Глава 6

Что Света сказала детям, как они приняли эту новость – весь день он мог думать только об этом, и когда понял, что сосредоточиться не получается, со вздохом отложил бумаги и посмотрел на Сергея.

– Мне надо уйти. Справишься сам?

– Скоро придёт Лёша, – Сергей покосился на висящие на стене часы, – так что идите.

Он наблюдал за Никитой с самого утра: на то, как застывает его взгляд, упираясь в невидимую точку, как он пытается не вздыхать так явно, как трёт покрасневшие глаза и нервными, безотчётными жестами разглаживает листы на столе. Делал вид, что не замечает, но мысленно постоянно сравнивал его с собой, пытаясь представить: что делал бы сам, реши Тамара уйти.

Вчера он шёл домой, представляя, как обнимет её и скажет, что любит. Пытался вспомнить, когда вообще в последний раз это говорил, и с каждым шагом, приближающим к дому, понимал, что не может найти даже отголосок трепета, которым всегда наполнялся, стоило подумать о ней. Внутри всё молчало, словно Тамара – не любимая, а, скорее, сестра. Член семьи, которого надо любить, к которому надо что-то чувствовать. Она не ждала. Не обернулась даже, когда он вошёл на кухню. Только раздражённо повела плечом, почувствовав его руки на своей талии. Сергей мягко поцеловал её в висок, потёрся носом о щёку и прошептал:

– Я соскучился.

– У меня сейчас всё пригорит. – Тамара выпуталась из его объятий и продолжила помешивать овощи на сковородке. Покорно отступив, Сергей прислонился к столу и сложил руки на груди. Округлые бёдра, едва прикрытые короткой юбкой, тонкая сетка бриджей, изгиб спины и задорные чёрные хвостики, подрагивающие в такт её движениям – до крохотной мелочи родное, знакомое, домашнее. Он снова шагнул к ней, потянул узел, на который был завязан кухонный фартук, игриво поцеловал в плечо.

– Том, я же вижу, что уже всё готово, хватит делать вид, что занята.

Притянув её к себе, он нырнул подмышки, накрыл грудь, мягко сжал и прихватил губами ухо.

– Скоро Даня вернётся. – Тамара попыталась вырваться, но Сергей потянулся, выключил газ под сковородкой и пробормотал, скользя губами по шее:

– Он остался с ночёвкой у Славки. Звонил час назад отпроситься.

– А мне он, значит, сказать об этом не смог! – раздражённо фыркнула Тамара, сбросив его руки. – Боялся, что не отпущу, и правильно делал: с его оценками только гулять!

– Пусть отдохнёт, – великодушно махнул рукой Сергей и притянул её к себе одной рукой. – Нам тоже не помешает немного расслабиться.

– Ты умеешь думать о чём-нибудь другом? – Тамара наконец улыбнулась, обвивая его шею.

– Когда мы одни – нет.

Сергей не стал дожидаться перемены в её настроении, просто посадил на стол и впился в губы, гася в зародыше все возможные возражения. Тамара слабо ахнула ему в рот, обвила ногами и расстегнула пиджак, рваными движениями стаскивая его с плеч. Но стоило Сергею начать выцеловывать линию её челюсти, спускаясь к шее, как она застыла, взяла его лицо в ладони и заставила посмотреть на себя.

– Может, для начала примешь душ?

– От меня чем-то воняет?

– Нет, просто… – Тамара усмехнулась, – ты весь день провёл на работе, не мешало бы освежиться.

– Я хотел освежиться с тобой. Потом. – Сергей раздражённо вздохнул и потёр подбородок – весь настрой куда-то пропал, как не было. – Когда-то тебя могло остановить только землетрясение, а сейчас смущает то, что я в последний раз принимал душ утром.

– Семейная жизнь – сплошная скука, – Тамара потянулась к его губам, но он отпрянул.

– Ты права, лучше и правда помыться. Но сначала покурю. – Он слабо улыбнулся.

