана в противоположную стену.

– Тебе что, учиться надоело? – кептен остановился – как останавливался почти каждый день. – Домой захотел? На гражданку?

– Никак нет, – Ренн по-прежнему буравил взглядом стену.

– Как стоишь? Где руки?

Руки у Ренна всегда были по швам. Заставить себя спрятать их за спину он не мог.

– Встать по форме. Живо!

Кисти медленно поползли вдоль тела за спину. Там пальцы правой руки обхватили запястье левой. Строго по уставу.

– Вот то-то. Учишь вас, болванов, учишь… – кептен Антрацит продолжал утренний обход, и Ренн почти всегда практически сразу, как только наставник отходил от него, незаметно расцеплял руки.

После утренней поверки была зарядка. Как всегда – сперва короткий марш-бросик к одному из спортивных комплексов, где курсанты выполняли простой набор упражнений, после чего тоже бегом торопились в душ и столовую. Затем начинались занятия. До полудня шла сплошь теория – история, для приезжих вангейский язык, для местных – диалектные наречия, потом тактика, стратегия, математика, кибернетика, юриспруденция, медицина. Знаниями курсантов пичкали с таким упорством, словно хотели за три года заставить их пройти пятилетний курс наук.

В полдень – короткий отдых и второй завтрак, после чего наступало время спортивных занятий. Многочисленные тренировки, рукопашный бой, плавание, стрельба, бесконечные полосы препятствий, силовые упражнения, и так – до обеда, который подавали в четыре часа. После ужина – еще два часа занятий, теперь уже самоподготовка и дополнительные курсы. В семь часов – ужин и свободное время, большую часть которого курсанты тратили на выполнение домашних заданий. Весьма немногие отводили это время на отдых и общение и не только потому, что таких счастливчиков не было. Просто курсанты выматывались так, что больше всего на свете хотелось спать.

Такой темп выдерживали не все. За первый месяц группу покинули шесть человек. Один получил травму на тренировке, у двоих случился нервный срыв, еще двое подали рапорт о переводе в другие группы и на другие факультеты, и один вообще забрал документы, сообщив, что такая учеба слишком тяжела, чтобы ее выносить. Итого в начале второго месяца из тридцати осталось лишь двадцать четыре человека, не считая тех, кого выгнали-таки после памятного всем ночного марш-броска.

Лейа была в числе тех, кто остался. Девушка упрямо цеплялась за шанс стать «звездной кошкой», хотя чуть ли не каждый вечер выдерживала словесные баталии с родителями, которые спали и видели вернуть блудную дочь в лоно семьи.

– Милая моя, – лицо матери на крохотном экранчике видеофона слегка дрожало – специальные глушилки блокировали дальнюю связь, – может быть, хватит? Ты уже доказала нам, что девушка волевая, целеустремленная, сильная и умеешь держать слово. Мы прониклись, дорогая! Мы тебе верим…

– А раз верите, то почему не оставите в покое? – огрызнулась Лейа. – Мы живем в свободной стране. У меня, между прочим, те же права, что и у мужчин! Разве не так?

– Так, но у тебя есть обязанности, которых у мужчин не может быть по определению. Ты женщина! Будущая мать!

– Мам, не начинай! Я хочу быть «звездной кошкой», и я ею буду. Как тетя Гнейса. Она дослужилась до кептена и…

– Она дослужилась до кептена и всю жизнь была одинокой! – в голосе матери зазвенели истеричные нотки. – Я не желаю для своей дочери такой судьбы!

– Мам, для двух своих сыновей ты такую судьбу почему-то желаешь…

– Они – мужчины. Это их долг! А ты…

– А я сделала свой выбор! Мам, – Лейа вздохнула, – я тебя люблю, но если и ты меня любишь, то поймешь меня и наконец оставишь меня в покое. Смоны – военная династия. Ты знала, на что шла, когда выходила замуж за папу. И ты сама дочь военного…

– Да, но у меня вполне мирная профессия! Я – экономист! И это не мешает мне во всем поддерживать твоего отца. И ты могла бы…

– Нет, мам. Не могла бы. И закончим этот разговор, ладно? У нас отбой через полчаса, а мне еще в душ бежать и…И у меня еще реферат не дописан! По сравнительным тактическим характеристикам новых бронемашин разных классов.

– Великие звезды! И это моя дочь, – вздохнула мать. – Ладно. В выходной навестишь нас? Я приобрету домашние печенья. Тебе какие взять? С ягодами или шоколадом?

– Бери и те, и другие, – махнула рукой Лейа. – Я всякие твои домашние печенья люблю!

– Хорошо. Ждем в гости! Береги себя, девочка. И не перезанимайся там чересчур.

– Пока, мам, – Лейа первая отключила комм.

Вообще-то, коммы курсантам не полагались. Их выдавали всего на два часа в день под расписку, перед отбоем, и то не всем, а только тем, кто отличился в учебе или спорте, как награду. За пять минут до отбоя комм полагалось вернуть.

Лейа выбралась из раздевалки в тренажерном зале, где разговаривала с матерью. Не потому, что девушка стеснялась, просто это было единственное место, где в это время суток можно было побыть в одиночестве.