Только на балконе перевёл дух – дышал через раз всё это время. Тряхнул пачку, вытащил сигарету и щёлкнул зажигалкой, делая первую затяжку. Раньше не обращал внимание, но сейчас понял отчётливо, ясно: с его браком давно всё неладно. Десять лет назад мог ли подумать, что предел мечтаний – жить с кем-то, давно ставшим чужим, жить, плывя по течению, не пытаясь что-то изменить? Такая жизнь была у отца? Того ли хотел он для себя? Прикрыв глаза, Сергей медленно выдохнул, глядя, как дым рассеивается в свете от окна. Нет. Не хотел, но был ли смысл трепыхаться? Он уже завяз в этом, не понял даже как, но проваливался долго, и теперь уж точно навсегда. Чувствовала ли Тамара то же, что и он? Сожалела ли, или, может, не замечала? И что вообще плохого в происходящем, ведь оба вполне довольны жизнью. Они хорошая, крепкая семья, для посторонних уж точно. Порой любят друг друга, порой ненавидят – это нормально. А развод или попытки решить, куда двигаться дальше – это слишком проблематично. В последний раз глубоко затянувшись, Сергей сжал окурок в пальцах и выбросил в пепельницу. Принял душ, поужинал и лёг, не дожидаясь Тамары: она решила посмотреть какой-то фильм в гостиной. Его жизнь была простой и понятной, ни к чему усложнять…

Но сейчас, вновь глядя на Сергея и смятение, которое тот пытался скрыть, вчерашние мысли вернулись, вызывая безотчётный страх.

Занятия в кадетском корпусе подходили к концу, когда Никита остановился перед зданием, высматривая детей. Лёву заметил сразу – его макушка мелькнула в толпе, и вскоре он, не замечая ничего вокруг, умчался с друзьями в противоположную сторону. Алина появилась через несколько минут, в окружении друзей, что-то доказывая и размахивая руками: её школа стояла напротив. Никита смотрел на неё, задыхаясь от тепла, распиравшего грудь.

– Она твоя точная копия! – Света смотрит на спящую под боком дочь, нежно улыбаясь. Крохотное личико, тонкие черты лица, слегка смазанные младенческой полнотой, каштановые прядки и аккуратная родинка под губой. Кончиком пальца Света едва касается её, боясь разбудить малышку. Никита, лежащий за спиной Светы, осторожно поглаживает её плечо, изредка целуя, боясь вздохнуть слишком громко. Счастье распирает изнутри, душит, и хочется зажмуриться, вжать его, вплавить в себя и сохранить навечно. При взгляде на собственное крохотное продолжение дрожит каждый нерв, каждая клетка – Никита никогда не думал, что можно так сильно любить кого-то.

Нежные касания по плечу, предплечью, от локтя к запястью – он гладит Свету невесомо, боясь сжать и причинить боль. Боясь, что она рассыплется на сотню, тысячу крохотных осколков. В ушах до сих пор звучат её крики, хотя прошло уже несколько дней. Сердце до сих пор сжимается от страха за её жизнь, в памяти – мольбы: только бы с ней всё было хорошо. А дети… Да Бог с ними, с детьми.

Но сейчас он смотрит на живое, реальное свидетельство их любви, смотрит и не может наглядеться. Одновременно боится – коснуться, взять на руки. А вдруг что-то сделает не так? Только и может, что смотреть через чужое плечо и не дышать.

– У неё родинка точь-в-точь как у тебя, – шепчет Света.

Его пальцы чертят кривую линию по спине к ягодице, слегка надавливают, безошибочно находя место, где находится небольшая родинка, которую он так любит целовать.

– Эту я пока люблю больше.

Света поворачивается к нему, мягко улыбается, кончиком пальцев касаясь родинки под его губой.

– А я – эту. Интересно, сколько сердец разобьёт Алинкина.

– Я не разбил ни одного. – Никита вдавливает её в кровать, накрывая собой. Алина тут же хныкает, тихо, сонно, давая понять, что внимание мамы нужно именно ей, а не какому-то непонятному папе.

Никита взмахнул рукой, когда она заметила его, и несколько секунд с замиранием сердца следил, как приближается слишком довольно улыбающаяся дочь.

– Тебя выпустили с работы? – она тряхнула головой, смахивая каштановую чёлку в сторону, и сверкнула болотно-серыми глазами.

– Никому не говори, – Никита склонился к ней, доверительно шепнув на ухо: – Я сбежал.

– Разве так можно? – тут же округлила глаза Алина.

– Если очень сильно захотеть. – Никита улыбнулся и растрепал уложенные волосы на макушке.

– Ну па-ап, – тут же недовольно протянула Алина, но не отошла. Улыбнулась шире, послала торжествующий взгляд подругам, завистливо перешептывающимся в стороне.

– Как дела? – небрежно поинтересовался Никита, засовывая руки в карманы. Пальто хлопнуло по ногам, солнце отразилось в массивных часах.

– Порядок. – Алина прищурилась, глядя в небо, и вдруг стала слишком серьёзной. – Вы с мамой поругались?

– С чего ты взяла?

– Среди учебного года нас редко отправляют к бабушке с дедушкой. А ещё, – она вздохнула, – вы почти не разговариваете. Значит, поругались.

– Это так заметно? – Никита почесал затылок, улыбнулся неловко.

– Пап, я не слепая. – Алина укоризненно взглянула на него и упёрла руки в бока. – Так что, я права?

– Мама ещё ничего тебе не сказала, да? – обречённо вздохнул он, кладя руку на её плечо и уводя со школьного двора.

– Сказала что? – насторожилась она.

– Мы пока что решили пожить отдельно. – Он замер, ожидая реакции, осторожно спросил: – Тебя это пугает?

– Не знаю, – после непродолжительного молчания ответила Алина. – Должно?

– Не знаю, – в тон ей ответил Никита и тихо вздохнул. – Просто хочу, чтобы вы знали: на вас с Лёвкой это никак не отразится.

– Звучит так, как будто вы решили развестись. – Алина замолчала и вдруг громко шмыгнула носом. – Я люблю тебя, пап.

Никита приподнял подбородок двумя пальцами. Сощурил глаза.

– Хочешь, пойдём и съедим две порции сладкой ваты?

– Я уже взрослая, пап. Какая вата? – Она посмотрела на него, как на ребёнка, укоризненно склонив голову набок.

– Взрослая? – Никита обескураженно посмотрел на неё, моргнул. – Надо же, а я и не заметил, как ты выросла. Тогда, – он легко поднялся и протянул руку, – может, сходим выпьем кофе в новой кофейне? – И тут же добавил с лёгкой хитринкой: – Говорят, там подвешивают вату прямо над кружкой.

– И что? – Алина подхватила его под руку.

– И она тает, капая прямо в кофе. – Никита выдохнул, слабо сжал ладошку. – А потом сходим в зал. Хочешь, я тебя потренирую?

Никита давно не находил времени на тренировки с детьми, а ведь когда-то сам водил Алину на карате. Прежде они подолгу спарринговали, он учил её новым приёмам, радовался успехам… Может, теперь самое время навёрстывать упущенное…

Глава 7

Света мерила шагами гостиную: дети должны были вернуться с минуты на минуту. Речь была подготовлена, фразы выверены до миллиметра, только проще не становилось. Ей всё ещё было холодно: внутри, тем леденящим холодом, от которого некуда скрыться. Она чувствовала себя глубоко больной, только излечить это простым прикосновением не получалось. Холод шёл из глубины души, леденил глотку – даже странно, что из горла не вырвались облачка пара.

– Алина, ты почему одна?! А где Лёва? – Света метнулась к дочери, но замерла, наткнувшись на такой знакомый взгляд в чужих глазах. Будто Никита смотрел прямо на неё, осуждая.

– Ты всё испортила. – Разувшись, Алина прошла в дом, толкнула плечом, проходя на кухню. – Ты выгнала папу из дома. Теперь довольна?!

– О чём ты… – растерявшись поначалу, Света быстро взяла себя в руки. – Что за глупости! Никто не выгонял папу, с чего ты взяла?

– Я видела его сегодня! Он сказал, что теперь вы живёте отдельно! Мам! – голос зазвенел, Алина зло смахнула слёзы. – Как ты могла?!

– Что ещё тебе сказал папа? – ледяным тоном спросила Света.

– Ничего! Он ничего мне не сказал, но я не глухая и не слепая! Я выросла, мам, а ты не заметила! Думаешь, я не слышала, сколько ты на него кричала, как ты хотела, чтобы он ушёл? Теперь довольна, да? Довольна?!

Сорвавшись с места, она промчалась по коридору и хлопнула дверью в свою комнату. Света попыталась вздохнуть, подавилась воздухом, протолкнула в глотку вместе с острым комком. Прижала ладони к горлу – сердце колотилось между ключиц. Дочь умело надавила на все болезненные точки, но разве Света имела право злиться на неё? Слабость разлилась под коленями, вынуждая опуститься на стул. Щёки пульсировали, и, приложив к ним ладони, Света с удивлением почувствовала слёзы. Спешно их смахнула: вернулся Лёва.

– Мама? – он склонил голову набок, и снова по сердцу полоснуло острым – ещё одна копия мужа. – Что случилось? Ты что, плачешь?

– Нет. – Света даже помотала головой для надёжности, пока слёзы текли безостановочно, капали на раскрытые ладони, лежащие на коленях.

– Это папа, да? – моментально подобрался Лёва, хмурясь серьёзно, слишком серьёзно для десятилетнего ребёнка. – Он опять что-то сделал не так?

– Нет, – попыталась улыбнуться Света, но губы задрожали и скривились, выпустив первый тихий всхлип.

– Не плачь, – Лёва обнял порывисто, крепко, утыкаясь в грудь. – Не плачь, мамочка.

Света судорожно обняла его, зажмурилась, целуя светлую макушку, прикусила губу, заполняя рот металлическим привкусом.

– Мы с папой пока поживём раздельно, – хрипло прошептала и замерла. Лёва тоже застыл, но в следующую секунду обнял ещё крепче, проговорил приглушённо:

– Я всегда буду рядом. Никогда от тебя не уйду.

Потом выпрямился, всё ещё хмуря брови, упрямо вскинул подбородок и посмотрел на Свету.

– Папы всё равно никогда не бывало дома, да? Ничего не изменится.

Хотелось что-то сказать. Сказать, как сильно она любит его прямо сейчас, в этот момент. Но Света не могла доверять собственному голосу, поэтому только кивнула и растрепала торчащие в разные стороны пряди. Когда Алина вышла из комнаты, стол уже был накрыт и Лёва, болтая ногами на высоком стуле, рассказывал о том, как прошёл день. Не оборачиваясь, Света мешала салат и не остановилась даже когда дочь встала прямо за спиной.

– Прости, – глухо проговорила она. – Прости, что накричала. Я понимаю, тебе тяжело. И папе тоже тяжело.

Медленно отложив в сторону ложку, Света обернулась и улыбнулась, светло, мягко.

– Я не злюсь. Правда. – Обняла, притянула к себе, чувствуя, как резко расслабились плечи Алины, и вся она вжалась в неё с такой силой, что затрещали рёбра.

– У нас всё будет хорошо, – всхлипнула Алина и тут же выпрямилась, стыдясь прорвавшейся наружу слабости. – Папа так говорит, значит, так и будет.

Ей он когда-то тоже постоянно говорил «всё будет хорошо». Улыбка померкла, Света кивнула и повернулась к салату, гася вспышку раздражения. Никита умеет быть обходительным, правильным, ласковым. Когда-то точно умел, а теперь с ней разучился. Беззвучно вздохнув, Света повела плечами, сбрасывая лишние мысли, и, подхватив салат, бодро воскликнула:

– Ну что, давайте ужинать?

Дома было холодно и пусто, тени скользили по стенам, резные, прочерченные светлым. Никита разулся, щёлкнул выключателем, прошёл на кухню. По пути заглянул в магазин и теперь доставал продукты, привычно сортируя овощи, рыбу, мясо и рис. Готовить не было никакого желания, но диета из алкоголя всё же непозволительная роскошь в его возрасте. В желудке одиноко плескался кофе, выпитый днём с Алиной. Тепла от этой встречи хватило на час, а потом снова стало холодно. Игнорируя удивлённые взгляды бабушек, сидящих на лавочке у подъезда, Никита невозмутимо смотрел прямо перед собой, делал вид, что не слышит чужих мыслей, проступающих на лицах: он шёл в старую квартиру, держа в руках бумажный пакет, из которого торчал хвост лука-порея. Ещё день, другой, и по городу расползутся слухи, ударят больно и по Свете, и по детям. И у него не было ни сил, ни желания придумывать истории и искать какие-то оправдания. Люди расходятся, это бывает.

Вскоре квартиру заполнил аромат жаренной рыбы, забулькал рис, острый запах свежих овощей защекотал ноздри. Никита нарезал огурцы, ровно столько, сколько съест за один раз, выкладывал их на тарелку к уже порезанным помидорам и косился на лук, вспоминая, зачем вообще решил его купить. Пожалуй, стоит купить телевизор, чтобы хоть кто-то разговаривал за спиной, а пока он включил старенькое радио, и тихий, потрескивающий голос поплыл по кухне. Почти уютно.